– Чем ты так занята, мам? Не можешь сказать пару слов дочери, потому что по радио передают твою любимую мелодию? «Тема Лары» тебе дороже родной плоти и крови?
Наконец Мюриэл вешала трубку, но сосредоточиться на ужине ей редко когда удавалось. То заглянет подруга, молодая толстуха Бернис, служившая в энергетической компании, – усядется и смотрит всем в рот. То в кухонную дверь постучат соседки и прутся прямиком к столу:
– Мюриэл, у тебя случайно не завалялся купон на лечебные чулки? Ты вон какая молодая да стройная, они ж тебе без надобности.
– Мюриэл, в субботу утром мне к зубному, ты меня не подбросишь?
Женщина с собственной машиной здесь была в диковину, и вся улица прекрасно знала о договоренности с механиком. По воскресеньям, когда машиной весь день владел Доминик, никто не беспокоил Мюриэл просьбами, но в понедельник уже с утра выстраивалась очередь:
– Доктор велел подъехать и показать мою…
– Я обещала свозить деток…
Если Мюриэл была занята, Мэйкона ни о чем не просили. Он все еще считался чужаком, его окидывали быстрым взглядом, но потом делали вид, как будто его вообще нет в комнате. Даже Бернис его стеснялась и избегала называть по имени.
Все расходились по домам, когда по телевизору начинался лотерейный тираж. Мэйкон обнаружил, что здешнюю жизнь регламентировала телепрограмма. Новости еще могли пропустить, но розыгрыш лотереи, «Вечерний журнал» и следующие за ним развлекательные шоу – никогда. Александр смотрел эти программы, а вот Мюриэл – нет, хотя уверяла, что смотрит. Сидя перед телевизором, она болтала, или красила ногти, или читала какую-нибудь статью.
– Надо же! «Как увеличить свой бюст».
– Тебе не надо увеличивать бюст, – отзывался Мэйкон.
– «Роскошные густые ресницы всего за шестьдесят дней».
– Тебе не нужны густые ресницы.
Мэйкона абсолютно все устраивало. Жизнь его как будто зависла в полной статике.
Потом он выводил Эдварда на последнюю прогулку. Ему нравился вечерний вид окрестностей. Матово-перламутровое небо, слишком светлое для звезд, темные размытые контуры домов. Из окон чуть слышно доносились музыка, ружейная пальба, лошадиное ржанье. Мэйкон смотрел на окно Александровой спальни и видел Мюриэл, стелившую постель, – четкий изящный силуэт, словно вырезанный из черной бумаги.
В среду с утра и до самого вечера валил густой снег. Крупные хлопья, похожие на белые вязаные рукавички, укрыли грязную наледь, смягчили резкие очертания улицы и нарядили урны в круглые шапки. Домохозяйки, ежечасно обметавшие ступени крыльца, не могли угнаться за метелью и к вечеру, сдавшись, засели в домах. Ночью город казался сиреневым. Стояла мертвая тишина.
Наутро Мэйкон проснулся поздно. Мюриэл рядом не было, только играло радио на ее тумбочке. Диктор устало извещал, что школы и фабрики закрыты, доставка горячей пищи престарелым и инвалидам приостановлена. Впечатляло количество дел, запланированных именно на сегодня: обеды, лекции, митинги протеста. Надо же, какая энергия, какая живость! Мэйкон даже слегка возгордился, хотя не собирался участвовать ни в одном из перечисленных мероприятий.
Тут до него дошло, что снизу доносятся голоса. Значит, Александр уже проснулся, а он еще здесь, застрял в спальне Мюриэл.
Мэйкон поспешно оделся и, убедившись, что горизонт чист, проскочил в ванную. Потом, стараясь не скрипеть половицами, спустился по лестнице. Из-за снежного покрова в гостиной было необычно светло. На разложенном диване высился ворох простыней и одеял – уже несколько дней тут ночевала Клэр. Мэйкон пошел на голоса, доносившиеся из кухни. Александр ел оладьи, которые пекла Клэр, Мюриэл, как всегда по утрам, хмурая, горбилась над чашкой кофе. На пороге черного хода Бернис обивала снег с ног.
– И вот, значит, мама спрашивает: что это за парень тебя подвез? – рассказывала ей Клэр. – Это не парень, говорю, это Джози Тэпп с ирокезом. А она мне: думаешь, я поверю твоим вракам? Ну все, говорю, хватит! Допросы! Комендантский час! Подозрения! Сажусь в автобус и еду сюда.
– Предки боятся, ты пойдешь по стопам Мюриэл, – откликнулась Бернис.
– С Джози Тэппом? Боже ты мой!
Все посмотрели на Мэйкона.
– Привет, – сказала Клэр. – Оладьи будешь?
– Нет, спасибо. Я выпью молока.
– Горячие, вкусные.
– Мэйкон говорит, от сладкого натощак заработаешь язву. – Мюриэл баюкала чашку в ладонях.
– А вот я не откажусь. – Бернис прошла к столу и выдвинула стул. Эдвард облизывал снежные ошметки, отвалившиеся с ее подошв. – Александр, будем лепить снеговика. Снегу навалило фута на четыре.
– Улицы-то расчистили? – спросил Мэйкон.
– Смеетесь, что ли?
– Даже газету не смогли доставить, – сказал Александр. – А Эдвард чуть не свихнулся – не понимал, куда ему идти.
– На улицах полно брошенных машин, – сообщила Бернис. – По радио сказали, вообще никто никуда не выходит.
Не успела она договорить, как Эдвард залаял и бросился к двери черного хода. Там маячила чья-то фигура.
– Это еще кто? – удивилась Бернис.
Мюриэл притопнула, Эдвард лег, но тявкать не перестал. Мэйкон открыл дверь и нос к носу столкнулся с Чарлзом, в шапке с козырьком и ушами смахивавшим на побродяжку.
– Чарлз? – опешил Мэйкон. – Каким ветром?
Чарлз вошел в кухню, привнеся обнадеживающий аромат свежего снега. Гавканье сменилось радостным визгом.
– Я за тобой, – сказал он. – Дозвониться до тебя невозможно.
– Зачем я тебе понадобился?
– Позвонил твой сосед, Гарнер Болт, сказал, в твоем доме лопнули трубы или еще что-то, все залито водой. Я с утра тебе названивал, но телефон постоянно занят.
– Это я сняла трубку, чтоб предки меня не доставали. – Клэр поставила блюдо с оладьями на стол.
– Клэр, сестра Мюриэл, – представил ее Мэйкон. – Это Александр, а это Бернис Тилгман. Мой брат Чарлз.
Чарлз как будто растерялся.
Немудрено, компания выглядела странно. Клэр, не изменявшая своим вкусам, была в розовом купальном халате поверх истертых джинсов, заправленных в высокие сапоги с бахромой и на шнуровке. Бернис мало чем отличалась от лесоруба. Александр сидел аккуратным паинькой, но облегающий шелковый халат Мюриэл был на грани приличия. Кроме того, из-за тесноты казалось, что в кухне толпа народу. Да еще Клэр размахивала лопаткой, брызгая жиром.
– Хотите оладий, Чарлз? – спросила она. – Апельсиновый сок? Кофе?
– Нет, спасибо. Мне уже надо…
– Я знаю, вы хотите молока. – Мюриэл встала, не забыв, слава богу, запахнуть халат. – И наверняка не употребляете сладкое натощак.
– Нет, я вправду…
– Делов-то! – Она достала упаковку из холодильника. – Кстати, как вы сюда добрались?
– На машине.
– Я думала, дороги завалены снегом.
– Ничего, проехать можно, – сказал Чарлз, принимая стакан молока. – Труднее было отыскать ваш дом. – Он посмотрел на Мэйкона: – Я глянул карту, но, видимо, спился.
– Что-что? – не поняла Мюриэл.
– Сбился он, – пояснил Мэйкон. – А что конкретно сказал Гарнер?
– Он увидел, что окно гостиной все в каплях изнутри. Заглянул – с потолка льется вода. Говорит, так уже, наверное, давно. Помнишь, на Рождество ударил мороз?
– М-да, скверно, – сказал Мэйкон и пошел за пальто.
Когда он вернулся, Мюриэл уговаривала Чарлза:
– Может, отведаете оладий? Теперь уже будет не натощак.
– Я штук шесть умяла, – поделилась Бернис. – Не зря меня кличут толстозадой.
– Я… э-э… – Чарлз беспомощно взглянул на брата.
– Нам надо ехать, – сказал Мэйкон. – Машина у черного хода?
– Нет, у парадного. Там звонок не работает, поэтому я обошел вокруг. – В голосе Чарлза слышался сдержанный упрек.
– Конечно, дом-то – развалина, – направляясь к выходу, беспечно ответил Мэйкон. Он как будто хвастал – мол, тут я свой, могу так говорить.
Снегу намело столько, что дверь открылась с трудом, а крыльцо исчезло под сугробом, по которому братья буквально съехали, надеясь избежать ушибов. Под солнцем искрился белый покров. Мэйкон мгновенно набрал снегу в ботинки, вначале это даже как-то взбодрило, но очень скоро от холода заломило ступни.
– Наверное, лучше поехать на двух машинах, – сказал Мэйкон.
– Почему это?
– Тогда не придется отвозить меня обратно.
– Нет, лучше ехать в одной машине – будет кому толкать, если вдруг застрянем.
– Ну поехали на моей.
– Моя-то уже обметена.
– Но тогда я заброшу тебя домой, избавлю от лишней ездки.
– А моя машина, значит, пусть кукует на Синглтон-стрит?
– Перегоним ее, когда расчистят дороги.
– Но моя-то уже прогрета!
Неужели они всю жизнь вот так вот? Мэйкон рассмеялся, но Чарлз напряженно ждал ответа.
– Ладно, едем на твоей, – сказал Мэйкон. Они сели в «фольксваген» Чарлза.
Брошенных машин и впрямь было много. Там и сям высились безликие белые курганы, улица напоминала реку с дрейфующими лодками, меж которыми ловко лавировал Чарлз. Он ехал медленно и рассказывал о Розиной свадьбе:
– Апрель, говорим мы, уж очень ненадежный месяц. Погоди маленько, коль тебе угодно венчаться на свежем воздухе. Но она уперлась – нет, рискну, я уверена, погода не подведет.
Заснеженный джип перед ними (других машин на ходу так и не встретилось) вдруг заскользил вбок. По широкой дуге Чарлз плавно его объехал.
– Где они собираются жить? – спросил Мэйкон.
– Наверное, у Джулиана.
– В его холостяцком доме?
– Нет, он уже переехал, снял квартиру рядом с отелем «Бельведер».
– Понятно, – сказал Мэйкон, хотя не мог представить Розу в любой квартире. Она вписывалась только в дедовский дом с его лепниной и тяжелыми драпировками на окнах.
Город откапывался: народ рыл траншеи к припаркованным машинам, скреб ветровые стекла, расчищал тротуары. В этом было что-то праздничное, люди перекликались, махали друг другу. Один человек расчистил не только дорожку к дому, но и кусок тротуара и теперь на мокром бетоне отбивал беззвучную чечетку. Заметив Чарлза и Мэйкона, он остановился и крикнул: