Наконец Эдвард справил свои дела и кинулся домой. В кухне Мэйкон положил зонтик в раковину и, присев на корточки, старым полотенцем стал вытирать пса. Сначала энергично, потом все медленнее. А затем и вовсе сел на пол и скомкал полотенце, вдыхая жестяной запах мокрой собачьей шерсти.
Когда он спросил Сару, появился ли у нее кто-нибудь, она ответила «Да вроде нет». Что именно она хотела этим сказать?
Дождь перестал. С Эдвардом на поводке они пошли по магазинам. Мюриэл хотела домашние туфли с опушкой.
– Красные. Высокий каблук. Острые носы, – сказала она.
– Зачем такие-то, бог ты мой? – спросил Мэйкон.
– Чтоб в воскресные утра цокать по дому. Только представь! Жалко, я не курю. У Александра аллергия на табачный дым, а то бы я курила.
– В своем золотисто-черном кимоно. – Мэйкон легко представил эту картину.
– Точно.
– По-моему, туфлями с опушкой уже не торгуют.
– В комиссионках торгуют.
– Ну ладно.
С недавних пор Мэйкон и сам полюбил комиссионки. Там в океане пластмассового барахла он отыскал складной плотницкий метр из самшита, хитроумную машинку на колесиках для безотходной нарезки печенья и миниатюрный медный уровень для набора Александровых инструментов.
На улице было тепло и сыро. Миссис Батлер поднимала поникшую герань в импровизированной клумбе – беленной известью автомобильной покрышке. Миссис Патель в кои-то веки сменила яркое сари на неромантические джинсы от Кельвина Кляйна, тесно облегавшие ее формы, и сгоняла лужу с крыльца. А миссис Сэддлер на тротуаре дожидалась, когда откроется скобяная лавка.
– Мюриэл, тебе Доминик случайно не попадался? – спросила она.
– Нет, не видела.
– Он не ночевал дома. Этот парень меня в могилу сведет. – Миссис Сэддлер посмотрела на Мэйкона: – Вообще-то он хороший, но, знаете, баламут. Когда он дома, нет от него покою, топочет своими сапожищами, а как уйдет – точно в воду канет. И сразу в доме так пусто. Только эхо гуляет.
– Никуда он не денется, – сказала Мюриэл. – Вечером придет за машиной, его очередь.
– Из-за машины этой я скоро умом тронусь. Как где сирена завоет, сразу думаю, не с ним ли чего? Он же гоняет как бешеный! Шалопутных девок катает!
Хозяин уже открыл лавку и теперь опускал маркизы, но миссис Сэддлер так и стояла на тротуаре, рассеянно теребя в руках кошелек.
Перед магазином «Старье» Эдварду приказали ждать. Он обреченно сел, а Мюриэл с Мэйконом вошли внутрь. Мюриэл стала копаться в груде старой разношенной обуви, принявшей форму ног прежних хозяев, потом разулась и влезла в пару серебристых вечерних туфель.
– Что скажешь, Мэйкон? – спросила она.
– По-моему, ты нацеливалась на домашние туфли.
– Но как тебе эти?
– Без них я проживу.
Мэйкон уже истомился в магазине, где торговали только шмотками. Мюриэл бросила туфли обратно в кучу. Потом они зашли в соседний магазин «Гаражная распродажа». Там Мэйкон попытался измыслить применение заржавевшей железной картотеке, которую раскопал в груде колесных цепей. Может, как-нибудь сгодится для работы над путеводителями? И поспособствует налоговым вычетам? Мюриэл отыскала желто-коричневый чемодан с закругленными углами, смахивавший на недососанную карамельку.
– Стоит взять? – спросила она.
– Ты же хотела домашние туфли.
– Так для путешествий.
– С каких это пор ты путешествуешь?
– Я знаю, куда ты поедешь в следующий раз. – Мюриэл подошла к Мэйкону. Чемодан она держала перед собой, обеими руками ухватившись за его ручку. Сейчас она напоминала девчонку, которая на остановке ждет автобус или, скажем, голосует на шоссе. – И хотела попроситься с тобой.
– В Канаду?
– Нет, после Канады. Во Францию.
Мэйкон отставил картотеку. При упоминании Франции настроение его всегда портилось.
– Джулиан говорил, – напомнила Мюриэл. – Сказал, пора опять сгонять во Францию.
– Ты же знаешь, мне не по карману поездки вдвоем.
Мюриэл вернула чемодан на место, они вышли на улицу.
– Только в этот раз. – Мюриэл семенила рядом с Мэйконом. – Выйдет не очень дорого.
Мэйкон натянул поводок, призывая Эдварда встать.
– Выйдет втридорога, – сказал он. – Я уже не говорю о том, что ты прогуляешь работу.
– Не прогуляю. Я уволилась.
– Уволилась? – вытаращился Мэйкон.
– Ну да, из «Мяу-Гав». А насчет заказов Джорджу и дрессировки я договорюсь. На время отъезда можно просто…
– Ты уволилась из «Мяу-Гав»?
– А что такого?
Мэйкон не смог бы объяснить, почему ему вдруг стало так тяжко.
– Платили там не особо, – сказала Мюриэл. – А теперь ты покупаешь продукты, помогаешь с квартплатой и прочим, так что в деньгах-то я не нуждаюсь. И потом, эта работа отнимала столько времени, которое я могла бы посвятить тебе и Александру. Я же приходила домой фигурально мертвая от усталости.
Миновали салон красоты, предлагавший «химию», страховое агентство, мастерскую по удалению лакокрасочного покрытия. Эдвард заинтересованно глянул на толстого кота, на капоте пикапа нежившегося под солнышком.
– Буквально, – сказал Мэйкон.
– А?
– Ты приходила буквально мертвая от усталости. Нельзя быть такой небрежной, Мюриэл. И такой расхлябанной. Как ты могла просто взять и уволиться? Как тебе это в голову пришло? И даже не посоветовалась!
– Ой, да ладно тебе переживать из-за ерунды! – сказала Мюриэл.
Они подошли к ее любимой комиссионке – безымянной нише в стене и безалаберному скопищу пыльных шляп в витрине. Мюриэл шагнула к двери, Мэйкон остался на тротуаре.
– Ты не пойдешь? – спросила она.
– Здесь подожду.
– Там же полно всяких штуковин!
Мэйкон промолчал. Мюриэл вздохнула и скрылась за дверью.
С ее уходом как будто тяжелая ноша свалилась с плеч.
Мэйкон присел на корточки, почесал Эдварда за ушами, потом встал и изучил выгоревший предвыборный плакат, словно тот скрывал в себе какую-то важную информацию. Мимо прошли две негритянки, волоча за собой проволочные тележки с бельем в стирку. «День стоял теплый, вот как нынче, а она вырядилась в толстенную шубу…»
– Мэй-кон!
Он оглянулся на дверь магазина.
– Эй, Мэ-эй-кон!
Красная войлочная кукла-рукавичка широко разевала рот:
– Пожалуйста, не сердись на Мюриэл!
Мэйкон застонал.
– Зайди в этот чудесный магазин, – не отставала кукла.
– По-моему, собаке это не нравится, Мюриэл.
– Тут полно всякой всячины! Клещи, гаечные ключи, рейсшины… Есть бесшумный молоток.
– Что?
– Он не стучит. Можно среди ночи забивать гвозди.
– Послушай…
– А еще лупа, вся в трещинах и царапинах, но когда через нее смотришь на что-нибудь сломанное, оно кажется целехоньким.
– Хватит, Мюриэл.
– Я не Мюриэл, я Варежка-Раззява! – сообщила кукла. – Ты забыл, что Мюриэл нигде не пропадет? Если захочет, она завтра же найдет себе новую работу. Давай, заходи! Ну заходи же! Тут есть перочинный ножик с собственным точилом.
– О господи ты боже мой!
Не сдержавшись, Мэйкон засмеялся.
И вошел в магазин.
В последующие дни Мюриэл вновь и вновь напоминала о Франции. Она прислала Мэйкону анонимное письмо, наклеив вырезанные из журнала буквы: Не ЗаБудь кУПИТЬ Билет на самОЛЕт для МюРиэл. (Предательский журнал с искромсанными страницами так и лежал на кухонном столе.) Потом попросила Мэйкона достать ключи из ее сумочки, и он увидел два цветных квадратика мелованной бумаги, с которых щурилась Мюриэл. Явно фото на паспорт. Мюриэл нарочно оставила их в сумке и внимательно следила за его реакцией. Но Мэйкон лишь выронил ключи в ее ладонь, ни слова не сказав.
Она вызывала восхищение. Такого бойца еще поискать. Однажды поздним вечером они пошли в магазин за продуктами, и на обратном пути дорогу им заступил парень, вынырнувший из темного проулка.
– Гони сюда сумочку, – приказал он Мюриэл.
Грабитель был совсем юнец, но Мэйкон растерялся и окоченел, прижав пакет с продуктами к груди.
– Черта лысого! – ответила Мюриэл и, крутанув сумочку, точно кистень, заехала ею парню в челюсть. Тот схватился за лицо. – Вали домой – или пожалеешь, что на свет появился!
Изумленный пацан смылся мгновенно.
Отдышавшись, Мэйкон выговорил ей за безрассудство:
– Он мог быть вооружен! Могло случиться что угодно! Подростки еще безжалостнее взрослых, в газетах все время об этом пишут.
– Но обошлось ведь, – сказала Мюриэл. – Чего ты так злишься?
Мэйкон и сам не знал. Наверное, он злился на себя. Он даже не попытался ее защитить, не проявил себя сильным рыцарем. Он слишком долго соображал, а вот она ни секунды не раздумывала. И даже ничуть не удивилась. Похоже, в равной степени она готова к встрече с соседкой, бродячей собакой и грабителем. Мэйкону было стыдно и унизительно. А Мюриэл шла и напевала «Большую пеструю птицу», как будто не произошло ничего особенного.
– По-моему, Александра учат скверно, – как-то раз сказал Мэйкон.
– Да все нормально.
– Сегодня мы с ним покупали молоко и я попросил его посчитать, сколько нам причитается сдачи. Он смотрел на меня как баран на новые ворота. Он даже не слышал о вычитании.
– Мальчик всего лишь во втором классе, – сказала Мюриэл.
– Я думаю, надо перевести его в частную школу.
– Частная школа стоит денег.
– Ну и что? Я оплачу.
Мюриэл перестала переворачивать бекон в сковородке и подняла взгляд:
– Что ты сказал?
– Что?
– О чем ты говоришь, Мэйкон? Хочешь сказать, ты решился?
Мэйкон откашлялся.
– В смысле? – спросил он.
– Александру учиться еще десять лет. Ты хочешь сказать, что все это время будешь рядом?
– Кхм…
– Я не могу по твоему капризу отдать сына в школу, из которой потом его придется забрать.
Мэйкон молчал.
– Скажи мне только одно: ты представляешь, что когда-нибудь мы поженимся? То есть после того как ты оформишь развод.
– Понимаешь, Мюриэл…
– Нет, не представляешь. Ты сам не знаешь, чего ты хочешь. Сейчас я тебе мила, а через минуту уже нет. То стесняешься появляться со мной на людях, то я – лучшее, что было в твоей жизни.