– У нас есть еще немного времени, – сказал.
– Нет! – рыкнула. – Не хочу!
– Именно это меня и возбуждает, – сказал я, прижимая свои губы к ее.
Когда уже закончили, она лежала на спине с покрасневшим лицом и грудью. Кожа под левым соском, там, где я ее укусил, покраснела и припухла. Дышала тяжело, а капельки пота блестели на коже.
– Мордим-мер, – прошептала. – Что я без тебя стану делать?
Я усмехнулся, а потом поднялся и начал собирать разбросанную по полу одежду.
Перед трактиром, привязанные к забору, стояли трое коней, отданных бурмистром. Сам бурмистр, как обычно, в обществе неразлучного с ним ксендза, стоял под навесом. Снова сеял дождик, на этот раз теплый, а небо было затянуто плотными тучами.
– Господа, – поприветствовал я их. – Рад вас видеть.
Внимательно осмотрел лошадей. Быть может, влиятельный дворянин и постыдился бы усесться на них верхом, но бедному Мордимеру хватит и этого. Особенно если понесут не нас, но груз.
– Лошадками я доволен, – сказал. – Но приготовили ль вы деньги?
Бурмистр хмуро кивнул и вытащил из-за пазухи мешочек козлиной кожи. Немаленьким был этот мешочек. Я взвесил его в руке и спрятал во внутренний карман плаща.
– Не станете пересчитывать, мастер? – спросил священник.
– А зачем? – пожал я плечами. – Верю: вам не хочется, чтобы я вернулся за недостачей.
Из дверей вышел Курнос. Одетый для путешествия, он с трудом тащил большой тюк с библиотекой доктора Гунда.
– Что ж, – сказал я. – Теперь за чародеем – и домой.
Курнос усмехнулся, ощерив зубы.
– Три? – глянул на коней. – Хватило бы и двоих, Мордимер.
Я только покачал головой. Всегда говорил, что Курносу не хватает воображения.
– Пойдем, – сказал я.
Доктор Гунд сидел у входа в городскую тюрьму. Хорошо связанный, с кляпом. Не то чтобы я боялся его колдовства, но береженого Господь Бог бережет. Брат бурмистра был бледен, под глазами – темные круги, а нос в крови и, наверное, сломан.
– Я ведь говорил, чтобы не били, – скривился я. – Который из вас?
– Страшно выл, Мордимер, – пояснил Первый. – Я уже слушать этого не мог.
– И чего ты выл? – спросил я Гунда. – Поверь, уж в Хезе навоешься на все времена. Будет чудом, если не оглохнешь от своего воя.
Бурмистр сплел пальцы. Священник отвернулся.
– Усадите его на коня и привяжите к подпругам, – приказал я.
– Руки освободить? – спросил Первый.
– Нет, но свяжи их впереди, чтобы не свалился с седла, – я еще раз глянул прямо в лицо доктору. – Нам следует заботиться о тебе. Но если что-нибудь учудишь, колдун, или я хоть помыслю, что пытаешься, знай – сумею причинить тебе боль без того, чтобы калечить тело. Потому лучше утешайся премилым путешествием, ведь, готов поспорить, будет оно последним в твоей жизни…
Бурмистр вытер глаза запястьем. Боже мой, как слабы люди. Он должен был утешаться, что его брат получил шанс достойной смерти. Может, теперь умрет раскаявшийся и примирившийся с Богом, в надежде, что после веков чистилища войдет наконец в Царствие Небесное.
По крайней мере, мы, инквизиторы, сделаем все, чтобы осознал свои грехи и искренне, с отчаянным раскаянием, о них пожалел. А потом – принял пламя костра как с болью, так и с радостным экстазом.
– Пошлешь сюда инквизиторов, Мордимер? – Курнос оглянулся через плечо, когда мы выехали из городка.
– Я – нет, – ответил. – Но кто знает, не пришлют ли их другие?
Я знал, что вдоволь нашлось бы охочих разжечь здесь ад допросов, пыток и костров. Не все среди нас были людьми достойными носить плащ с серебряным распятием. Многие получали удовлетворение из пусть преходящей, но власти над человеческой жизнью. Я же от этого – тем более здесь и сейчас – был весьма далек. Может, потому, что испытывал непоколебимую уверенность: доктор действовал в одиночку – или, по крайней мере, не помогал ему никто из Фомдальза. Гунд не был тем, кто охотно делится своими мрачными секретами с другими людьми. В Хезе мы выясним, откуда взялись его книги, откуда черпал он знания, необходимые для занятий черной магией. Выясним все. Медленно, неторопливо и с безжалостной любовью. Но я не видел причин, по которым следовало карать весь город за грехи одного человека.
Быть может, я слишком милосерден, быть может – слишком глуп. Быть может, мое мнение ничего не будет значить, и епископ в любом случае вышлет моих братьев, чтобы очистили Фомдальз, как Господь, милосердный на небесах, очистил Содом и Гоморру. Но я должен был действовать согласно с тем, что велела мне совесть.
Взглянул на доктора, который с закрытыми глазами покачивался в седле. Что склоняет людей ко злу? Что заставляет отказаться от возможности вечного спасения и решиться на то, чтобы проклясть свою душу?
Я видел многих грешников. Слышал их стоны и плаксивые признания, чувствовал их боль и сожаление об утраченной жизни, вдыхал смрад их тел, горящих в пламени костров. Но так и не сумел понять, зачем они это делали. Ради жажды власти? Ради любви? Ради тленных богатств?
Все это не было истинным ответом. Может быть, некогда и я пойму, откуда появляется зло, и уразумею, каким образом следует с ним бороться. Сейчас же я мог лишь молить Господа, чтобы снизошел просветить мой слабый разум и послал милость понимания. Оставалась мне лишь молитва, поэтому я ухватился за зерна четок и начал молиться. Когда закончил и обернулся, уже не увидал за нашими спинами Фомдальза.
Эпилог
В сумерках разбили лагерь. На небольшой лесной полянке, возле маленького ручейка, что струился меж огромных, выглаженных временем и водой белых камней. Разожгли костер и как раз запекали мясо и луковицы, когда Курнос приподнял голову.
– Кто-то едет, – сказал, прислушиваясь.
– Знаю, – ответил я и взглянул во мрак.
Из-за деревьев сперва показался белый конь. Потом мы увидели женщину, которая им правила.
– О! – сказал Второй. – Это ж, типа, наша колдунья.
– Она не колдунья, – ответил я ласково и встал.
Белая лошадка, ведомая умелой рукой, шагала в нашу сторону. Лоретта легко соскочила с седла. Была одета в темный плащ с капюшоном, волосы – высоко подобраны.
– Что за встреча, Мордимер, – усмехнулась. – Что за встреча…
– Зачем ты за нами ехала? – спросил я.
– Подумала, может, тебе будет одиноко по пути домой, особенно ночью, – ответила, смело глядя мне в глаза.
Первый хохотнул хрипло. Даже Курнос, как я увидел, скривил губы в чем-то, что напоминало усмешку.
– Ты голодна? Если да – можешь разделить с нами ужин, – сказал я.
Глянул на Гунда. Связанный, с кляпом во рту, тот лежал на войлочном мешке. Ну, я ведь не хотел, чтоб он заболел, озяб от ночевки на земле и от холодной росы. Я должен был довезти его до Хеза в добром здравии и намеревался позаботиться, чтобы именно так все и произошло.
Лоретта что-то бросила в мою сторону. Я подхватил. Булькнуло.
– Вино, – сказала, присаживаясь на пенек. – Может, и не самое вкусное, но в такую ночь всяко лучше, чем ничего.
Я поблагодарил ее кивком и открыл мех. Попробовал. Верьте или нет, но задумался было, не почувствую ли привкуса отравы. Но нет. Вино как вино. Чуть кисловатое и действительно не самое лучшее, но всего лишь обычное вино. Без возбуждающих примесей.
Она посматривала на меня с усмешкой, словно знала, о чем я думаю.
Некоторое время мы сидели возле костра, ели, пили и молчали. Курнос тыкал в огонь веточкой, кончик которой горел рдяным жаром, и я видел, как его взгляд раз за разом возвращается к доктору Гунду. Я прекрасно знал, о чем он думает, но не собирался этого допускать. Во-первых, доктор должен был оставаться в целости и сохранности, а во-вторых, я ведь уже говорил вам, что бессмысленное причинение страданий – это не мой стиль. Мука должна быть обоснованной, иначе ее причинение – лишь грех. И потакание собственным слабостям. А мы не можем позволить себе подобное.
– Пройдемся, Мордимер? – спросила Лоретта.
– Для тебя будет лучше, если вернешься домой.
– Не хочу, – сказала просто.
– Ну раз так…
Я встал и подошел к Курносу. Склонился над ним.
– Отвечаешь за все, – сказал тихонько, а он старался на меня не смотреть. – Курнос, взгляни на меня!
Посмотрел – с видом обиженного ребенка.
– Курнос, дружище. – Я дотронулся до его плеча. – Если с доктором что-то случится, собственноручно выпущу из тебя кишки, понял? И развешу на кустах, а ты будешь глядеть, как они сохнут на утреннем солнышке.
– Да что тут может случиться, – пробормотал он недовольно.
Курнос – словно злая собака. Слегка опасная, слегка непослушная, но тут главное – сильная рука. Быть может, «злая собака» – не лучшее сравнение. Я был уверен в одном: пока позади меня стоит Курнос, о своей спине я могу не беспокоиться. Ну, по крайней мере, пока он был мне нужен. Полагаю, Курнос даже любил меня на свой лад, но и сам бы не смог, наверное, сказать, сколько в этой любви искреннего чувства, а сколько – холодного расчета и опасения.
– Ты знаешь, и я знаю, – ответил я. – Охраняй его, будто собственную жизнь. Ну, это как раз подходящее сравнение, – хлопнул я его по спине и встал.
Обнял Лоретту за талию.
– Прогуляемся, – сказал.
Лежали на моем плаще, укрытые ее накидкой. В абсолютной темноте, поскольку луна и звезды исчезли за черными тучами.
– Почему ты меня не хочешь, Мордимер? – спросила Лоретта.
– Не хочу? – засмеялся. – Уж и не знаю тогда, что такое это самое желание, если то, что мы сделали уже трижды, – не оно…
– Я не о том. – Не видел ее лица, но по голосу знал, что нахмурилась. – Да ты и сам понимаешь… Почему не хочешь взять меня с собой?
Я вздохнул. Может, чтобы не слышать таких вот вопросов? Претензий? Разговоров о ежедневных хлопотах? Мордимер, ждала весь вечер, а ты где-то развлекался?! Мордимер, ты снова пьян! И смердит от тебя, словно от сточной канавы! Мордимер, посмотри, идет мне это платье? Мордимер, почему мы никуда не ходим? Не могу весь день сидеть и скучать. Мордимер, почему мы до сих пор живем в гостинице? Не могли бы мы купить дом? Мордимер, ты знаешь, что нас станет больше? Да-да, положи руку мне на живот, чувствуешь? Мордимер, ты не думаешь, что стоило бы заняться своей женщиной, а не постоянно где-то шляться? – и именно так все и было бы, милые мои. И кому это нужно?