Мэйкон вылупился. Ему в голову не приходило, что она видит его насквозь.
– Ты думаешь, сможешь так день за днем кантоваться без всяких планов? Может, завтра ты здесь будешь, а может, и нет. Может быть, возьмешь и вернешься к Саре. Да, да! Я все видела на Розиной свадьбе. Не думай, что я не заметила, как вы с Сарой смотрели друг на друга.
– Я только хочу сказать… – начал Мэйкон.
– А я хочу сказать, – перебила Мюриэл, – осторожнее с обещаниями моему сыну. Не надо обещать того, что не собираешься выполнять.
– Да я просто хочу, чтобы он научился вычитать!
Мюриэл не ответила, и последнее слово еще секунду звенело в воздухе. Вычитать. Плоский, резкий, пустой звук, от которого испортилось настроение.
Ужинали в гробовом молчании, даже Александр притих и вышел из-за стола, едва расправился с сэндвичем. Потом Мэйкон слонялся по кухне. Мюриэл напустила воды в мойку.
– Давай я буду вытирать, – сказал Мэйкон.
Не говоря ни слова, Мюриэл развернулась и швырнула мокрую губку ему в лицо.
– Ты что? – опешил Мэйкон.
– Уйди! – крикнула Мюриэл. На ресницах ее дрожали слезы, она отвернулась и сунула руки в горячую воду, почти кипяток, исходивший паром.
Мэйкон ретировался. Он прошел в гостиную, где Александр смотрел телевизор. Мальчик молча подвинулся, освобождая ему место на диване. Он явно слышал крик матери и теперь напрягался при всяком звяканье, доносившемся с кухни. Через некоторое время там все стихло. Мэйкон и Александр переглянулись. Тишина, только слышался одинокий бубнящий голос. Мэйкон встал и, мягко ступая, сторожко пошел в кухню, точно кот, спрыгнувший с чьих-то коленей.
По телефону Мюриэл оживленно говорила с матерью, только голос ее чуть-чуть сипел, словно она недавно оправилась от простуды.
– И вот, значит, я спрашиваю, что случилось с ее собакой, а хозяйка говорит: ничего такого. Я такая: но в чем дело-то? А она мне: да в общем-то ни в чем. Мэм, говорю, но для чего-то вы меня вызвали. Она мнется, мнется, а потом выдает: меня беспокоит, как мой песик ходит. А как он, спрашиваю, ходит? В смысле, говорит, как он ходит по-маленькому. Он присаживается, как девочка, а лапку не поднимает. Погодите, говорю, давайте уточним. То есть вы меня вызвали обучить вашего пса задирать лапу, когда он отливает?
Свободной рукой она жестикулировала, словно мать ее видела. Мэйкон сзади к ней подошел и обнял, Мюриэл к нему привалилась.
– С такими не соскучишься, – сказала она в трубку.
Ночью Мэйкону снилось, что он поехал за границу, но очутился в какой-то мешанине из всех стран, в которых побывал, и даже тех, где никогда не был. В стерильных просторах аэропорта Шарля де Голля чирикали птички, которых он видел в брюссельском терминале. Он вышел на улицу и оказался на Джулиановой зеленой карте Гавайев, где огромные танцоры в национальных одеждах приплясывали на отметках туристических достопримечательностей. В ухо бубнил его собственный голос, бесстрастный и монотонный: в Германии деловой путешественник должен быть пунктуальным, в Швейцарии принято являться за пять минут до назначенной встречи, в Италии опоздание на пару часов никого не удивит…
Мэйкон проснулся. Стояла кромешная тьма, но сквозь открытое окно слышались далекий смех, музыка и приглушенные веселые крики, словно где-то шла какая-то игра. Мэйкон сощурился на радиочасы: половина четвертого. Кто это затеял игру в такой час? Да еще на этой обветшалой печальной улице, где у всех все неладно, где мужчины заняты на беспросветной работе или вовсе ее не имеют, где женщины – толстухи, а дети – оболтусы? Но вот опять кто-то радостно гаркнул, кто-то запел. Мэйкон невольно улыбнулся. Потом обнял Мюриэл, закрыл глаза и до утра спал без сновидений.
В дверь позвонил почтальон, он вручил Мэйкону длинную, трубкой свернутую бандероль.
Разглядывая ярлык, Мэйкон вернулся в гостиную:
– Что это?
Мюриэл читала «Секреты красоты от звезд» в мягкой обложке.
– Открой – и узнаешь, – сказала она.
– Твоя затея?
Мюриэл молча перевернула страницу.
Наверное, очередная просьба о поездке во Францию, подумал Мэйкон. С одного конца распаковав бандероль, он вытряхнул глянцевую бумажную скатку. Развернул: цветная фотография двух щенят в корзинке, сверху надпись: «Витамины для питомцев от доктора Мака», внизу календарь на январь.
– Не понимаю, – сказал Мэйкон.
Мюриэл снова перевернула страницу.
– Зачем ты прислала календарь на этот год, если полгода уже прошло?
– Может, там что-нибудь написано? – сказала Мюриэл.
Мэйкон пролистал февраль, март, апрель. Ничего. Май. А вот июнь. На субботе красными чернилами накорябано: «Свадьба».
– Свадьба? – спросил Мэйкон. – Чья свадьба?
– Может, наша? – откликнулась Мюриэл.
– О господи…
– Будет год, как вы расстались. Можешь получить развод.
– Но, Мюриэл…
– Я всегда мечтала о свадьбе в июне.
– Мюриэл, пойми, я к этому не готов! И вряд ли когда-нибудь подготовлюсь. Я хочу сказать, супружество – не обыденность, а, скорее, исключение из правил. Может, бывают идеальные супружеские пары, но где они?
– Наверное, ты и Сара, – сказала Мюриэл.
Перед глазами Мэйкона возникло спокойное Сарино лицо, круглое, как маргаритка.
– Да нет… – тихо проговорил он.
– Ты жуткий эгоист! – выкрикнула Мюриэл. – Только о себе и думаешь! Сочиняешь кучу глупых отговорок, чтоб только не выполнить мое единственное желание!
Она отбросила книгу и кинулась наверх.
В кухне мышкой шуршал Александр, готовя себе полдник.
На пороге возникла заплаканная Клэр с чемоданом, из которого торчала защемленная одежда.
– С матерью я больше не общаюсь, – известила она, проходя в дом. – Рассказать, что произошло? У меня, значит, было свидание с парнем, Клодом Макьюэном, но маме я, конечно, ничего не сказала, она же трясется, как бы я не превратилась в Мюриэл, и вот вчера вечером он за мной заехал, я запрыгнула к нему в машину, а мать из окна углядела надпись на бампере – «Эджвуд». Клод учился в тамошней школе, но она решила, что речь об Эджвудском арсенале и кавалер мой, стало быть, военный. Я, значит, утром просыпаюсь, а мать как с цепи сорвалась, я знаю, орет, чем ты занималась! Всю ночь шлендала с генералом! Чего, говорю, с кем? Но ее же не остановишь, когда она взяла разгон. Ты, вопит, под домашним арестом пожизненно, только попробуй, визжит, с ним встретиться, и я оттащу его в трибунал, где с него сорвут погоны… Тут я вмиг собрала манатки…
Мэйкон слушал рассеянно, поглаживая Эдварда, вздыхавшего у его ног. Он вдруг увидел свою жизнь во всей ее удивительной полноте и богатстве. Хотелось кому-нибудь ее показать. Раскрыть ладонь и спросить: видали?
Нет, показать не кому-нибудь, а Саре.
Роза и Джулиан вернулись из свадебного путешествия и пригласили Мэйкона с Мюриэл на семейный ужин. В подарок хозяйке Мэйкон купил бутылку очень хорошего вина. Мюриэл заметила ее на столешнице:
– Что это?
– Вино для Розы с Джулианом.
Мюриэл посмотрела ценник:
– Тридцать шесть долларов девяносто девять центов!
– Ну да, французское.
– Я не знала, что вино может стоить тридцать шесть девяносто девять.
– Я подумал, мы в первый раз идем к ним в дом…
– Ты очень заботишься о своей родне.
– Конечно.
– А вот мне ты вина не покупал.
– Я думал, ты его не любишь. Ты говорила, от него зубы ноют.
Мюриэл промолчала.
Позже Мэйкон случайно увидел, что бутылка стоит в другом месте. Открытая. И ополовиненная. Рядом лежала пробка, насаженная на штопор. Матовый стакан источал виноградный запах.
– Мюриэл? – окликнул Мэйкон.
– Что? – отозвалась она из гостиной.
Мэйкон вошел в комнату. Мюриэл и Александр смотрели бейсбол.
– Ты пила вино, которое я купил?
– Да.
– Зачем?
– Ужасно захотелось попробовать. – Мюриэл сузила глаза и выставила подбородок.
Мэйкон понял, что его провоцируют. Он молча взял ключи от машины и поехал за новой бутылкой.
Собираясь на ужин, Мэйкон пребывал в смятении, словно Роза стала чужой. Одевался он дольше обычного, никак не мог выбрать рубашку, а Мюриэл, похоже, затруднялась с выбором платья: одно за другим надевала и снимала, на кровати и рядом с ней уже выросла яркая цветастая гора.
– О господи, да что ж я такая нескладеха! – вздыхала она.
Мэйкон молчал, сосредоточенно завязывая галстук. С фото, воткнутого под рамку зеркала, ему улыбалась малышка Мюриэл. На краю снимка виднелась дата: «Авг. 60». Тысяча девятьсот шестидесятый.
Ей было два года, когда Мэйкон и Сара сговорились о свадьбе.
В гостиной Доминик Сэддлер и Александр сидели на диване.
– Вот, значит, полировочный воск, – говорил Доминик, вертя банку в руках. – Только он годится для полировки тачки. А вот у нас пеленка. Из пеленок выходят самые лучшие тряпки, потому как никакого ворса. Обычно я разом закупаю дюжину в «Сирсе и Робаке». И еще нужна замша, понял? И вот когда всем этим запасся, берешь ящик отменного пивка, подружку и катишь на водохранилище. На солнышке расположишься, скинешь рубашку и на пару с подругой полируешь. Я не знаю, как еще лучше провести весенний денек.
Видимо, это его вариант сказки на ночь, подумал Мэйкон. Нынче Доминик был нянькой Александра. (Двойняшки Батлер упорхнули на свидания, Клэр встречалась с Генералом – теперь именно так все величали ее ухажера.) В оплату трудов Доминик на неделю получал машину Мюриэл, ибо деньги его не прельстили бы. И вот теперь он уселся рядом с Александром: на коленях пеленка, литые мышцы обтянуты футболкой с надписью БОЕЦ ДЛЯ ДОСУГА, греческая морская фуражка, увенчанная значком метал-группы «Священник Иуда», сдвинута на затылок. Александр был очарован.
По лестнице простучали каблуки – Мюриэл сошла в гостиную и, выгнув шею, посмотрела, не вылезает ли комбинация из-под платья.
– Выгляжу нормально? – спросила она.
– Очень хорошо, – сказал Мэйкон. Он не лукавил, хотя вид ее был необычен. Видимо, образцом послужила Роза: волосы собраны в пучок, прямое серое платье с накладными плечами. Но туфли на шпильке – наверное, в ее гардеробе просто не было благоразумной школьной обуви в Розином стиле.