Трудно было отказать рассуждениям легата в правоте. Интересно только, что он сам об этом думает, но я и не собирался спрашивать, и не думал, чтобы он ответил мне честно.
– Благодарю вашу милость. – Я встал, склонил голову. – Постараюсь не подвести доверия вашей милости.
Он посмотрел на меня с ехидной улыбкой.
– У меня нет к тебе доверия, так что тебе нечего будет подвести, – произнёс он наконец. – Тем не менее, в хорошо понятных собственных интересах, постарайся меня не рассердить. Ибо наступают времена, когда даже такие люди, как ты, могут оказаться полезны. И для них будет лучше, если они окажутся на правильной стороне.
Я поклонился ещё раз и вышел, снова оставив за Вероной последнее слово. Прямо за порогом таверны мне встретился запыхавшийся Риттер.
– Рассказывайте, рассказывайте! – Закричал он, как только меня увидел, забыв даже поздороваться.
– О чём я должен рассказать?
– Ну, как это? Вы ведь были у императора!
– Пойдёмте, мастер Риттер. – Я потянул его за руку, поскольку драматург говорил очень громко, и, услышав слова «вы были у императора», на нас уставился десяток пар глаз.
– Быстро тут расходятся новости, – проворчал я, когда мы уже протискивались через толпу, заполонившую улицы.
– А как вы хотели... Где много людей, там много слухов.
После долгих поисков мы нашли себе столик в тёмном углу таверны, в которой воняло гниющим деревом, а дым из топки выедал глаза. Балки потолка нависали так низко, что мне пришлось пригибаться, чтобы не задеть их теменем. Столешница была вся перепачкана варёным горохом. Я посмотрел на неё с подозрением. Или кто-то опрокинул на неё миску с едой или, что ещё хуже – заблевал. Трудно было распознать. Риттер приволок за шиворот трактирщика, чьё лицо и одежда прекрасно соответствовали внешнему виду стола.
– Если не приберёшь здесь, я вытру это твоей собственной мордой, – пригрозил он. – А потом неси жбан пива.
Трактирщик многословно уверил, что «всё для благородных господ», но я увидел в его глазах злобный блеск.
– Нассыт нам в пиво, – буркнул я, когда он ушёл. – Нассыт, как Бог свят.
Драматург, услышав эти слова, вскочил и побежал, чтобы проследить за исполнением заказа. Через некоторое время мы уже сидели за в меру чистым столом, а перед нами стоял кувшин с отбитой ручкой и два выщербленных кубка.
– Вы знаете, что эти ублюдки хотели поднять цены? На всё. На пиво, водку, снедь...
– Пользуются случаем. Чему тут удивляться?
– К счастью, Светлейший Государь установил максимальные цены. – Он засмеялся, довольный, что кто-то надул тех, кто хотел надуть клиентов. – А за их превышение грозят штраф и темница.
Толстая девка в заляпанном платье плюхнулась Риттеру на колени.
– Отдыхаете, ребята? – Хрипло провизжала она, и в воздухе распространился шлейф трупного запаха, бьющего из её пасти.
– О, только не с тобой! – Драматург столкнул её и погнал пинком в жирный зад. Она ушла, обзывая нас педерастами и содомитами.
– Вот, ваш успех у прекрасного пола, – поддразнил я его.
– Ей-Богу, я бы скорее предпочёл опрятного мальчика, чем её. – Риттера сотрясла дрожь отвращения. Вероятно, при одной мысли, что он мог развлекаться с этим жирным, грязным чудовищем.
– Пара кувшинов пива, и она показалась бы вам весьма привлекательной...
Он снова передёрнулся.
– Даже не говорите так, прошу вас… Но вернёмся к разговору. Рассказывайте, во имя милости Божией…
Я изложил ему ход короткой аудиенции. Немного подробней, чем легату Вероне, но не отступая даже на йоту от истины.
– Сочиняете, – подытожил он, когда я закончил. Я только покачал головой.
– Ну, ну. – Только теперь он глотнул пива и поморщился. – Радуйтесь, что Август Каппенбург встал на вашу защиту. На свете мало людей, которые бы его не боялись.
– Тот волколак?
– Именно, – кивнул он. – Но постойте! – Вдруг с негодованием воскликнул он. – Вы мне соврали!
Конечно, я знал, что он имеет в виду, но, тем не менее, широко распахнул глаза.
– Я? Вам? Хайнц, как вы можете?
– Вы говорили, что не были в бою. А теперь я узнаю, что были. И тоже под Шенгеном!
– Здесь не о чем говорить. Правда, – сказал я.
– Вы были одним из командиров?
– Хайнц, гнев Господень! Мне тогда было четырнадцать лет! Я мог командовать, самое большое, своей правой рукой...
– Это значит, что вы на три года младше меня, – быстро подсчитал он. – Но вы выглядите старше, – добавил он, глядя на меня критическим взглядом.
Потом вдруг сложил руки в умоляющем жесте.
– Возьмите меня с собой, – попросил он. – Когда Милостивый Государь прикажет вам его сопровождать...
– Почему бы и нет? – Я пожал плечами. – Не знаю только, позволят ли мне.
– Я могу даже одеться в епископский мундир, могу чистить вам лошадь и подавать стремя. Только возьмите меня с собой!
Я не удивился просьбе Риттера. Ведь какая это идеальная роль для поэта и драматурга, стоять подле правителя, управляющего битвой, и не иметь нужды полагаться на вести из вторых или третьих рук, а видеть всё собственными глазами и слышать собственными ушами.
– Я постараюсь, – пообещал я.
Вооружённые силы Палатината не опирались на тяжеловооружённую кавалерию. Насколько я знал, у палатина Дюварре было всего несколько десятков рыцарей королевской гвардии, а остальные его войска составляла лёгкая кавалерия, и, прежде всего, отряды городской пехоты и несколько рот наёмных валлийских лучников. Преимущество этих войск заключалась в одном: в любой момент они могли спрятаться за стенами мощных, отлично укреплённых крепостей. Императорские силы смотрелась, однако, ещё более впечатляюще. Я провёл весь день в седле, наблюдая, как карательные отряды пехоты, сопровождаемые тяжеловооружёнными хоругвями, следуют за итальянскими арбалетчиками, гельветскими пикинёрами и галльскими секирщиками. Ба, я видел даже бронированных с ног до головы византийских кавалеристов, которых император Византии послал нашему королю в доказательство «братской любви». Впервые в жизни я увидел мушкетёров, прибывших из далёкого Арагона, хотя сам мушкет у меня была возможность увидеть уже в Хезе (и, честно говоря, засомневался в эффективности этого оружия, которое после каждого выстрела требовало десятка «Богородиц» на перезарядку. Зато сколько дыма и грохота было при этом!).
Я не разбирался в военных делах и не мог оценить количество императорских солдат, но знал одно: я никогда раньше не видел такой массы войск. Колонны, марширующие по равнинам, окружающим Хейм, казалось, не имеют ни начала, ни конца. За ними тянулись сотни телег с продуктами и припасами.
– Ну что, господин Риттер? – Спросил я. – Вы и теперь уверены, что поход закончится плохо?
Драматург был впечатлён тем, что мы видели, но не утратил уверенности.
– Поживём – увидим, – только и ответил он.
– Nec Hercules contra plures [И Геркулес бессилен против множества (лат.)], – добавил я, чтобы его подколоть.
– Ты идёшь против меня с мечом, копьём и щитом, а я иду против тебя во имя Господа Саваофа, – огрызнулся он, напоминая слова Давида, стоящего против Голиафа.
– Господин Риттер, это именно мы идём во имя Господа Саваофа! – Поправил я строго.
– Только это я цитирую Писание, а вы языческие сентенции, – рассмеялся он.
– Мы победим, – заверил я его.
– Они в это верят, мы в это верим, любопытно, в кого верит Бог?
– Я вас должен попросту сжечь... – Я беспомощно развёл руками.
– Определённо, только таким способом вы победили бы в этой дискуссии.
Передвижение большой армии должен быть весьма продуманным действием. Отряд в несколько десятков всадников или роту пехоты может вести даже клоун. Однако отправить на войну десятки тысяч солдат, осадных орудий и обозов не так просто. Вы должны быть осторожны, чтобы они не пропали, не расползлись по окрестностям, не забрели в неправильное место. Отряды хорошо управляемой армии должны быть словно пешки и фигуры, расставленные на шахматной доске опытного игрока, который предвидит на несколько ходов вперёд. И мне казалось, хотя я и смотрел на всё глазами обывателя, что императорские командиры способны справиться с этой задачей.
Я получил вызов незамедлительно явиться в расположение, занятое императором, и с одной стороны я был рад, что Светлейший Государь обо мне помнит; с другой стороны, то, что он обо мне помнил, вызывало определённую обеспокоенность.
Риттер был не в восторге, когда я заставил его надеть цвета епископа. Ну да ладно, в конце концов, он сам заявлял, что готов сделать всё, чтобы сопровождать меня.
– Кто это, капитан? – Нахмурил брови оруженосец, стоящий на середине дорожки, ведущей к императорскому окружению.
– Знаменитый мастер фехтования из Хеза, – ответил я, краем глаза видя, как бледнеет Риттер. – И не только непобедимый мастер меча, но и доверенное лицо Его Преосвященства.
– Проезжайте, – Разрешил он после минутного раздумья.
Император в окружении нескольких дворян и солдат стоял на вершине холма (я заметил барона с торчащими усами, уже знакомого мне по аудиенции), а на равнине к западу от нас строились хоругви тяжёлой кавалерии. Поля застилал туман, так что мы ещё не видели войск палатината. Светлейший Государь увидел, что мы едем, и прервал разговор.
– О, мой инквизитор! – Воскликнул он. Усатый барон заметно поморщился, услышав эти слова. – Кого ты с собой ведёшь?
– Милостивейший Государь, – сказал я, – я покорнейше прошу, чтобы вы простили мне обман. Я сказал вашему оруженосцу, что меня сопровождает мастер фехтования из Хеза, но на самом деле мой друг – писатель и поэт, который хочет умолять ваше величество о возможности сопровождать его во время битвы.
Император нахмурил брови.
– Как вас зовут? – Бросил он коротко.
– Хайнц Риттер. – Драматург спрыгнул с коня, споткнулся, но настолько удачно, что это выглядело как поклон. – К услугам Вашего Императорского Величества.