– Я не хочу сомневаться в истинности ваших слов, ба, я не хочу сомневаться даже в искренности намерений, которыми вы руководствовались. Тем не менее, вы совершили преступление. Почему вы не пришли в Святой Официум, чтобы попросить помощь и совет? Почему не переложили возложенное на вас бремя на плечи инквизиторов? Ведь Бог создал нас лишь для того, чтобы мы смиренно служили всем, кто желает нашего служения...
– И всем, кто ещё не знает, что его желает, – продолжила издевательским тоном Анна.
– Дитя моё, у тебя ещё будет вскоре и время, и оказия, чтобы наговориться вволю, – ответил я.
– Послушайте, мастер, – Рейтенбах посмотрел в мою сторону. – Всё закончилось так, как закончилось, но никому ведь не было причинено вреда. Так почему бы вам не забыть обо всей этой истории?
Я рассмеялся.
– И что мне скрасит это отсутствие памяти? Нет, нет, маркграф. – Я махнул рукой, даже не ожидая ответа. – Ничего из этого не выйдет. Как я смогу поцеловать крест теми же губами, которые потребовали бы от вас взятку? Хоффентоллер заплатил мне пятьсот крон за проведение расследования, и я могу сказать, что честно заработал эти деньги.
Маркграф смотрел на меня, но в его взгляде я не видел отвращения. Возможно, лишь горечь понесённого поражения.
– Вы погубили нас за пятьсот крон! За мизерные иудины серебряники! – Закричала Анна.
– А если бы я вас погубил за пятьсот тысяч, была бы какая-то разница? Кроме того, не я вас погубил. Вы погубили себя сами, а я лишь спас вас от окончательной гибели.
– Окончательной гибели? Что может быть хуже вас? – В её голосе была и насмешка, и ненависть.
– Хуже может быть только одно: если бы вы сочли, что с помощью тёмных сил несёте в мир добро. Ибо это неправда, Анна. Когда-нибудь за всё приходится платить. Иногда цена столь ужасна, что непостижима для человеческого разума. Вы, я думаю, будете всего лишь подвергнуты пыткам и сожжены на костре, так что можно сказать, что вы легко выбрались из этой ужасной передряги.
– У нас сорок человек! – Закричала она. – Что ты сможешь сделать со своими тремя бандитами, Маддердин?
– Рейтенбах, вы знаете, не так ли? – Я обратил взгляд на маркграфа.
Он кивнул.
– Нет у нас сорока человек, Анна, – Пояснил он ласково. – У нас уже нет никого, кроме нас самих.
Нельзя было не признать: он был мудрым человеком. Слуги, придворные и солдаты должны были теперь думать о том, как спасти собственную шкуру, а не как спасти своего господина.
– Ведь... – голос женщины сорвался.
Господи, прости мне мою слабость, но мне понравился маркграф Рейтенбах. И я не хотел ему объяснять, что его уверенность в том, что они любят друг друга, скоро будет подвергнута суровой проверке.
– Ну и чего вы добились, инквизитор? – Воскликнула Анна. – Во-первых, вы оскорбили Стража, который теперь пропустит через Ворота Демона Злого Рока. И один лишь Бог знает, какие ужасные вещи могут случиться с самим Светлейшим Государем и его подданными. Во-вторых, вы погубили маркграфа, меня и моего отца. В-третьих, семь бедных девочек потеряли возможность лучшей жизни, какой они никогда здесь не увидят. И что ты получил взамен, Маддердин?
– Я узнал правду, – ответил я спокойно. Она смотрела на меня, и в её глазах я видел отвращение, печаль и непонимание.
– И оно того стоило?
– Всегда стоит.
– Ты должен правду говорить, так Бог учил. Но если правдой убиваешь человека, то молчи, – процитировала она детский стишок.
– Жаль, что мы уже не дети, Анна, – сказал я и позвал Курноса. – Забери её, – сказал я, когда он вошёл в комнату. – Только, – я погрозил ему пальцем, – помни, что она является ценным пленником Официума. Понимаешь?
Он понуро кивнул головой, поскольку мои слова означали, что ему нельзя её бить или насиловать. А я знал, что любовная сцена, которой мы были свидетелями, разожгла его аппетит.
– Пожалуйста! – Закричала она на пороге. – Вы обрекаете на смерть императора, и кто знает, возможно, всю страну! Позвольте мне... – её голос затих за закрывшейся дверью.
Я ничего не ответил, поскольку не верил в то, что она говорит. А даже если бы верил, то уже не мог ничего сделать.
Мы остались вдвоём. Я и Рейтенбах. Я подошёл и протянул ему кинжал.
– Теперь я на минутку отвернусь к окну, господин маркграф, – сообщил я ему.
Рейтенбах ни о чём не знал. Он не занимался колдовством, магия была для него чуждым понятием. Он был просто влюблённым мужчиной, желающим сделать всё для любимой женщины, и верным подданным, желающим спасти своего правителя. Он заслужил быструю смерть. Он просто оказался в неправильном месте в неправильное время. Инквизиториум не мог ничего от него добиться, поскольку он ничего не знал. Я не видел смысла в его страданиях.
– Спасибо, господин Маддердин. Есть такие дары, которые нельзя принять. – Он схватил мою руку и вложил в неё обратно кинжал. – Я хочу остаться с ней до конца, хотя вы ведь знаете, что я хотел бы только умереть.
– Остаться с ней до конца, – повторил я. – Это будет нелегко, маркграф, уж поверьте. – Я не выпускал его руки.
– Я знаю, – спокойно ответил он. – Кто сказал, что любовь должна быть лёгкой? Если я останусь с ней до конца, то встречу её... потом, правда?
Я знал, что он имеет в виду, говоря «потом», но не хотел отвечать на заданный вопрос. Ибо что я должен был ему сказать? Что Анна осуждена на вечные муки ада, где страдания, причинённые инквизиторами, покажутся невинной лаской? Зачем было причинять ему боль? Пусть он верит, что его любовь не закончится вместе с жизнью. Я посмотрел в глаза маркграфа и отвёл взгляд. Спрятал кинжал в ножны.
– Раз так, прошу за мной, господин Рейтенбах.
– Герман, Мордимер, – отозвался он. – Моё имя Герман.
Близнецов не было на посту. Сначала я встревожился, что они были схвачены или убиты люди маркграфа, но не заметил никаких следов борьбы. А Первый и Второй не дали бы себя взять так легко. Когда я открыл первую из дверей, ведущих в комнаты, где жили семь девушек, услышал крики. И уже знал, что это плохо. Близнецы посмели не послушаться моих приказов и решили поразвлечься с девственницами. Ну что ж, из того, что я увидел, по крайней мере одна из этих семи девственницей уже не была. Первый вжал её лицом в подушки и пристроился сзади. Он даже не снял брюки, просто спустил их до колен. Я увидел его подпрыгивающую прыщавую задницу и пнул в неё с такой силой, что мне показалось, что я сломаю близнецу копчик. Он заорал и упал с девушки. Осторожно отполз в сторону, так, чтобы я не смог врезать ему ещё раз. Второму повезло больше. Впрочем, он ещё не успел добраться до своей конфетки, и теперь отскочил к стене, принимая невинное выражение лица.
– Мы всё время были на страже. Только сейчас зашли, так, посмотреть, что тут... – затараторил он.
Девушка, с которой забавлялся Второй, отползла к подругам. Они прижали её к себе. Семь заплаканных, перепуганных зверят.
– Подонки, – сказал я злым голосом. – Так-то вы слушаетесь приказов?
– Как Бог свят, Мордимер, мы просто... – Второй стукнул себя кулаком в грудь.
– Заткнись, во имя меча Господня, пока я не вырвал тебе язык.
Первый ничего не говорил, только кивал и осторожно растирал ушибленное место. У него были опущены веки, но я знал, что в его глазах нет ни сочувствия, ни понимания. Только я не мог пока ничего сделать. Им полагалось суровое наказание за неисполнение приказа, но не мог же я наказать их здесь и сейчас, когда вокруг меня люди маркграфа. Близнецы были мне нужны. Кто-то должен был следить за слугами Рейтенбаха, чтобы им не пришли в голову глупые идеи, кто-то должен был мчаться верхом в местное отделение Инквизиториума, чтобы привести моих дорогих собратьев. А нас было всего четверо, и я не мог настроить этих двух дураков против себя. Тем не менее, я не собирался прощать столь предосудительного неповиновения. Инквизиторы являются терпеливыми людьми, но не забывают нанесённые им обиды. Рано или поздно я выставлю близнецам соответствующий счёт.
Что касается девушки, которую так ожесточённо наяривал Первый, мне было её не особенно жалко. Ей ведь уже пятнадцать лет, и в своей жизни она наверняка обслужит ещё не одного мужчину. Ей не было причинено никакого вреда, кроме порванного платья и синяка на щуплой груди. До свадьбы заживёт...
– Убирайтесь отсюда, – приказал я девушкам. – Возвращайтесь по домам. Берите с собой всё, что угодно, платья, посуду. Ну, давайте, давайте...
Они тут же засуетились, даже у оттраханной Первым заметно улучшилось настроение, когда она хватала серебряные тарелки. Другие расхватывали кубки и чаши, выбрасывали одежду из комодов. Они успели при этом поругаться, а одна даже расцарапала другой лицо ногтями.
– Кошелёк. – Я протянул руку в сторону Первого.
– Что? Что?
– Второй раз повторять не буду.
Помедлив, он протянул мне мешочек с деньгами. Я отсчитал пять серебряных крон, всё остальное бросил ему на колени. Подошёл к изнасилованной девушке и отдал ей деньги.
– Бери, – сказал я. – Заработала.
Она посмотрела на меня, не очень понимая, что происходит, но быстро сцапала монеты с моей ладони.
– Я ж даже не кончил! – Буркнул Первый тоном наполовину рассерженным, наполовину расстроенным.
– Надо было поторопиться. – Я пожал плечами.
Наконец мы выдворили всё это общество из комнаты (теперь избавленной от всего ценного, что можно было без труда вынести), и мы могли заняться действительно серьёзными делами.
Мы выезжали из замка Рейтенбах, оставив в нём инквизиторов из местного отделения Инквизиториума. Они уже позаботятся о формальностях, таких как доставка преступников в место, которое им назначено. Учитывая мощь ведьмы (если она говорит правду), им, наверное, будет не Хез-Хезрон, а монастырь Амшилас, где благочестивые монахи специализировались на допросах особо опасных колдунов, а также на сборе информации о запретных знаниях.