– Гаспар, ещё рано, – сказал он мягко. – Сначала вопросы.
–Хе-хе-хе, хе-хе-хе,
Брат вопрос задаст тебе, -
петушиным голосом запел Весёлый палач.
Он взял горшок правой рукой и снял его с живота Литте. Но не успел я понять, что происходит, он с размаху врезал трупоеду железным дном прямо по сломанному носу. Одновременно он проехался грубой рукавицей по и так уже обожжённой и отстающей от тела коже бёдер. Пытаемый завыл и забился в путах.
– Прекрасно, – произнёс я. – Интересно, как его теперь допрашивать.
Весёлый Палач неосторожным движением оторвал кусок кожи, приставший к его рукавице.
–Был Гаспар сейчас неправ, слишком падок до забав–
произнёс он почти извиняющимся тоном.
– Подними его, – проворчал явно недовольный Сфорца. – Только аккуратно.
Палач из Тианнона извлёк из-за пазухи какую-то коричневую бутылочку, откупорил её, понюхал содержимое, громко потянув носом, и от души чихнул.
–Когда Гаспар чихает, Кто здоровья пожелает?–
Он оглядел нас узкими прорезями маски.
– Долгих лет тебе, Гаспар, - отозвался брат Сфорца, а настоятель пробормотал что-то невразумительное.
–Дол-го бу-дет Гас-пар жить, на кус-ки лю-дей пи-лить. –
В этот раз Весёлый Палач ещё и радостно притопывал ногами в такт. Я заметил, что отец Ламбах впился ногтями в столешницу, а глаза его становятся всё больше.
Надо признать, что попытка Палача из Тианнона привести Маттиаса Литте в сознание увенчалась большим успехом, нежели пытки. Вскоре я услышал стон, прерванный жалобными всхлипами. Плечи трупоеда дрожали как в лихорадке от боли и ужаса.
– Нет, нет, нет, – забормотал он, как только увидел над собой золотую маску. – Чего вы от меня хотите?
–Ты правду должен нам сказать, чтоб страшной боли избежать…
Весёлый Палач похромал к очагу; я заметил, что он вынимает из огня разогретые докрасна клещи.
– Враз тебе раздвинем губы, с корешками вырвем зубы. Во все стороны кровь льёт, и веселье настаёт!
– Может, всё же зададим обвиняемому вопросы? – предложил я.
– Ну, вопросы так вопросы… – лениво отозвался Сфорца и сцепил пальцы в узел. – Какие заклинания ты хотел сотворить, мерзкий чернокнижник? – внезапно прогремел он, и я был откровенно поражён, насколько сильный у него голос.
Он вскочил из-за стола, за которым мы сидели, и быстрым шагом приблизился к пытаемому. Его ряса развевалась.
– Говори, Литте, гнусный чародей! Кого ты хотел убить? Кто тебе помогал? Кто тебя обучил заклинаниям и ритуалам? Где вы сходились на шабаши? Где предавались дьяволу и его отродьям?
Матиас Литте смотрел опухшими и слезящимися глазами в лицо брата элемозинария, и я был уверен, что он мало что понимает из его вопросов. Он наверняка немногое бы из них понял, даже если бы не был ошеломлён болью и страхом.
Весёлый Палач тут же защёлкал своими клещами, которые успели уже остыть и перестали светиться красным.
–Раз не хочешь отвечать, стану зубы тебе рвать–
запел он. –
Зуб за зубом, красота, вылетают изо рта!
Трупоед ошеломлённо всматривался в золотую маску, и я был уверен, что он не помнит не только о вопросах, заданных Сфорцей, но даже о его присутствии. Весёлый Палач резко наклонился, почти оттолкнув элемозинария, схватил Литте за нижнюю челюсть и глубоко сунул клещи ему в рот. Рванул мощно и ровно, и под оглушительный крик вытащил зажатый в железных щипцах окровавленный зуб.
–Следующий, следующий! –
Не то запищал, не то захрипел палач с явным волнением в голосе, даже не заботясь о том, чтобы придумать рифму. Кровь забрызгала белые гофрированные оборки на рукавах его дублета. Одна капля попала на золотую маску.
– Довольно! – крикнул Сфорца и оттолкнул палача.
Он склонился над задыхающимся от боли и ужаса Матиасом.
– Говори, и мы избавим тебя от страданий, – сказал он с неожиданной кротостью в голосе. – Кто был твоим сообщником?
– Фё фкафу, - выдавил Литте, и из его рта потекла кровь.
Я встал, отодвинув с грохотом стул.
– Я видел достаточно, - сказал я.
– Вам не нравится, что мы движемся к раскрытию истины, а? – Сфорца повернулся и посмотрел на меня злым взглядом.
– Нет, конечно. Я впечатлён вашими методами, – ответил я и вышел.
Не скрою, я действительно был под впечатлением от допроса, в котором я имел несчастье участвовать, и я решил поделиться своими впечатлениями с Курносом. Я старался говорить коротко и лаконично, но так было трудно передать весь тот странный, зловещий и отвратительный ритуал, который проводил Весёлый Палач с одобрения брата Сфорцы. Однако, полагаю, мой спутник понял всё, что нужно было понять.
– Я тут подумал, – медленно произнёс Курнос. – Может, убьём его, а? Мордимер? Элемозинария этого…
– Нет, – ответил я. – Наверное... Ты лучше не думай, очень тебя прошу...
– А Виттинген? Может, поступим так же, как в Виттингене?
– Курнос, как ты думаешь, сколько раз можно повторять один и тот же манёвр? Подумай минутку и представь, что бы сказал Святой Папа, если бы узнал, что его специальный посланник - чернокнижник и еретик? И что в очередной раз такие страшные преступления раскрывает инквизитор Маддердин из Хеза?
Мой товарищ пожал плечами.
– Ну? И что такого он бы сказал?
– Ты бы точно не захотел это слышать. – Пожал я плечами в ответ.
Действительно, во время известных событий в Виттингене мы провели расследование, которое дало неожиданные и для некоторых неприятные результаты. Но никогда не входи в одну реку дважды, как сказал некий языческий философ. Если бы Мордимер Маддердин во второй раз сжёг посланника Святого Отца, это могло многим людям показаться даже не столько злоупотреблением, сколько весьма предосудительной привычкой. Я был уверен, что в такой ситуации от меня потребуют пространных объяснений, и последнее, чего я хотел, был визит в знаменитый Замок Ангелов.
– И что ты собираешься делать? – спросил Курнос.
– Ничего, – ответил я. – Мы подождём, как всё сложится. Единственное, что я могу сделать, это отправить письмо в Хез. Но... – я разочарованно махнул рукой, – там, скорее всего, никто его даже не прочитает.
Я мог бы также попытаться вовлечь в дело местное отделение Инквизиториума, находящееся в Кайзербурге, но я был более чем уверен, что братьев инквизиторов не заинтересует перспектива участия в конфликте, который на самом деле мало их касался. Конечно, профессиональная солидарность заставила бы их встать на мою сторону, но я не верил, что они поймут суть проблемы. И, говоря честно, полагал, что местные инквизиторы могли счесть странной прихотью защиту такого отвратительного существа, как Матиас Литте. Особенно если это вызовет конфликт с человеком настолько влиятельным, как брат Сфорца.
– Прежде всего, однако, я бы очень хотел увидеть, что скрывается под золотой маской нашего весельчака палача. У меня сложилось впечатление, что где-то я его уже видел. – Я потёр пальцами лоб.
– А я нет, - буркнул Курнос. – И не шибко хочется. А может его убить, а? – Оживился он.
– С этим я, пожалуй, соглашусь, – сказал я. – Но у нас есть ещё время...
Я знал, что допрос не может длиться долго, потому что даже Сфорца, наверное, не был таким дураком, чтобы замучить насмерть подсудимого, если он хотел вытянуть из него конкретные показания. Весёлый Палач квартировал на втором этаже дома священника (у которого не было другого выхода, кроме как позволить такое соседство), поэтому я решил подождать, пока он вернётся. Я выбрал себе хорошее место – тёмный коридор под лестницей и немного времени спустя услышал странные звуки: не то царапанье, не то постукивание, не то волочение. Исполнявшаяся отчасти писклявым, отчасти хриплым голосом песня укрепила меня в убеждении, что это Весёлый Палач возвращается домой после хлопотного дня. Я почувствовал резкий запах свежей крови, и, когда палач проходил мимо моего укрытия, увидел край красной от засохшей крови шёлковой оборки его рукава.
Неплохо он позабавился с Матиасом Литте, подумал я, но во мне не было особого сочувствия судьбе трупоеда. Наверное, его жизнь складывалась не слишком-то счастливо, но разве не был он сам в этом виноват? После того, как уже много лет ухаживал за старой, больной и уродливой женой? Разве не мог взять себе такую жену, которая могла бы ему помочь, а не только ждала помощи? Ха, как правило, люди рушат свою жизнь собственными руками, и Матиас Литте был хорошим примером. Если бы его кровать грела молодая, здоровая девка, а не усыхающая старушка, то и не случилось бы беды…
Пока, однако, я отложил интересные рассуждения о супружеской жизни ближних и тихонько поднялся по лестнице, осторожно ставя ноги, так, чтобы дерево не заскрипело под подошвами. Правда, Весёлый Палач пел и бормотал настолько громко, что не должен был слышать ничего, кроме себя, но, тем не менее, я предпочёл проявить осторожность.
Хлопнула дверь, ведущая в его комнату, и в следующее мгновение я уже стоял возле неё. Я приложил ухо к дереву и некоторое время слышал хриплое пение, которое, однако, неожиданно оборвалось на полуслове. Потом я увидел в двери, рядом с косяком, узкую трещину и решил посмотреть, не увижу ли, что происходит внутри. Щель была очень узкой, но, приблизив глаз к самой двери, мне удалось увидеть маленький участок комнаты. В пределах моего зрения появились обтянутые цветным дублетом широкие плечи Весёлого Палача. Я услышал кряхтение, когда он боролся с облегающей одеждой, и вскоре после этого он остался лишь в нижнем белье. Он по-прежнему стоял ко мне спиной, но я увидел, что он снимает золотую маску. Отложил её куда-то за пределы моего зрения, но я заметил, что по его плечам рассыпались стянутые до этих пор и скрытые под маской светлые кудри. А потом он повернулся лицом в сторону двери. Я не вскрикнул от удивления, не охнул от ужаса и не втянул воздух с громким шипением. Я не экзальтированная девица, падающая в обморок от зрелищ, которые тревожат её чувствительное сердечко. Я инквизитор Его Преосвященства, и многое повидал за свою жизнь. В любом случае я решил, что наступил идеальный момент, чтобы ваш покорный слуга вошёл в комнату и положил всему конец.