– А у вас? – поинтересовался Мэйкон.
– Нету, – сказал Брэд Фредерик.
Жена его застряла на полпути между девочкой и женщиной. Жесткое темно-синее платье и огромные белые туфли создавали впечатление, что дочка нарядилась в мамины вещи. Брэд и сам еще был мальчишкой. Когда все вышли во двор понаблюдать за приготовлением барбекю, он нашел в кустах фрисби и кинул его маленькой Далиле Карни. Белая рубашка его вылезла из брюк. Мэйкона огрело мыслью о Доминике Сэддлере. Вспомнилось, как после дедовой смерти Мэйкон чуть не плакал при виде всякого старика. Господи, еще немного – и он будет горевать по всему человечеству!
– Бросай мне! – крикнул он Далиле и, отставив херес, изготовился поймать фрисби. Вскоре в игре участвовали все, кроме жены Брэда, которая совсем недалеко ушла от детства и боялась в него возвращаться, чтоб не завязнуть там навеки.
За ужином Сью Карни усадила Мэйкона подле себя. Накрыла ладонью его руку и сказала, как это замечательно, что он и Сара во всем разобрались.
– Да, спасибо, – ответил Мэйкон. – Салат просто великолепный, Сью.
– У всех бывают взлеты и падения, – сказала Сью. На секунду Мэйкон подумал, она имеет в виду салаты, которые не всегда ей удаются. – Если честно, бывали времена, когда я сомневалась, что мы с Бобом уживемся. Казалось, мы держимся из последних сил, вы меня понимаете? Я говорила: «Привет, милый, как прошел день?» – но в душе себя чувствовала матерью погибшего героя.
Мэйкон вертел стакан, гадая, что он пропустил в ее логике.
– Я была точно женщина, у которой кто-то погиб на фронте, и теперь ей надо во весь голос поддерживать эту войну, а иначе придется признать, что потеря ее бессмысленна.
– Хм…
– Но это лишь мимолетное настроение.
– Да, конечно, – сказал Мэйкон.
Они с Сарой шли домой, вдыхая вечерний воздух, густой, как вода. Вокруг в свои жилища возвращались подростки, которым наказали быть дома не позже одиннадцати. Многие еще не доросли до водительских прав, их подвозили взрослые. Ребята выскакивали из машин и кричали: «Пока! Спасибо! Завтра позвони, ладно?» Звякали ключи. Возникали и тотчас исчезали полоски света у входных дверей. Отъезжали машины.
Мэйкон вывел Эдварда на последнюю прогулку. Затем попытался загнать домой кошку, но та, по-совиному таращась, упрямо сидела на подоконнике кухонного окна, и он оставил ее в покое. Потом прошел по дому и выключил свет. Когда он поднялся в спальню, Сара уже была в постели и, привалившись к кроватной спинке, пила содовую.
– Хочешь? – Она протянула ему стакан.
Мэйкон устало отказался и, раздевшись, скользнул под одеяло.
Звякал лед в стакане. Казалось, звук этот обретает некий смысл и с каждым звяканьем Мэйкон все глубже куда-то погружается. Потом он открыл какую-то дверь, прошагал по проходу и взошел на свидетельское место. Ему задали очень простые вопросы: какого цвета были колеса? кто принес хлеб? ставни были открыты или затворены? Он вправду не помнил. Старался, но не мог вспомнить. По извилистой дороге, какая бывает в сказках, его отвели на место преступления и приказали: расскажи все, что знаешь. Он не знал ничего. По лицам судей он понял, что теперь он не свидетель, а подозреваемый. Он ломал голову, но в ней было пусто. «Войдите в мое положение! – крикнул он. – Все это я выбросил из головы, постарался забыть! И не могу вернуть обратно». «Даже чтоб оправдаться?» – спросили его.
Мэйкон открыл глаза. Темнота, рядом тихо дышала Сара. Радиочасы показывали полночь. По домам расходилась молодежь, которой приказали вернуться до двенадцати ночи. Смех, крики, скрип покрышек и вой мотора машины, пытавшейся припарковаться. Постепенно все стихло. Мэйкон знал, что тишина продлится до часу ночи – предельного срока возвращения последней группы. Сперва он услышит обрывки мелодий, потом смех, захлопают дверцы машин и двери домов. Начнут гаснуть фонари на крылечках, и потолок в спальне потемнеет. В конце концов уснут все, кроме Мэйкона.
Глава двадцатая
Самолет до Нью-Йорка был как птичка, а вот лайнер в Париж оказался громадиной размером с дом. В салоне куча народу впихивала пальто и сумки на багажные полки, засовывала чемоданы под кресла, переругивалась и звала стюардесс. Орали младенцы, мамаши рявкали на детей.
Мэйкон занял свое место у окна, и почти сразу к нему подсела пожилая пара, говорившая по-французски. Мужчина устроился в соседнем кресле и неулыбчиво отвесил поклон. Потом он что-то сказал жене, и та передала ему холщовую сумку. Француз раздернул молнию и стал выгружать содержимое сумки себе на колени. Игральные карты, аптечка, степлер, молоток, лампочка… Зрелище завораживало. Мэйкон косился вправо, стараясь ничего не пропустить. Когда появилась мышеловка, он заподозрил, что сосед – сумасшедший, хотя, если вдуматься, всему найдется объяснение, даже мышеловке. Мэйкон решил, это вариант ответа на извечный вопрос путешественника «Что лучше: все свое носить с собой или отправиться налегке, а потом полпоездки прочесывать магазины в поисках нужной вещи?». Каждый вариант имел свои недостатки.
Мэйкон посмотрел в проход, по которому шли и шли пассажиры. Японец, обвешанный фотокамерами, монашка, девушка с косичками. Женщина с красной косметичкой в руках, копна темных волос, худое треугольное лицо.
Мюриэл.
Сперва Мэйкона обдало волной радости, какая обычно прильет, когда в толпе вдруг видишь знакомое лицо, но тотчас он безмолвно ахнул и огляделся, выискивая пути побега.
Мюриэл шла изящно, внимательно глядя под ноги, но, поравнявшись с Мэйконом, посмотрела на него, и он понял: она прекрасно знала, что увидит его здесь. В своем белом костюме она смахивала на тех черно-бело-красных кинодив, которыми Мэйкон восторгался в детстве.
– Лечу во Францию, – сказала Мюриэл.
– Но это невозможно! – выкрикнул Мэйкон.
Французская пара смотрела с любопытством, женщина даже чуть подалась вперед, чтоб лучше его видеть.
За Мюриэл столпились другие пассажиры, они ворчали и пытались ее обойти.
– Я хочу прогуляться вдоль Сены, – сказала Мюриэл.
Француженка сделала губы трубочкой.
Мюриэл заметила, что создала затор, и прошла дальше.
Мэйкон даже не знал, можно ли прогуляться вдоль Сены.
Когда затор рассосался, он привстал и оглядел задние ряды, но Мюриэл пропала. Французские супруги смотрели выжидательно. Мэйкон сел на место.
Сара об этом узнает. Неведомо как, но узнает. Она всегда обвиняла его в бесчувственности, и вот лишнее тому доказательство: нежно с ней распрощался, а потом с Мюриэл укатил в Париж.
Но он же ни при чем, черта с два он признает свою вину.
В сумерках взлетели, пассажиры понемногу угомонились. Полет был расписан по минутам, точно день в детском саду. Информационный видеоролик, напитки, наушники, ужин, кинофильм. Мэйкон отверг все предложения и занялся изучением материалов по Парижу, в большинстве своем просто нелепых. Отель «У Сэма и Джо»! Джулиан решил пошутить, что ли?
В проходе возникла женщина в белом, Мэйкон исподтишка глянул – нет, какая-то другая.
Потом он достал несессер и решил сходить в туалет в хвосте самолета, пока не закончился фильм. К несчастью, эта идея осенила и других пассажиров. Оба туалета были заняты, пришлось ждать в проходе. Сзади кто-то подошел. Мэйкон оглянулся – Мюриэл.
– Послушай, какого… – начал он.
– Самолет не твой! – перебила она.
На них оборачивались.
– И Париж не твой.
Они стояли нос к носу. От нее исходил едва уловимый аромат, не духов, нет, но аромат ее дома, да, именно тот дразнящий и соблазнительный запах вещей в чужом шкафу. Мэйкон потер висок.
– Я ничего не понимаю, – сказал он. – Как ты узнала, каким рейсом я лечу?
– Позвонила твоему транспортному агенту.
– Ты позвонила Бекки? Господи, что же она подумала…
– Я представилась помощником твоего издателя.
– А где ты взяла деньги на дорогу?
– Немного заняла у Бернис, немного у сестры, она заработала на… И потом, я экономлю, до Нью-Йорка добиралась не самолетом, а поездом…
– Это неразумно. В результате получается, что тратишь столько же, а то и больше.
– Нет-нет, я…
– Но главное – зачем? Зачем ты это затеяла?
Она вздернула подбородок (иногда он казался острым, как пика):
– Потому что захотела.
– Захотела в одиночестве провести пять дней в парижском отеле? Ведь так оно и будет, Мюриэл.
– Я тебе пригожусь.
– Видали!
– До встречи со мной ты погибал.
Щелкнул замок, мужчина вышел из туалета. Мэйкон нырнул в кабинку и поспешно заперся.
Хотелось исчезнуть. Будь здесь окно, он бы его разбил и выпрыгнул, но не потому, что отчаялся до самоубийства, а ради того, чтобы все это стерлось. Господи, вот бы отмотать назад и стереть все, что напортачил в своей жизни!
Если б она прочла хоть один его путеводитель, она бы знала, что нельзя путешествовать в белом.
Когда Мэйкон вышел из туалета, за дверью ее не было. Он вернулся на свое место. Пропуская его, французская пара поджала ноги; супруги завороженно смотрели фильм, где блондинка в одном лишь махровом полотенце колотила в парадную дверь. Чтобы отвлечься, Мэйкон достал «Мисс Макинтош». Но это не сработало. Слова бессмысленно струились вялым прозрачным ручейком. Он думал лишь о том, что где-то за ним сидит Мюриэл. Между ними как будто возникла проводная связь. Интересно, вдруг задумался Мэйкон, как Мюриэл воспринимает полумрак в салоне, невидимый океан далеко внизу, бормотанье не вполне реальных голосов вокруг? Он выключил светильник и закрыл глаза, но будто чувствовал, что Мюриэл еще не спит. Словно в воздухе витало нечто тревожное, напряженное, трепещущее.
Утром Мэйкон принял решение. Он воспользовался туалетом в носовой части самолета. В кои-то веки людское скопище было на руку. После посадки он одним из первых покинул самолет, быстро прошел паспортный контроль и стремглав промчался по аэропорту Шарль де Голль с его рядами ультрасовременных кресел. Мюриэл здесь непременно заплутает. Мэйкон торопливо обменял деньги. Мюриэл, должно быть, еще получала багаж. Наверняка взяла с собой уйму чемоданов.