[79], а остальные туда никогда не попадали, ибо Церковь и не собиралась официально признавать, что таковые существуют. Разумеется, мы, инквизиторы, должны были о них знать, но от простых людей эти секреты тщательно скрывали. Каким образом Гунд стал обладателем этого необыкновенного и просто-таки бесценного собрания? Вот в чём вопрос, ответ на который мы получим в Хезе. Дело было слишком важным, чтобы я занимался им на месте, а Йоахим Гунд был слишком опасным человеком, чтобы позволить ему умереть без полной исповеди.
Я сел в кресло и задумался. Вот как сплетаются судьбы людские. Случайное посещение захудалого городишка, случайная встреча с толпой, ведущей колдунью, моё желание разобраться в деле. Может не случайное, но я знал, что не каждый инквизитор морочил бы себе голову следствием. И среди нас были чёрные овцы… Ведь если бы мы прибыли днём позже, от Лоретты бы остался лишь размокший от дождя пепел вокруг металлического столба в центре рыночной площади. Если бы мы прибыли днем раньше, то проехали бы через город, задержавшись в корчме может всего лишь на одну ночь, и тогда весь спектакль скрыли бы от наших глаз и сделали бы дело после нашего отъезда.
Однако мы свалились в Томдальц именно в ту минуту, когда должны были свалиться. И обнаружили кучу дерьма, любезные мои. Кто ж теперь может сказать, что Ангелы не бдят, чтобы направлять пути наши?
Я медленно листал книги. Для человека неподготовленного лишь один взгляд на их содержание мог стать гибельным. Ибо, как отречься от власти? Как отказаться от власти над человеческой жизнью, над чувствами? Ха! Хороший вопрос. Думаете, любезные мои, инквизиторов порой не искушало желание воспользоваться запретными знаниями? Ох, искушало, и ещё как. А некоторые, к своему несчастью, поддавались этому искушению. Временами даже из чистых побуждений, но чёрную магию нельзя использовать в добрых целях. Только не каждый это понимал, несмотря на годы обучения и советы мудрых наставников. Инквизиция в таких случаях (редких, скажем честно) не выносила сор из избы. Не думаете же вы, что инквизитор мог сгореть на костре к радости черни? Его просто забирали в одно из наших секретных, уединённых мест, где работали вернейшие из верных, довереннейшие из доверенных. И там, в чувстве любви и сочувствия, с ним беседовали так долго, пока он не признавался во всех грехах и не открывал, как он дошёл до того, что свернул с пути закона на путь порока. И когда у него уже не оставалось ни одной собственной мысли, ему позволяли умереть смертью, полной очищающей боли.
Наконец я нашёл рецепт, который искал и который с таким успехом использовал доктор Гунд. Процесс наложения чар «белых червей» был сложным, а сам рецепт запутанным и не до конца ясным. Ничего страшного. Доктор расскажет подробно, как он провёл эксперимент. Скажу вам по секрету, любезные мои, мы не только находим колдовские книги. Малые мира сего[80] думают, что мы их ещё и уничтожаем. Ничего более ошибочного. На кострах горят подделки либо экземпляры произведений, копии которых у нас уже есть. Ибо в самой охраняемой библиотеке Инквизиции они все есть — все запрещённые произведения. О воскрешении мёртвых и призывании демонов, заклятиях и чарах, о богохульных молитвах, о соблазнах и ядах. Там, за толстыми стенами одного из монастырей, стоят ряд за рядом книги, заботливо сберегаемые старыми библиотекарями. Каждый инквизитор в конце обучения имеет право войти в библиотеку. Чтобы увидеть мощь зла и первый раз в жизни помериться с его безмерностью.
Скажу больше. Инквизиторы не останавливаются на знаниях, почерпнутых из отступнических, еретических и демонических книг. После допросов обвиняемых мы пишем собственные комментарии и объясняем некоторые из наиболее сложных рецептур. Якобы часть из них даже проверяется на практике. Якобы существует в Инквизиции специальная, секретная группа инквизиторов, которые испытывают каждый из рецептов. Якобы — ибо об этом не говорится, об этом мы не должны даже думать.
Я вздохнул. Пришло время покинуть милый домик доктора Гунда. Оставались дела характера, скажем, организационного. Я знал, что следует отказаться от дальнейшей поездки и вернуться в Хез. С багажом в виде колдуна и его собрания книг, а это означало, что бургомистр должен будет предоставить, как минимум, двух вьючных лошадей. Что ж, наверняка, он может себе это позволить… Если только напуганный поимкой брата не смоется из городка. Может его тоже следовало доставить в епископский суд? Или я должен провести первый допрос ещё на месте? Вот только, видите ли, не слишком это удобно — везти несколько десятков миль человека, которого уже допросили. А я не хотел, чтобы он мне умер по дороге. В конце концов, я осмеливаюсь считать себя профессионалом…
Я встал, закрыл поворотную дверцу, потом и чулан. Я побрёл в городок, а была уже ночь, и вновь начал моросить дождик. Я решил, что сначала загляну в арестантскую. Наверху, у стола сидел Смертух, потягивал что-то из металлического кубка и с весьма серьёзной миной практиковался в тасовании карт. При виде меня он вскочил на ноги.
— Мордимер! Как себя чувствуешь? — Он посмотрел на моё лицо. — О-у, — добавил.
— Именно, — сказал я. — Именно так я себя чувствую. Где доктор?
— Внизу. Второй приглядывает за ним.
— Хорошо. Двигай в дом доктора и сторожи у дровяного чулана. И храни тебя Бог сдвинуться оттуда на шаг. Понимаешь? Не в доме, внутри, только в чулане!
— Хорошо, хорошо, Мордимер, понимаю. Ты что-то нашёл?
Я посмотрел на него таким взглядом, что он, уже ничего не говоря, вскочил и двинулся в сторону выхода. Я сгрёб со стола ключи к арестантской и отпер дверь.
— Кто здесь? — Услышал я бдительный и трезвый голос Второго.
— Меч Господа, близнец, не пристрели меня!
Я спустился по лестнице. Хотя доктор Гунд не был зажат в колодках, поскольку, видимо, в городе их не нашли (Кстати, ну что за город? Колодок в нём не нашлось!), но лежал нагим и растянутым на столе, приготовленным ранее с мыслью о допросе Лоретты. У колдуна во рту был кляп, а кисти рук и ступни были крепко приторочены к металлическим креплениям. Близнец даже наложил ему петлю на шею, чтобы тот не мог двигать головой. Кроме того, мои ребята полностью обрили тело докторишки и сделали это не слишком нежно, поскольку внизу живота, на голове и в подмышках доктор был в ранах от тупой бритвы и синих кровоподтёках. Правда, я не верил, что дьявол мог скрываться в волосах допрашиваемого и оттуда давать ему полезные советы, но предрассудок был настолько силён, что я не собирался с ним бороться или кого-нибудь бранить.
— Ну, у тебя и вид, Мордимер. — Близнец посмотрел на меня с явным, хотя и неожиданным сочувствием.
— А, перестань, — пробормотал я и посмотрел в лицо Гунда.
Он смотрел на меня вытаращенными и полными боли глазами, ибо никто не озаботился ослабить узлы на нём. Поэтому я сделал это сам. Не из ложно понимаемого милосердия. Просто мне от него будет больше пользы, если он сможет ходить самостоятельно. В конце концов, нас ждала долгая дорога в Хез.
— Иду спать, — сказал я. — А ты сиди здесь. — Второй скривился, услышав мои слова, но ничего не сказал. — Ты куда дел брата?
— Вроде спит, зараза! Сказал, что устал от поисков…
— Я ему устану! — ответил я, но только махнул рукой.
Я ещё раз посмотрел на Гунда, разложенного на столе. Голый и худой, с выступающими рёбрами, со съёжившимся естеством и порезами от тупой бритвы он не выглядел могучим колдуном. А если не смотреть, был им.
Меня разбудил равномерный стук дождя о ставни. Что ж, недолго продолжалась хорошая погода. Конечно, костёр можно сложить да разжечь и во время ливня, но поверьте мне, самое красивое зрелище открывается летним, безоблачным вечером, когда красный цвет пламени взаимодополняет красный цвет заходящего солнца. Но здесь — в Томдальце — мы и так не намеревались разжигать костёр.
Я открыл ставни. Рыночная площадь снова напоминала лужу. Две исхудавшие свиньи слонялись в её центре, а одна тёрлась боком о металлический столб.
— Что за дыра, — проворчал я про себя и вышел в коридор позвать корчмаря.
Мы никуда не спешили, поэтому я велел приготовить кадку с горячей водой, щёлок и берёзовый веник. И солидный завтрак. После молитвы у меня всегда зверский аппетит, и сейчас я тоже чувствовал, что съел бы коня с копытами. Я купался до позднего утра, лишь время от времени вызывая прислужную девку, чтобы добавила горячей воды. И так я себе лежал в деревянной кадке, наполненной кипятком, уминал из глиняной миски кашу с кабанятиной и запивал холодным пивом. Ох, мне было хорошо, любезные мои, но я знал, что это лишь краткий миг отдохновения среди трудов праведных слуги Божьего.
Наконец я вышел после купания, велел Первому, чтобы сменил брата, сторожившего в темнице, а сам решил навестить бургомистра. Правда, как он, так и пробощ пытались добиться меня предыдущим днём, но я строго-настрого запретил корчмарю кого-либо пускать на второй этаж. И, как видно, он справился хорошо.
Бургомистра и настоятеля мне не пришлось долго искать. Они сидели в зале с кувшином пива и не выглядели довольными жизнью.
— Приветствую, господа, — сказал я, приглаживая ещё мокрые волосы. — Что вас привело в такую рань?
— М-мой бра-а… — начал бургомистр.
— Надеюсь, у вас были веские причины, чтобы заключить под стражу уважаемого гражданина нашего города, магистр инквизитор, — тихо сказал настоятель.
В этот раз его глаза были опущены, он смотрел в стол и говорил со смирением. И он был прав. В конце концов, передние зубы он уже потерял.
— Доктор Гунд едет вместе со мной в Хез-хезрон, где будет подвергнут полному дознанию…
Бургомистр глухо охнул и осел на стул.
— К вашему сведению скажу лишь одно: он обвиняется в практиковании чёрной магии, обладании запрещёнными книгами, тройном убийстве и ереси. Ты, настоятель, тоже приготовься в дорогу. Ты должен предстать через тридцать дней, начиная с се