овые листы пергамента взамен исписанных.
Наша гостья осталась в комнате одна, но отнюдь не скучала, ибо хозяин то ли нарочно, то ли случайно оставил на ней заклинание магического голоса, и теперь ее пронзительные «Ап-чхи!» и «Кх-кх-кх!» то и дело раздавались у меня над ухом. Хитрая девица — а еще говорят, что у блондинок вместо мозгов только корни волос! — быстро просекла, что каждый звук я прекрасно слышу, и каждые пятнадцать минут тишину разрезало ее пронзительное: «Слизняк! А Слизня-а-ак!»
— Слизняк, мне скучно! Принеси мне книжку… Какую-какую! Интересную, про любовь!..
Через полчаса:
— Слизняк, ты что это мне принес? Что это такое? «Благородный сэр Изергим приник к устам прекрасной Лисенды, после чего, не в силах сдерживать нахлынувшие чувства, принялся срывать с нее одежды…» Это что? «Прекрасная Лисенда застонала и предстала перед влюбленным рыцарем, блистая своим совершенным телом…» Убери немедленно и принеси что-нибудь другое! Что-что… Стихи, например!
Еще через полчаса:
— Скажи честно, Слизняк, это сочинял ты? Здесь для полного счастья только грамматических ошибок не хватает!
Когда-нибудь я стану старым,
И голос мой совсем затихнет и умрет.
И никогда уже моя любимая гитара
Ночью перед окном не запоет.
И никогда в родимые пенаты
Я не вернусь полуночной порой.
И ничего уже не будет в жизни надо,
Когда накроюсь доской я гробовой.
Забери эту гадость и принеси мне… ту книжку, которую ты только что унес! Ну и что, что там про прелести обнаженной Лисенды! Все лучше, чем читать про то, как «мой принц будет голосить на всю комнату, клянясь мне в любви»!
Еще через четверть часа:
— Слизняк, я хочу пить!..
— Слизняк, я хочу булочку!..
— Слизняк, закрой окно — дует!..
— Слизняк, открой окно — мне душно!..
— Слизняк, эта подушка слишком жесткая. Принеси помягче…
— Слизняк, ты что приволок? Верни ту, первую! И взбей ее! Вот так, еще!..
— Слизняк… Слизняк… Слизняк…
И так — весь день. Вредная девчонка отрывалась по полной программе. Ей, видимо, доставляло удовольствие, что стоило даже тихим шепотом произнести мое имя — и я тут же появлялся. Ну когда же ее заберут? Туман за окном не собирался рассеиваться, снаружи все стояло молочно-белое марево, в котором тонул окружающий мир. Пробегая мимо окон, я то и дело бросал в них взгляды. И чем далее, тем более нехорошее предчувствие терзало меня. Что-то с этим туманом было не так. Но что? Надеюсь, это не из-за меня? Кстати, что я там вчера произносил, активируя защитный контур от нежити? Вспомнить бы…
Ближе к вечеру хозяин соизволил покинуть библиотеку и, почтительно осведомившись о самочувствии нашей гостьи (конечно, самочувствие у нее было ужасным, и вообще она умирала!), затребовал ужин.
— Ах, я совершенно не могу есть! — тут же томным голосом возвестила наша умирающая. — Мне больно глотать, у меня кружится голова, меня тошнит от одного запаха еды. И еще этот туман… Где солнце? Я не могу без солнца!
Мы с хозяином одновременно посмотрели в окно. Вот, блин, а я и не заметил, что туман до сих пор не рассеялся! А ведь уже вечер…
— О ваше высочество, — рассмеялся господин, — это обычное явление в здешних местах! У вас в горах такого не бывает? А у нас сплошь и рядом! Иногда такой туман не рассеивается по два-три дня. Это потому, что тут близко болота и река. Да и погода… конец лета…
— А мне наплевать! — Леди Имирес натянула одеяло до носа. — Я хочу солнца! Где солнце? Дайте мне его немедленно!
«А луну с неба вам не подать? — мысленно ответил я. — Сейчас уже вечер и…»
— Раз таково ваше желание, ваше высочество, я немедленно его исполню! — Хозяин поклонился и попятился к выходу: — А ты, Слизняк, за мной!
В моих ушах раздался похоронный звон, но я послушно вышел в коридор, где меня тут же крепко схватили за ухо и весьма чувствительно ударили кулаком в живот.
— Ай!
— Признавайся, паршивец, твоя работа? — прошипел маг мне в ухо.
— А… ум-м-м-м… — Я стиснул зубы, наморщился и прикусил губу. Не то чтобы мне трудно было перенести физическую боль, но весь мой организм предчувствовал, что это только начало.
— Ты ведь прекрасно знаешь, что тебе запрещено это делать! Тебе напомнить?..
Резкая боль стрельнула в шею. Горло словно сдавило тисками. Медленно, растягивая мучения, меня начала душить невидимая удавка. Я схватился за горло. Перед глазами заплясали разноцветные звездочки. Рухнув на пол у ног хозяина и с хрипом ловя каждый глоток воздуха, снова, как в обморок, провалился в омут воспоминаний.
— Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
— Нет! Смерть ему! Смерть!
— Господа, уверяю вас, что это наказание и без того достаточно сурово. Он не сможет…
— Смерть! Смерть! Смерть!
— Но это же не наш метод!
— Смерть! Смерть! Смерть!
Крики становились все громче, лица исказили ненависть и жажда крови, один из судей наклонился к другому. По губам его можно было прочитать:
«Одно не исключает другого! Глупо стоять на пути у лавины!»
— Смерть! Смерть! Смерть…
В горло хлынул воздух, и я несколько секунд бездумно ловил его разинутым ртом, соображая, как надо дышать. В голове звенело, ватное тело не слушалось. Дышать! Просто дышать! Оказывается, это так приятно… Столько лет я ходил по лезвию ножа и вот чуть не сорвался! Так, стоп, а где это я?
Валяюсь на голом полу, прямо у дверей в гостевую комнату, — там, где меня и скрутил приступ. Видимо, хозяину глубоко наплевать на мое самочувствие, или же, что вероятнее, он и так знает, что слуга рано или поздно оклемается. Такие заклятия никогда не ставят целью прикончить своего носителя — разве что напугают до полусмерти и полного нежелания опять испытать «неземные ощущения», когда твое тело готово прекратить земное существование. Не-э-эт, что бы там ни говорили священники, мое тело мне слишком нравится, и лишать душу столь удобного и уютного обиталища я пока не тороплюсь. Да, в магии идеальное превыше материального, сиречь духовное важнее телесного, но лишь до определенных пределов. А именно — лишенная тела душа не может абсолютно ни-че-го! Она даже существовать не может без привязки к телу-носителю. И иногда достаточно уничтожить тело, чтобы раз и навсегда обезопасить себя от «происков мятежного духа». Кстати, лучше всего тела уничтожает именно огонь — вот почему магов-преступников так часто сжигают на кострах.
Да, я очень люблю жизнь. И, если бы не Богар Справедливый и мой хозяин…
Кстати, его голос донесся из-за двери:
— Да-да, ваше высочество! Это, право, такая досадная мелочь, что я не счел ее достойной своего внимания. Но, если вам так угодно… Конечно-конечно, не извольте беспокоиться! Магу такого уровня, как я, для этого достаточно лишь взмахнуть рукой и произнести несколько слов…
Дверь распахнулась. Пятясь задом, хозяин сделал несколько шагов и наткнулся на меня, не успевшего убраться с дороги. Несколько слов, которые он произнес при нашей «теплой» встрече, могли разве что вогнать в краску юных девиц или заставить понимающе ухмыльнуться портового грузчика — но никоим образом не подходили для решения проблемы. К слову сказать, мое имя — вот единственное печатное слово, которое произнес хозяин.
Высказав все, что думает о моей скромной персоне, маг поддернул халат и направился вниз. Я остался сидеть — набегался за день, спасибо. Да и ноги пока еще были как ватные.
Но отдохнуть мне опять не дали.
— СЛИЗНЯ-А-АК!
Ну сколько можно? Придерживаясь руками за стену, сполз на первый этаж. Хозяин стоял у входной двери и, судя по лицу, мучительно раздумывал, каким способом ему меня отлюбить — до или после того, как придушит.
— Слизняк, — зашипел он на зависть нашему коту (кстати, а где он?), — как это понимать?
От пущенной в меня молнии пришлось уйти привычным способом — кувыркнувшись через голову. Тело еще не отошло от недавнего «показательного наказания», и я чувствительно приложился боком к камням.
Все! Хватит! Надоело! Слизняк — живой человек, а со мной обращаются хуже, чем с бессловесной скотиной! Нашего кота, например, хозяин ни за что не станет лупить огненными бичами — да и просто палкой, если на то пошло. Нет, он максимум за шкирку оттащит его от места преступления и позовет меня, на чью голову и обрушит «праведный гнев» — почему, мол, допустил такое и вовремя не проследил за зверем? Вот уйду — и все! Прямо сейчас, пока не понял, что натворил и как теперь выкручиваться… А, проживу как-нибудь! В конце концов, я…
Я со всего разгона влетел телом во что-то мягкое, липкое, влажное, как губка. Оно сочно чвакнуло и отбросило меня назад.
— Что за!.. — выдал от неожиданности.
— Вот и я ничего не понял! — промолвил господин, у ног которого моя тушка символично распласталась в позе морской звезды.
Входная дверь была распахнута настежь, зеленовато мерцал защитный контур от нежити, но дверной проем заполнила молочно-белая муть тумана. Того же самого тумана, который плотным кольцом окружал всю нашу башню.
— Слизняк? — Меня ногой принялись довольно энергично отковыривать от пола. — Это твоя работа?
— А… у-у-у-у… э-э… моя.
— И как ты это сделал?
Кто бы мне самому подсказал — как? Одно помню отлично — в каком я был состоянии.
— В нетрезвом…
— Что-о?
Прекратив пинать ногами, хозяин приподнял мою многострадальную тушку от пола за шиворот:
— Ты хочешь сказать, что ты… ты… был пьян? — взвизгнул господин.
— Угу…
— Месяц! — взвизгнул он еще громче. — Месяц на хлебе и воде! Нет, полгода! Год! Столетие! Даже я, великий Свет Акоста Травознай Четвертый, почетный сопредседатель Совета магов и бессменный со-ректор-консультант Академии волшебства, основатель Школы Огненного Кулака — и то не позволяю себе такого безобразия! А ты… ты… пошли!