— Мы видели трупы, — сказал я. — Жестоко убитых обитателей одного из сел. Лейтенант привез их в замок господина графа.
— Бандиты, — буркнул де Родимонд. — Здесь всюду полно этой голоты. Его Преосвященству стоило бы прислать судового урядника, а не инквизитора.
Тяжело рухнул в обитое выцветшим дамастом кресло.
— Принеси вина, Ронс, — приказал. — И три кубка.
— Это не бандиты, господин граф, — сказал я, не сомневаясь, что и сам об этом знает. — Бандиты не жрут мясо жертв, не глумятся над трупами и не отказываются от добычи. А в этом селе никто не грабил дома, с тел не сняли ни сапог, ни одежду, ни украшения.
Глянул на меня исподлобья.
— Может, так, а может, и нет, — сказал он. — Бандиты — это бандиты, и неизвестно, что им взбредет в голову.
— Бандиты, господин граф, обычно ведут себя вполне рационально. Поскольку живут с добычи. И не убивают только из радости убийства. По крайней мере, не таким образом. Или вы, господин граф, можете себе представить разбойников, пожирающих трупы? Зачем бы им это делать?
— Трупы обгрызли звери, — прогремел он, и я не знал, зачем он врет, если и сам не верит в свои слова.
— Да простит меня господин граф, но я в состоянии распознать следы человеческих зубов и отличить их от звериных, — ответил вежливо. — Был бы я также чрезмерно счастлив, если бы господин граф объяснил мне, как это случилось, что солдаты господина графа появились в селе уже через несколько часов после резни. Несмотря на то, что от замка до села день дороги.
Лейтенант Ронс должен был слышать эти слова, поскольку как раз входил с подносом, на котором стояли серебряный кувшинчик и три широких кубка. Однако я видел, что рука его даже не дрогнула.
— Налей, — приказал ему де Родимонд. — Вы хотите меня допросить, инквизитор? — Встал с кресла. — Меня, графа де Родимонда?! Осмелитесь ли вы подвергать сомнению мои слова?
— Я ищу истину, ваша милость, — ответил я вежливо.
— Это имперское пограничье, инквизитор, и не находится в твоей юрисдикции.
— А вы, ваша милость, предпочитаете объясняться с епископским посольством, которое прибудет из Хеза, или все же думаете, что стоит поговорить со мной?
— Угрожаешь мне? — Я видел, что он в бешенстве. Но вместе с тем в глазах его читался страх.
— Никогда бы не осмелился, господин граф, угрожать представителю столь знатного рода. Я желаю лишь сообщить господину графу о том, какой представляется мне ситуация.
— Знатного рода? — фыркнул. — Как мило! Готов спорить, что ты не слыхал ранее о графах де Родимондах, верно?
— С покорностью и сожалением признаю, что мои знания касательно великих аристократических родов крайне малы, — склонил я голову.
— А умеет подсластить этот инквизитор, а, Ронс? — рассмеялся граф и подал мне наполненный кубок. — Мне можно не льстить, Маддердин… или как там тебя. Графский титул и лен мы получили, поскольку моя святой памяти матушка путалась с имперским конюшим. Так уж случается в жизни, инквизитор. Мой прадед был честным бондарем, дед — честным солдатом, отец — продажным офицером стражи, который выслужился до раскидистых рогов, а я — граф. Как поговаривают в округе — дворянин, алхимик и конфратер дьявола. А кем будет мой сын? — рассмеялся, обнажив желтые неровные зубы.
— Я ценю людей, которые занимаются алхимией, — сказал я вежливо, игнорируя его выводы касательно семьи, — поскольку сия наука требует большого знания и терпения в проводимых опытах. Церковь в этом не видит ничего плохого.
Была это лишь полуправда, но я не намеревался объяснять графу нюансы отношения Церкви к алхимической науке.
— Да-да-да… — Он отпил большой глоток. — Твое здоровье, инквизитор. Не видит ничего плохого, пока не сожжет. Уж я-то знаю.
Я пригубил вино: было молодым и кисловатым, но случалось мне пить и худшее.
— Ну как, Ронс? — спросил де Родимонд. — Расскажешь ему, что происходит?
— Как пожелает господин граф, — холодно ответил офицер.
— Расскажи, расскажи — вдруг он чего-то присоветует? В любом случае, лучше это, чем если пришлет своих приятелей в черных плащах. Те сразу пожгут мне половину народу.
Я лишь вздохнул, поскольку непонимание деятельности и целей Инквизиториума всегда меня расстраивало. Отчего люди думают, будто мы существуем, лишь чтобы кого-нибудь сжигать? Это ведь крайность, а не ежедневное занятие.
— Садись, инквизитор, — указал мне на стул под стеной, — и слушай, поскольку это — очень интересная история.
Лейтенант Ронс минутку раздумывал.
— Уже третье село, — сказал он наконец. — Всегда получаем письмо. На этот раз там было сказано, чтобы брали телегу и ехали в Березняки…
— Так зовется то сельцо, которое ты видел, — вмешался граф.
— И всегда одно и то же. Изуродованные трупы и никаких свидетелей.
— Письмо? — повторил я. — Интересно. А я мог бы его увидеть?
— Отчего бы нет? — Граф полез в секретер и вынул оттуда сложенный пополам пергамент.
Черными чернилами некто написал: «Возьми телегу и езжай в Березняки. Поспеши, пока не засмердели».
— Острослов, — сказал я, внимательно разглядывая лист. — Это письмо человека ученого, господин граф. Четкие буквы… Обратите внимание, насколько элегантно его «Б» с этим брюшком и весьма изящной перекладинкой.
— Прекрасно, — иронично сказал граф, глянув на письмо.
— Это важный след, господин граф, — не дал я сбить себя с толку. — Свидетельствует о том, что враг господина графа не обычный бандит. Бандиты не пишут изящных писем.
— И что с того?
— А вы не полагаете разве, что это сужает круг подозреваемых? Может, злой сосед?
— Нет, Мордимер, — сказал он. — Мы здесь живем спокойно. Много земли и мало рабочих рук. Украсть людей, подкупить их, чтобы покинули мои владения и ушли работать на кого-то другого, — это бы я понял. Мы ценим человеческую жизнь, инквизитор. Здесь даже преступников не вешают, а отдают в рабство. Никто из моих соседей не сделал бы чего-то подобного.
— Понимаю, господин граф. Значит, никаких ссор?
— Всегда бывают ссоры, инквизитор, — вмешался Ронс. — Но никто не отважился бы на нечто подобное.
— Осмелюсь спросить: сообщил ли господин граф префекту? Императорскому двору?
— А что за дело им до этого? — пробасил де Родимонд. — Как собирать подати — они первые, а как что другое… Конечно, сообщил. Но даже не ответили.
Я покивал, поскольку чего-то подобного и стоило ожидать. У императора и его урядников были более важные дела, чем решать проблемы провинциального графа, получившего титул в обмен на рога отца. Но вот пусть бы он осмелился не уплатить податей. Сразу бы прибыли прево[27] и его мытари.
— Я с радостью помогу господину графу, — сказал я. — Поскольку, хотя и не знаю, в ереси ли здесь дело или в колдовстве, готов поспорить, что подобная вероятность существует.
— Колдовство, — фыркнул граф. — Тоже мне…
— Это лишь предположение, — развел руками. — Соблаговолит ли господин граф рассказать мне всю историю с самого начала?
— Ронс! — де Родимонд глянул на лейтенанта.
— Слушаюсь, господин граф. — Офицер отставил пустую чашу, после чего долил вина из кувшина сперва графу, потом мне, а затем уже — себе. — Все началось с исчезновения людей из Медвежатника…
— Такие уж здесь варварские названия, — пробормотал граф. — Медвежатник, Березняки, Мшаные Горки, Болотень, Сфорнгейс, Утопшая Челядь…
— Сфорнгейс?[28] — усмехнулся я. — И вправду варварские. Но, лейтенант, как это — исчезновение? Тела нашли?
— В том-то и дело, что нет, — ответил. — Мы сперва думали: кто-то их подкупил, как и говорил уже господин граф, поскольку здесь не хватает рабочих рук. Нужно корчевать деревья, земля твердая и неурожайная, потому местные властители наперегонки соблазняют чужих людей обещаниями свобод.
— Но потом жителей убивали?
— Именно. Три раза. Три села. И всякий раз приходило письмо, которое сообщало, куда мы должны отправляться за трупами.
— Убийц искали?
— Ищи ветра в поле, — пробормотал Ронс. — Это огромный лес. Болота, заводи, чащобы, лабиринт пещер на юге… Если бы захотели, целую армию могли бы спрятать, а не пару десятков разбойников. Настолько дремучие места, что до времени здесь и разбойничать-то особо было некому. А у меня восемь солдат и десятка два вооруженных слуг. Будь у меня и вдесятеро больше — все равно ничего бы не сделал. Да и нельзя оставлять замок без охраны.
— Так вот и будут вырезать моих людей! — Граф ударил ладонью с такой силой, что перевернул керамический котелок, и на столешницу выплеснулась темная масса.
— И никаких требований? Ничего?
— И чего бы им у меня требовать? — спросил он с неожиданной горечью. — Два года уже не плачу налоги. Как долго ты мне служишь задаром, Ронс?
— Почти год, господин граф.
— Точно. За пищу и кров над головой. Такой вот из меня граф.
— Смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в свое время,[29] — ответил я ему словами Писания.
— Интересно только, когда это время наступит… — де Родимонд слегка улыбнулся. — Как думаете, возможно ли обрести философский камень? Красную тинктуру?
— Нет, господин граф. Думаю, невозможно, — честно ответил я.
— И я так думаю, — кивнул он. — А уж сколько Корнелиус выжал из меня золота на те исследования… Бог мой…
— Корнелиус?
— Такой пройдоха, — нехотя пояснил Ронс. — Я предостерегал господина графа, но я ведь простой человек. Необразован и не могу постичь просвещенных идей, взлетающих на крыльях науки, — сказал с иронией, явно кого-то цитируя.
— Алхимик, верно? Господин граф приказал его повесить?
— Было бы недурно, — невесело рассмеялся Ронс. — Но почуял, что запахло жареным, и дал деру.
— Князь Хаггледорф пятнадцать лет ждал результата трудов своего алхимика, — сказал я. — Продал половину сел на его исследования. Ну, а через пятнадцать лет потерял терпение и приказал его поджарить на железном кресле…