— А что, про черного всадника в тех местах попусту балакают?
— Отчего ж попусту? Видал я его! — серьезно ответил Григорий, не желая поддаваться на провокацию приятеля.
— Да ну?
— Вот те и ну!..
— А чего ж не привел-то, али око видит да зуб неймёт?
— не унимался подшучивать Меншиков, не желавший делать из Гришки героя.
— Ймёт-неймёт, дайте срок — разберемся! Вот француза этого тот всадник трижды извести хотел! — Гришка оглянулся на Шарля. — И решил я сначала сопроводить, его к тебе, государь. Вроде, как посланник он…
Де Брезе, поняв, что речь идет о нем, протянул свои оставшиеся проездные документы:
— Chevalier de Brézé! Le Roi de France Louis Quatorze m’a envoyé apprècier la situation.
Петр кивнул Монсу, и тот, взяв бумаги, перевел:
— Это паспорта на въезд. Король Франции Людовик Четырнадцатый посылает оного дворянина в качестве наблюдателя! И зовут его шевалье Шарль де Брезе..
Меншиков, хрюкнув в рукав, язвительно заметил:
— Да уж, без энтого француза мы войну точно продуем! Куды ж нам, нерадивым, без этакой опоры!
Де Брезе стоял в растерянности, но собравшись с духом решил вступить в разговор и рассказать о потерянном тубусе с личным письмом Людовика, но Воронов опередил друга. Пытаясь представить де Брезе в самом выгодном свете, он в запальчивости ответил Меншикову:
— Ну, опора — не опора, а супротив десятерых шведов он один не побоялся выехать вызволять меня из полона!
— Ох, мин херц! Никак, соглядатая прислал Людовик! А? — не успокаивался Меншиков, недобро глядя на француза.
Петр, который снова вернулся к столу и склонился над картой, затянувшись трубкой, поднял голову.
— Соглядатая, говоришь? — с сомнением переспросил он. Он уже знал, как ему поступить с французом.
— Гришка! — окликнул он Воронова. — Бери француза и дуйте в первый редут! Вот там пущай и глядит! Как швед пойдет, без команды — от туда ни на шаг! Иди сюда, смотри, — Петр пригласил к столу Григория и Шарля.
Оторвав пуговицы с мундира Репнина, он расставил их на карте в виде буквы «Т», затем ткнул концом обкусанной трубки в карту:
— Это должно рассечь неприятельские колонны. Маневрируя, Карл подставит фланги под ваших стрелков!
— А стрелков то сколь в редуте-то?
— Три сотни не считая артиллерии! Главное — удержаться как можно дольше. И расчленить шведа!..
— Расчленить, значит! Это с трестами душами-то? — переспросил Григорий.
Петр строго оборвал его:
— Да не скалься ты! Знаю, долго не продержаться! Но отойдете только по команде. Как совсем жарко станет — труба заиграет — перейдете во второй редут.
— Ну пойдем… расчленять! — тронул Шарля за локоть Гришка, укоризненно посмотрел на Меншикова и вышел из шатра. За ним последовал и Шарль.
Уже стемнело, но лагерь продолжал жить своей суетливой жизнью при свете костров. Друзья подошли к первому редуту, напоминавшему маленький ромбовидный бастион с выходом в тыльной части. В нем солдаты уже установили две пушки и гаубицу.
Гришка, сделав знак подождать, куда-то исчез, и Шарль сел возле одной из пушек. Да, прием у русского царя он запомнит на всю жизнь. Этот тяжелый взгляд, быстрая страстная речь, выходка с пуговицами… Впрочем, она никого не удивила. Все-таки русские очень странный народ. Услышав конское ржание, француз повернул голову — рядом с редутом по направлению к лагерю проехали два всадника.
Вскоре вернулся Григорий и принес горшки с едой.
Один из них он протянул Шарлю.
Глава десятая
Наступила ночь. Но Петр еще не ложился, держал совет с генералами. Все понимали, что со дня на день будет генеральное сражение. Шведов почти каждый день беспокоили мелкими атаками. Они были вынуждены даже траншею прорыть — отгородится от набегов русских на свои аванпосты. Но самым горьким поражением было то, что в Полтаву пробилось подкрепление русских в тысячу штыков, да еще и с припасами. Все это снижало шансы Карла на легкую победу. Оставшись зимовать и послушавшись совета гетмана Мазепы, сулившего легкую победу над Полтавой, шведский король рассчитывал, что найдет в городе и припасы, и зимние квартиры. Но Полтава выстояла. Снабжение армии было из рук вон плохим. Обоз пополнялся раненными и больными. Численность армии таяла. Предприняв очередную попытку взять крепость, и потеряв почти полторы тысячи человек убитыми, Карл отказался от дальнейших попыток штурма и выжидал, надеясь на генеральное сражение.
Полог царского шатра откинулся, и появился начальник караула. Не решаясь отвлекать государя, он обратился к Меншикову, стоявшему у входа:
— Ваше сиятельство!
— Ну, чего тебе? — Меншиков оглянулся на вошедшего. За его спиной, в открывшемся просвете, он увидел силуэты двух всадников. Офицер мотнул головой в их сторону:
— Там поляки. От короля вроде… с письмом каким-то!
Меншиков, позевывая, вышел из шатра и оглядел посыльных: это были совсем молоденькие паренёк и девушка. Фигуру девушки скрывал плащ, на бледном лице лихорадочно блестели огромные темные глаза. Александр Данилович подождал, пока офицер принял из рук поляка тубус. Открыв его, достал письмо, бегло пробежался по нему глазами. Написано по басурмански. Он задержал взгляд на печати. Похоже и впрямь послание важно! Он повернулся к курьерам:
— Ну-ка, ты! — он указал на паренька: пошли со мной!
— и направился к палаткам.
Паренёк глянул на спутницу. Та утвердительно кивнула. Он слез с лошади и последовал за Меншиковым.
— Жди здесь! — обернулся Александр к поляку у входа в шатер. Он был ярко освещен изнутри, и тени присутствующих скользили по его полотняным бокам.
— Мин херц, тут поляки вроде важную бумагу привезли! Глянь-ка, государь! — послышался голос Меншикова, и Энжи, а это был именно он, увидел, как к тени Светлейшего князя присоединилась другая, значительно выше остальных.
Поляк быстро огляделся. Слева, недалеко от него, возле костра, отдыхали солдаты. Справа, возле входа в палатку стояли двое караульных, сзади саженей в двадцати оставалась Анка, держа за повод его коня. Там же, при ней стоял и начальник караула. Больше поблизости никого видно не было. Упустить такой момент было нельзя, и Энжи, вынув из-за пазухи один из пистолетов, взвел боек, прицелился в большой силуэт и нажал на курок. Раздался выстрел.
Караульные со всех сторон бросились к шатру, но из него уже выбегали взбудораженные Петр и Меншиков.
Смертоносная пуля попала в одного из генералов. Но всего этого Энжи уже не видел.
Воспользовавшись всеобщей суматохой, парень сбил с ног ближайшего караульного, подхватив его ружье, выстрелил во второго и, кинулся тому месту, где его ждала Анка с лошадьми. Наперерез сбоку выскочило стразу трое, но тут Анка пришла на помощь. Пришпорив лошадей, она сбила с ног перегородивших дорогу гвардейцев и подъехала к Энжи. Молодой поляк отшвырнул мешавшую ему саблю, на ходу вскочил на коня, но в этот момент сзади громыхнуло. Бок обожгла резкая боль. Оглянувшись, он увидел в дыму солдат, давших в их сторону залп. Пришпорив лошадей, они помчались из лагеря. Караульные на выезде выбежали было навстречу, да сбитые с толку суматохой, так их и не остановили. Лишь когда до них добежали солдаты от царского шатра, вслед полякам загремели выстрелы, да несколько всадников погнались за ними, размахивая факелами.
Проскакав с версту, они незаметно свернули вправо к лесу. Погоня пошла дальше по дороге. Энжи остановился и беспомощно соскользнул с коня. Анка осадила лошадь и повернула обратно. Подъехав, кинулась к лежащему на траве брату. Только нагнувшись, она разглядела на его взмокшей рубахе алое пятно крови, с каждым мигом оно увеличивалось. Вдалеке раздались гиканье и посвисты. Погоня возвращалась обратно. Драгуны начали прочесывать окрестности. В отчаянии Анка обернулась в сторону дороги. Еще не видны были конники, но пыль, понятая над дорогой копытами лошадей, выдавала их приближение. Она попыталась приподнять брата и довести до коня, но Энжи отрицательно замотал головой. Не произнося ни слова, корчась от боли, он достал оставшийся за поясом пистолет, обнял сестру и сунул оружие ей в руку.
Девушка в ужасе замотала головой, решительно отказываясь выполнить немую просьбу Энжи. Но он закашлялся кровью, умоляюще глядя на сестру. На его лицо уже легла тень смерти, и Анка ясно это видела. Он умирает. Она погладила брата по волосам и нежно поцеловала. Тот смотрел на нее любящим взглядом и ободряюще кивнул. Приступ боли прервал их прощание и он снова застонал. Анка закрыла глаза и снова обняла брата. Руки нащупали курок. Спустя секунду раздался выстрел. Энжи откинулся назад. С лица ушла гримаса боли и оно стало спокойным. Девушка бросила пистолет, прижала к губам руки брата, заглушая горестный стон. Сзади раздались крики — преследователи увидели лошадей. Анка медленно встала с колен оглянулась на приближающихся драгун, и, надвинув черный капюшон на лицо, снова села в седло. Когда солдаты подъехали, то увидели лишь распростертое тело юноши на траве.
— Свят-свят! — перекрестился сержант: опять он!
У опушки виднелся силуэт черного всадника. За ним испуганные солдаты продолжить погоню не решились. И черный всадник беспрепятственно скрылся в лесу.
Глава одиннадцатая
Ночь была на исходе. Занималось утро 27 июня. И Петр, и Карл понимали, что генеральное сражение станет решающим во всей Северной кампании. Карл рвался в бой, уверенный, что выучка его каролинцев, превосходит противника. Петр же избегал больших столкновений, сводя все до мелких столкновений. И эта тактика приносила свои плоды. Войско шведов таяло, сократившись за год со ста тысяч до тридцати семи, да и то, включая обозы и интендантов. Армия русских — напротив, росла и уже достигла пятидесяти трех тысяч, включая калмыцкие отряды, подходившие к Полтавщине. Поэтому когда в палатку вбежал офицер с фразой
«Государь! Шведы вышли из леса и двинулись на редут!» Петр выдохнул. «Ну вот и дождались. Все решится сегодня!». Он встал, взял подзорную трубу и, откинув полог, быстрым шагом вышел из шатра. Его высокий силуэт выделялся на фоне зарождающейся зари. Сквозь утреннюю предрассветную дымку, у кромке леса, виднелись первые линии шведов. В лагере заиграли построение. Солдаты спешно занимали свои места в строю.