Слуга Божий — страница 119 из 211

Кости и трупы

Если же друг друга угрызаете и съедаете,

берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом.

св. Павел, послание Галатам.

 Курноса сложно назвать красавцем. Ба, да его трудно назвать даже не вызывающим отвращения. Через его плоское, землистого цвета лицо бежит от уха и аж до уголка рта широкий, собранный складками, шрам. Когда Курнос говорит, кажется, что шрам двигается, как будто под кожей клубятся длинные черви, любой ценой стремящиеся выбраться на свет Божий. Однако я притерпелся уже к моему товарищу, мы совершили вместе много поучительных путешествий и пережили приключения, во время которых мы могли оказать услугу нашей святой матери - Церкви, а при возможности и заработать несколько грошей. Столько, чтобы достало на сухой хлеб и кружечку воды, ибо даже инквизиторы и их помощники одной лишь молитвой, даже самой горячей, не проживут.

В этот раз мы сидели в затхлом трактире, где дым и вонь горелой каши плавали под самым потолком, лицо служанки было как у немытой свиноматки, а трактирщик храпел, положив голову на стойку и уткнувшись носом в собственную, уже подсохшую, рвоту.

Курнос сидел напротив меня, с капюшоном плаща, наброшенным на голову и скрывающим лицо. Я уверен, что он сделал это не для того, чтобы уберечь ближних от сомнительного удовольствия созерцания своего лица. Он просто любил те минуты, когда, хорошо освещённый блеском свеч, мог одним движением сбросить с головы капюшон и посмотреть на собеседника. И уж поверьте мне, любезные мои, что у большинства людей после этого слова застревали в горле. Меня лично более беспокоила вонь, которая исходила от почти никогда не мытого тела моего товарища и его никогда не стираной одежды. Господь в милости своей наделил меня чувствительным обонянием, и обычно я старался садиться на соответствующем расстоянии от Курноса или с подветренной стороны, но сейчас, в трактире, трудно было совершать подобные манёвры. По крайней мере, вонь горелой каши была настолько сильна, что почти забивала сладкую гнилостную вонь Курноса.

Курнос лениво ковырял ложкой в чём-то, что должно было быть, согласно словам служанки, телятиной, тушёной в белом вине. Я побаивался, однако, что это серо-коричневое месиво, которое находится в его миске, никогда и близко не лежало ни к телёнку, ни к вину. Даже Курносу, пасть которого отличалась почти такой же утончённостью, как и его внешний вид, еда определённо не лезла.

– И зачем мы сюда приехали? – пробурчал он. – Надо было ехать в Хез, просто, как в морду дать, а не слоняться где попало…

Я промолчал и отхлебнул вина из выщербленной кружки. Оно так явно отдавало уксусом, что я сплюнул его под стол.

– Сильно ошибаются, если думают, что я им за это заплачу, - проворчал я себе под нос.

Я взял ломоть хлеба и смял его в пальцах. На ощупь он напоминал свеженакопанную глину и вонял дрожжами.

– Меч Господень… – простонал я.

Я слепил из хлеба шар и запустил его в голову спящего трактирщика. И не попал, что ещё больше испортило мне настроение.

– Попробуй ножом, - посоветовал Курнос, но я только вздохнул.

Ибо я отличался чрезмерной кротостью характера, и на отнятие жизни у ближнего решался лишь в критических ситуациях. Я ничего не мог поделать с тем, что я был человеком терпеливым, милосердным и охотно отпускающим прегрешения. По крайней мере… до поры.

– Приезжие, что ли? - Раздался голос за нами, и я медленно повернул голову.

Я увидел худого мужчину с лицом, изрезанным глубокими рытвинами от чёрной оспы. Его кафтан был штопан-перештопан и, как мне казалось, был кладезем информации о меню своего владельца. Подошедший выглядел как обычный пьянчуга, какие обретаются обычно в местах, подобных этому, где слухи и сплетни можно продать за стакан. Тем не менее, человек этот должен был быть весьма везуч, ибо следы от оспы доказывали, что от страшного мора, истребляющего людей прежде отпущенного срока, ему удалось отделаться небольшой ценой.

–А тебе что за дело? - рявкнул Курнос, который, в отличие от вашего покорного слуги, не был человеком мягкого нрава.

– Да не, нет мне никакого дела. Простите, господа. - Подошедший явно был обеспокоен тоном Курноса и хотел было отойти, но я задержал его жестом.

– Ну-ка, сядь. - Я указал ему место на лавке и придвинул кружку кислого вина.

Он улыбнулся с искренней благодарностью и тут же поднёс сосуд ко рту.

– Mмммм, – промычал он. - Амброзия, господа, вот что вам я скажу.…

Как видно, этот человек не грешил излишней разборчивостью, но, несомненно, ободрял тот факт, что Бог создал нас, людей, такими разными, что случались среди нас даже такие, кто благодарил Его за возможность напиться этой кислой бурды.

– Вы думаете, небось, господа, - худой человек вытер рот грязным рукавом, - что у нас тут городок как городок, а? А вот и нет! – Он взмахнул в воздухе указательным пальцем. - Ужасные здесь дела творятся, скажу я вам, ох, страшные...

– Какие дела? - Спросил я.

Я всегда считал, что стоит послушать местные легенды, сплетни и слухи. Иногда это давало лишь немного легкомысленное развлечение, а иногда можно было благодаря им наткнуться на что-то значительно более важное, скрытое под целой кучей ерунды. Ведь нас - инквизиторов - учили смиренно слушать людей и отсеивать зерна истины от мякины лжи.

Наш новый товарищ грустно заглянул в опустевшую кружку, и я подозвал служанку.

– Принеси кувшин, - приказал я.

– Уже несу, – сказала она, оскаливая в улыбке редко посаженные желтые зубы. - А коли вы, господа, чего другого пожелаете, то я и услужу вам как надо. – И будто неосознанным жестом провела опухшими пальцами по груди.

– Пока только вина, - пробурчал я.

– Видите ли, уважаемые господа, завёлся в городе, - тощий человек наклонился вперёд и понизил голос, - гулль. Вот! - Он щёлкнул пальцами, чтобы придать больше значимости своим словам.

– Гулль? – переспросил я. – Значит, как я понял, кто-то трупы объедает?

– Ну. – Кивнул он. - Трупоед, господа, чтоб мне сдохнуть. Разрывает могилу, вытаскивает покойничка, вырезает кусок мяса, а порой и целые ноги или там руки забирает, мать его так...

Девка принесла кувшин и со стуком поставила на стол. Подмигнула мне.

– Пей. - Я указал местному на вино. - И скажи, как тебя звать?

– Ахим Мышь, благородный господин. Отец был Ахим, дед Ахим, значит, и мне зваться Ахимом, как ни глянь...

Курнос дотянулся до кувшина, налил себе полную кружку напитка и принялся его медленно потягивать. Закрытого капюшоном лица по-прежнему не было видно, но я заметил, что Ахим поглядывает в сторону моего товарища. Ну что ж, думаю, он не будет в восторге, когда его любопытство окажется удовлетворено.

– Вырезает, говоришь? - переспросил я. – А умный, однако, гулль, если тело не зубами и когтями рвёт, а ножом пользуется…

– Ну… и правда, умный... - Поддакнул худой человек с сомнением в голосе.

Он высосал вино из кружки до дна и быстро налил себе следующую порцию.

– Пок-корнейше благодарю вашу милость з-за угощение. – Его язык уже начал заплетаться.

Видно, он был исключительно слаб на выпивку, ибо я не дал бы ломаного гроша, что кто-то сможет напиться допьяна этой слабой бурдой. Но так уж бывает, что люди, которые без меры дают волю греху винопития, с течением времени способны выпить всё меньше вина или пива. Конечно, бывают похвальные исключения, но Ахим Мышь со всей определённостью к ним не относился.

– И давно у вас такое творится?

Он уставился на меня с раскрытым ртом.

– Гулль. Давно завёлся? – пояснил я.

– Oooo! – Он махнул рукой. – Не соврать, с год, а может, – он задумался, – уже и с два.

Я посмотрел на Курноса, и он покачал головой.

– В Хез, Мордимер, – сказал он тихо, но твёрдо. – Едем в Хез.

Я пожал плечами, потому что и так знал, что он будет делать то, что я прикажу. В конце концов, именно я был вожаком стаи, и разводить демократию я позволял лишь тогда, когда её решения соответствовали моим планам. Теперь, правда, стая состояла из одного Курноса, но обычно мы путешествовали вместе с близнецами. В этот раз, однако, Первый и Второй остались в Хезе, и, насколько я знал, должны были срочно заняться долгами одного человека, у которого на пути к состоянию умершего отца стоял старший брат. Я не одобрял такого способа заработка, но и не было в нём ничего, что могло бы обеспокоить меня как инквизитора. В конце концов, обычные мошенничества и убийства не попадали в круг интересов Святого Официума. И действительно, у нас были более важные дела, чем заниматься запутанными семейными спорами. У меня, однако, складывалось непреодолимое впечатление, что благодаря близнецам, запутанная юридическая ситуация приобретёт неожиданную прозрачность, а юристам в этом деле останется не много работы.

– Поедем, Курнос, поедем, - произнёс я успокаивающим тоном.

И, по правде сказать, когда я произносил эти слова, я ещё в них верил, ибо поиски какого-то сумасшедшего трупоеда не казались мне занятием особенно интересным. Хотя, с другой стороны, человеческое мясо и кости могли ведь служить и для отправления мрачных ритуалов. Не раз и не два я был уже свидетелем того, что зло может завестись даже в самом захолустном городишке. А может, оно более охотно и укрывалось именно там, куда не достигал благословенный свет Инквизиториума. И, хоть мы и старались донести факел веры (что некоторые из моих братьев понимали излишне буквально) в каждый уголок мира, однако было нас слишком мало, чтобы искоренить всё возможное зло. Что ж, как сказано в Святом Писании:

жатвы много, а делателей мало.

– И что, занялся кто-нибудь вашим трупоедом? - спросил я Ахима, который опустошил уже следующую кружку.

Он посмотрел на меня невидящим взглядом, и вино полилось ему на бороду.

– Ч-ч-чего? – Икнул он.

– Трупоед. Кто им занялся? – повторил я терпеливо.

– З-знаю! – ответил он радостно. – Настоятель написал к-кому-то. Едут. – Он важно покачал пальцем. – Едут к нам… едут к нам... – Он выразительно задумался. – Хтой-то едет, – удовлетворённо закончил он и снова потянулся за кувшином.