– А вы не думаете, господин Маддердин, что ваши люди могут быть именно в Гомолло? Или, по крайней мере, туда направляться?
– Нет, – ответил я искренне. – Крайне сомнительно, чтобы они узнали то, что узнал я.
Но уже сказав, я засомневался. Курнос и близнецы исчезли из города – это факт. Конечно, я еще не проверил все варианты – или, вернее, не проверил последний: не пошел к бургграфу узнать, вдруг они на чем-нибудь погорели. Будь у них деньги – наверняка сидели бы в борделе, пока наличность не закончится. Но вместо денег у них было задание, выполнить которое они подрядились. И я не думал, что они решили обмануть Хильгферарфа. Не их стиль. «Собака не гадит там, где ест», – говорила старая пословица, а они хорошо представляли себе, сколько можно заработать в Хез-хезроне. И насколько быстро здесь теряют репутацию. А репутация – это все, что у них было.
Но путешествие в Гомолло ради спасения Курноса и близнецов не казалось мне сколько-нибудь привлекательным. Мы ведь не друзья до гроба, которые делят последний кусок хлеба и потом вспоминают у камина да за кружкой пива общие приключения. Такое товарищество бывает лишь в прекрасных легендах о паладинах и их верных спутниках. Жизнь – куда более сложная штука. Конечно, нам выгодней вместе проворачивать кое-какие делишки; к тому же мы – сыгранная команда. Сыгранная, поскольку парни знают, кого следует слушаться.
Но на этот раз они взялись за дело, с которым не справятся. И теперь им придется за это заплатить.
Конечно, картина сидящих в подземельях Гомолло Курноса и близнецов не радовала меня, но я не видел причин, чтобы ради них рисковать репутацией, концессией, а уж тем более – жизнью. Был уверен, что кардинал не колеблясь развлечется в своих казематах с инквизитором – и расценит это как приятное разнообразие.
С другой стороны, я знал, как сложно мне будет еще раз подобрать такую команду. Да и не со всеми заданиями я мог справиться самостоятельно. Мордимер Маддердин – это мозг, он принимает решения и торгуется о гонораре, но трудно найти кого-то, кто лучше Курноса владеет саблей, а невероятные способности близнецов удивляли всех, кто об этих способностях знал. Кроме того, мы были знакомы так давно, что порой понимали друг друга без слов.
Поэтому я задумался, оказавшись, как говорят ученые мужи, перед дилеммой. Хильгферарф, как видно, решил помочь мне ее решить.
– Я вполне могу потратить еще немного денег, – сказал он осторожно. – Было бы неправильно, узнай мои должники, что меня можно кинуть на пять тысяч и не понести за это наказание. Для всех нас репутация – воистину самое ценное.
Сказал он это так, будто прочел мои мысли. Должники суть драгоценный товар, и не следует доводить дело до их убийства. Разве что вы – весьма горячи или желаете преподать урок тем, кому захочется легкой добычи. Я некогда знавал одного ростовщика: он приказывал самым недобросовестным своим должникам отрезать пальцы, начиная с мизинца на левой руке. Вы даже не представляете, насколько отрезанный палец увеличивает в человеке умение зарабатывать и жажду отдавать долги. Сходным образом поступали тонги – прекрасно организованная и скрытная преступная организация, действовавшая в Хез-хезроне: для них шантаж, убийства и взимание долгов были хлебом насущным.
– Ну, не знаю, – сказал я так же осторожно. – Все это дело ужасно смердит. И мне бы хотелось находиться от этого смрада как можно дальше.
Он покивал.
– Конечно, вы правы, – сказал вежливо. – Но, как я уже говорил, я хочу добраться до Бульсани. Дам вам две тысячи крон, если отыщете деньги или привезете мне прелата живым; тысячу крон – если поймете, что долг взыскать нельзя. Но тогда привезите мне голову Бульсани.
Меня непросто застать врасплох, но ему это удалось. Если у тебя проблема с оплатой за следующий ночлег, две тысячи крон – королевская награда. Однако и тех, кто захотел бы даже за такую сумму столкнуться с Дьяволом из Гомолло, я знал не много. Неужели Хильгферарф настолько сильно желал добраться до обманщика? Действительно ли заботился лишь о репутации? Понятно, что лучше заплатить три тысячи и получить пять, чем поставить крест на всей сумме. Но все равно упорство это было куда как странным. Ведь в случае неудачи Хильгферарф рисковал жизнью, захоти кардинал зайти столь далеко и будь действительно как-то связан с Бульсани. Что, кстати, пока оставалось лишь допущением. По крайней мере, для меня.
– Согласен, – сказал я, с отвращением размышляя о своей алчности.
Хотя я знал, что дело не только в алчности. Уже давно мне не представлялось случая столкнуться с настоящим противником, а Дьявол из Гомолло именно таким противником и был. Он воплощал в себе все зло, всю грязь нашего мира, но вместе с тем нельзя было не признать его возможности. И силу. И богатство. Вот он, истинный вызов. Кардинал в силе своей, окруженный слугами и солдатами, а против него – одинокий Мордимер Маддердин: десница справедливости и меч провидения. Я растрогался бы, если бы умел.
– Ну, хорошо, господин Маддердин. – Глаза Хильгферарфа прояснились. – Скажите, что вам понадобится…
Я задумался. Хорошего коня приобрету у Хвоста в предместье, а больше ничего мне и не требуется. Разве только не помешало бы немного удачи, но ее-то как раз не купишь.
Дорога из Хез-хезрона в Гомолло вела через мирные городки и села. Зеленые поля, холмы, увитые виноградными лозами, домики с пологими крышами, ручейки, журчащие сквозь заросли. Что за пасторальный вид! И не скажу, что после грязи и смрада Хез-хезрона такие перемены меня не радовали.
Пообедав, я задержался в большом трактире на перекрестке дорог, неподалеку от брода. Дом был двухэтажный, выложенный камнем, а подле стояла большая конюшня. У владельца, верно, были немалые доходы. Что ж, некоторые умеют хорошо устроиться. А другим, как вашему нижайшему слуге, остается лишь мечтать о тихой жизни в достатке и покое, о вечерах за бокалом подогретого вина да с грудастой женкой под боком.
Я рассмеялся собственным мыслям. Ни за что не променял бы свою жизнь на другую. Быть инквизитором – тяжелый хлеб, но это – честь и ответственность. Недооцениваемая честь и плохо оплаченная ответственность. Что ж… жизнь несовершенна. И можно лишь надеяться, что в жизни грядущей Господь воздаст нам по заслугам.
Я не собирался раскрывать, кто я такой, но конь и упряжь мои были настолько хороши, что трактирщик без разговоров дал мне отдельную комнату – маленькую клетушку без окон под самой крышей. Все лучше, чем толкаться в общей комнате, а такое случалось и с графами да лордами – когда в цене бывала не только кровать, но и охапка соломы.
Я сошел в нижний зал: большой, задымленный, заставленный столами с тяжелыми столешницами. Трактирщик не предложил мне сесть наособицу, а я не собирался из-за этого ругаться. Порой приятно посидеть с людьми, даже если это просто пьяные купцы, возвращающиеся в Хез-хезрон и рассказывающие, кого им удалось обмануть и каких чудесных девочек трахнуть за время поездок. И если верить их словам, следовало признать, что самые любвеобильные существа на свете – это купцы, покинувшие семейное гнездышко. Интересно, что все это время делают их жены?
Я заказал темное горькое пиво и миску каши со зразами. Перекинулся шуткой-другой с двумя купцами, которые с удовольствием рассказывали о своих успехах, и пошел к себе наверх. Ночь провел вместе со стадом вшей и падавших с потолка клопов. Но здесь, по крайней мере, был потолок, и лучше падающие тебе на голову клопы, чем дождь или снег. Я встал с рассветом, поскольку знал, что в это время сумею более-менее спокойно поговорить с трактирщиком, кем-то из девушек-служанок или с пареньками с конюшни. Курнос и близнецы – не те люди, чьи лица быстро забывают, и я надеялся, что, если здесь проезжали, кто-то да расскажет мне об этом.
Трактирщик стоял за стойкой и наливал в круглобрюхие кувшины пиво из бочки. Кухонные девки крутились вокруг, снаружи раздавались шум и ржание лошадей. Что ж, здесь просыпаются рано.
– Я ищу кое-кого, – сказал я и катнул в его сторону трехгрошик. Монета крутанулась вокруг собственной оси и упала прямо в его раскрытую ладонь.
– Здесь всякие бывают, – пробормотал он.
– Этих непросто забыть. Близнецы и огромный такой типчик с…
– Ах, этот красавчик, – вздрогнул корчмарь. – Были, как же. Нажрались, заблевали стол, разбили одному из купцов голову кружкой и уехали с самого утра. А у Каски моей весь зад синий от их щипков, – кивнул он на одну из служанок.
– Куда поехали?
– Да кто ж их знает?
Я катнул в его сторону следующую монетку, которую тот поймал столь же ловко, как и предыдущую. Оглянулся, не слышит ли кто нашего разговора.
– Это стоит дуката, – сказал мне, – желтенького, золотого дукатика с портретом милостивого нашего властителя, – добавил он с хитрой усмешкой.
Больше мог и не говорить. Зачем мне было тратить дукат, если я уже знал, что они поехали в Гомолло. Да и куда бы еще могли отправиться в поисках Бульсани?
– Жаль, что у меня нет лишнего дуката, – сказал я и отошел, не слушая уже, как корчмарь пытается снизить цену.
И что мне следовало делать теперь, когда предположения оказались верными? Постучать в ворота Дьяволова дворца и спросить об исчезнувших товарищах? Или же ворваться туда, круша его личную стражу, вызволить Курноса и близнецов из казематов? А миленько б мы выглядели, уезжая в сторону заката после столь славной виктории! Может, будь я паладином минувших дней с отрядом рыцарей, то и решился бы на захват Гомолло. Но я был один, с ничего не стоящей в доме кардинала концессией инквизитора.
«Да и к тому же, бедный Мордимер, – спросил я сам себя, – зачем бы тебе рисковать своей жизнью ради других?»
Но провидение решило за меня. Не мне следовало стучать в ворота дворца Гомолло – кардинал сам нашел меня.
Я ехал по тропинке, что вела сквозь редкий сосновый лесок. Спокойно, шагом, потому как никуда не спешил. И когда выехал на небольшую поляну, увидел перед собой троих всадников. Мог не поворачиваться, чтобы убедиться: еще трое появились за моей спиной. И не были они простыми грабителями. Грабители столь близко от Хез-хезрона обычно украшают собой распятия и виселицы, а не встречают вас на лесной тропе среди белого дня. Уж о чем, о чем, а о безопасности наш уважаемый епископ умел позаботиться. Разбойники мешают торговле, а Герсард о своем кошеле пекся как никто другой.