л. Гритта открыл передо мной ворота.
— Всегда вам рады, господин Маддердин, — сказал он, но на сей раз я решил больше не давать ему чаевых. Хорошего понемногу.
Второй раз за день мне предстояла милая прогулочка к амбарам. Что ж, следовало известить Хильгферарфа о том, что он может поставить крест на своих деньгах. Жаль, ибо четыре с половиной тысячи крон — прекрасное состояние. За такие деньги можно убить, хотя я знал и таких, что убивали из-за пары хороших кожаных сапог или манерки[139] с горячительным. Да-а, жизнь в Хез-хезроне не была ценным товаром, и тем, кто смог сберечь её подольше, было чем гордиться. Хильгферарф всё ещё был в своей конторе, но когда меня увидел, высоко поднял брови.
— Господин Маддердин, — произнёс он. — Какие-то новые вести? Я рассказал ему всё, что услышал от Лонны, понятно, не раскрывая источника информации. Однако, подозреваю, он не был настолько глуп, чтобы не догадаться. По мере того, как говорил, я видел, что его глаза темнеют. Что ж, он ведь прощался с четырьмя с половиной тысячами крон. Это, похоже, приносило боль. Когда я закончил, он достал замшелую бутылочку вина и разлил нам в маленькие кубки. Я попробовал. Прекрасный вкус был у этого бывшего грузчика. Я сказал ему об этом, и он поблагодарил кивком.
— Что сейчас собираетесь делать? — спросил он.
— А что я могу сделать? — ответил я вопросом. — Думаю, на этом моё задание закончено.
— Однако, обсудим, — вежливо произнёс он. — Прелат Бульсани работает на Дьявола с Гомолло. И мы оба знаем, что кардинал обладает огромным состоянием. Итак, можем ли мы полагать, что Бульсани ещё не преуменьшил своих запасов наличности, а может даже их приумножил?
Бог мой, — подумал я, — «итак, можем ли мы полагать», — говорил этот бывший грузчик. Неужто, он брал уроки хороших манер и красноречия? А, может, был дворянским бастардом, подброшенным в доки матерью-кукушкой?
— Может да, может нет, — возразил я. — Шесть девственниц с юга могли обойтись ему примерно в четыре тысячи, плюс-минус триста в зависимости от того, на самом ли деле они были очень красивыми, как торговался, а также — насколько в них нуждался. Но подозреваю, что эти девушки должны стать даром Белдарии, а это означает, что прелат потратил свои, а не чужие деньги. Ну, конечно, если вообще можно сказать, что когда-либо эти деньги были его.
— Да-ааа, — Хильгферарф постучал костяшками пальцев по столу, — чего этот идиот мог хотеть от Дьявола?
— Ну, так далеко моя проницательность уже не простирается, — я пожал плечами, — но, всё же, думаю, что лучше этим не интересоваться.
— Может быть, может быть… — Хильгферарф задумчиво покачал головой, и его задумчивость мне крайне не понравилась. — Ну, хорошо, — добавил он уже бодрым голосом, как бы очнувшись от какого-то полусна. — Маддердин, я хочу, что бы вы отправились в Гомолло и проверили, там ли Бульсани, и притащили его ко мне. Разумеется, живого.
— А скатерти-самобранки вы не желаете, — спросил я без тени иронии в голосе, — или дубинки-самобойки?
— Очень смешно, — он посмотрел на меня тяжёлым взглядом. Он явно не привык, чтобы ему отвечали подобным образом. Но зато я привык к тому, что мне пытались давать разные идиотские задания. К моему сожалению, за часть из них я, всё же, брался.
— Вы не подумали, господин Маддердин, что ваши люди могут быть в Гомолло? Или, хотя бы, направляться в ту сторону?
— Нет, — искренне возразил я. — Очень сомневаюсь, что они узнали то же, что и я.
Но в тот момент, когда я произносил эти слова, сам начал задумываться. Фактом было то, что Смертух и близнецы исчезли из города. Конечно, я ещё не исчерпал всех возможностей, точнее ни одной. Я не пошёл к бургграфу и не спросил, а не упрятал ли он их намедни за какие-нибудь прегрешения? Будь у них деньги, наверняка сидели бы в борделе, причём, до тех пор, пока у них не закончилась бы наличность. Но у них не было денег, а был заказ, который они подрядились выполнить. Я не думал, что они решили надуть Хильгферарфа. Это было не в их стиле. Пёс не гадит там, где ест, — говорила старая пословица, а они слишком хорошо представляли, сколько можно заработать в Хез-хезроне. И как быстро здесь потерять репутацию. А репутация была всем, чем мы владели.
Однако вылазка в Гомолло ради спасения Смертуха и близнецов не казалась мне особо заманчивой. Видите ли, мы не друзья по гроб жизни, делящие последний кусок хлеба и вспоминающие у камина, да с горячим пивом[140], случаи взаимопомощи. Конечно, нам сподручно вместе браться за некоторые поручения, и мы сыгранная команда. Сыгранная, потому что парни знают, кого слушать. Но на этот раз они взялись за дела, которые были выше их сил. И им придётся за это заплатить. Понятно, что картина «Смертух и близнецы в подземельях Гомолло» не будила во мне радости, но я не видел причин, чтобы рисковать ради них репутацией, лицензией, а тем более жизнью. Я был уверен, что кардинал не поколебался бы развлечься в своих казематах с инквизитором и счёл бы это милым развлечением после трудов праведных. Но глядя с другой стороны, я всё же понимал, что мне будет трудно собрать подобную группу. В конце концов, не за все заказы я мог браться в одиночку. Мордимер Маддердин был для думанья, приёма заказов и торга за гонорар, зато трудно найти кого-то, кто лучше Смертуха владел бы саблей, а зловещие способности близнецов удивляли даже моего Ангела-хранителя. Кроме того, мы были знакомы так давно, что временами могли понимать друг друга без слов. Так что я потёр подбородок, ибо оказался, как это красиво говорится, перед дилеммой. Хильгферарф явно решил помочь мне в её разрешении.
И оставалось ещё одно. Мысль, которая не давала мне покоя, с тех пор, как я узнал о девственницах с юга. Я точно помнил слова Герсарда, епископа Хез-хезрона: «Новая секта, основанная и руководимая человеком, называющим себя апостолом Сатаны. Будто бы, это какой-то священник, занимающийся чёрной магией. Я слышал, они отправляют ритуалы с жертвоприношением девственниц и новорожденных, или что-то там ещё…». Неужто я таким образом наткнулся на разыскиваемую епископом секту? Дьявол из Гомолло прекрасно подходил на роль еретика, и жертвоприношение девственниц было как раз в его стиле. И когда обдумывал эту проблему, я почувствовал ледяную дрожь, бегущую от загривка до самой поясницы. Мне стало дурно, и я из последних сил удержался на ногах. Я явственно чувствовал присутствие моего Ангела-хранителя. Он был здесь и давал мне знак. Давал мне знак того, что я на верном пути. По крайней мере, я надеялся, что именно такова была истина, ибо неисповедимы пути помыслов и деяний Ангелов.
— Могу вложить ещё немного денег, — осторожным тоном сказал Хильгферарф. — Будет нехорошо, если должники решат, что надуть меня на пять тысяч крон им сойдёт с рук. В конце концов, если по правде, самое ценное для всех нас — это репутация.
Вообще-то, должники — драгоценный товар и не следует допускать его порчи. Разве что являешься горячим человеком либо есть желание проучить других жаждущих лёгкой наживы. Знавал я некогда одного ростовщика, который своим несостоятельным должникам приказывал отрубать пальцы, начиная с самого маленького на левой руке. Вы даже не представляете, сколь сильно отрубание пальца увеличивает в человеке способности к зарабатыванию и возврату долгов.
— Ну, не знаю, — сказал я столь же осторожным тоном, как он, — всё это дело воняет на много миль. А я от этой вони хотел бы находиться как можно дальше.
Он покивал, а я старался овладеть ледяной дрожью, которая раздирала мой хребёт на части.
— В принципе, вы правы, — сказал он вежливо, — но, как уже говорил, я настроен схватить Бульсани. Предлагаю вам три тысячи крон, если вы принесёте сюда мне прелата в мешке, или тысячу крон, если вы решите, что это невыполнимо. Но тогда в мешке хочу получить голову Бульсани.
Меня нелегко удивить, но ему удалось. Для кого-то, кому оплатить предстоящий ночлег уже проблема, три тысячи крон были королевским состоянием. В свою очередь, я немногих знал, что даже за такую сумму захотели бы связываться с Дьяволом из Гомоло. Неужели Хильгферарф настолько желал добраться до мошенника? Или на самом деле его заботила только репутация? Ясно, что лучше заплатить три тысячи крон за возвращение пяти, чем поставить крест на всей сумме. Но всё-таки это упорство было даже странным. Ведь в случае неудачи Хильгферарф рисковал, возможно, даже жизнью, если бы кардиналу захотелось тянуть лапищи так далеко, и он на самом деле был как-то связан с Бульсани. Что всё ещё оставалось в области предположений. По крайней мере, для меня.
— Согласен, — сказал я.
Хильгферарф наверняка думал, что именно щедрое предложение убедило меня согласиться. Но я знал, что здесь не в алчности дело. Давно уже у меня не было случая встретить достойного противника, а Дьявол из Гомолло как раз таким противником и был. Он олицетворял всё зло, всю скверну нашего мира, но вместе с тем ему нельзя было отказать в хитроумии. Ни в могуществе. Ни в богатстве. Вот настоящий вызов. Могущественный кардинал, окружённый сонмом слуг и солдат, а против него одинокий Мордимер Маддердин — длань справедливости и меч провидения, слуга Ангелов. Я взволновался бы, если бы умел волноваться.
— Тогда хорошо, господин Маддердин, — глаза Хильгферарфа прояснились, — скажите, пожалуйста, чем могу вам помочь.
Я задумался. Хорошего коня куплю у Руфаса в предместье, кроме этого я ни в чём не нуждался. Может лишь в большей удаче, но её редко можно купить за деньги. Может лишь в благосклонности Ангела, но с этим трудней, чем с удачей.
Дорога из Хез-хезрона в Гомолло вела через спокойные городки и деревни. Зелёные поля, поросшие виноградом холмы, избёнки с покатыми крышами, шумящие в зарослях речушки. Что за идиллический пейзаж! Но не скажу, что после грязи и смрада Хез-хезрона это не стало каким-то приятным отличием. Пополудни я остановился в большой корчме на развилке большаков, совсем рядом с бродом Илвин. Здание было трёхэтажным, добротно обложенным камнем, а рядом находилась огромная конюшня. Хозяин, по-видимому, получал здесь неплохие доходы. Что ж, некоторым удаётся неплохо управляться. Другие, как ваш покорный слуга, могут лишь мечтать о спокойной жизни в достатке и покое, о вечерах с бокалом горячего вина и грудастой бабёнкой под одеялком. Я рассмеялся собственным мыслям. Вне всякого сомнения, я бы не поменялся ни с кем. Житие инквизитора это тяжкий хлеб, но также честь и ответственность. Недооценённая честь и погано оплачиваемая ответственность. Что ж… жизнь несовершенна. Я не собирался раскрывать, кем являюсь, но конь и упряжь были столь хорошего качества, что корчмарь дал мне отдельный номер — маленькую каморку без окон, спрятанную под самую крышу. Но лучше так, чем тесниться в общем покое, а это случалось даже графьям и лордам, когда в цене была не столько кровать, сколько охапка соломы. Я спустился в трапезную, большую, задымленную и заставленную столами с тяжёлыми столешницами. Корчмарь не предложил мне отдельного кабинета, а я не собирался препираться. Временами неплохо посидеть среди людей, даже если это пьяные купцы, возвращающиеся в Хез-хезрон и рассказывающие, кого им удалось обмануть и каких это красивых девушек отодрали во время по