Все оглянулись на вошедшего.
— Это кто до нас пимшеду, панове![4]
Воцарилась тишина. Все разглядывали шевалье с нескрываемым интересом. Хозяин усмехнулся и, взяв свечу со стола, подал Шарлю приглашающий к столу знак.
Не поняв ни слова, де Брезе прошел к свободному столу, окруженному лавками, сбросил промокшую накидку и сел, жестом подозвав хозяина. Тот, переглянувшись с остальными, закинул грязное полотенце на плечо и, вытирая им руки, лениво подошел:
— Цо вельможный пан собежитши?[5]
Де Брезе снова ничего не разобрал из той тарабарщины, которую изрек хозяин, и с помощью жестов дал понять, что хочет есть и пить. Заметив недоверчивый взгляд поляка, Шарль бросил монету на стол.
Хозяин оскалился и, попробовав ее на зуб, одобрительно кивнул. Потом вразвалку направился на кухню. Остальные продолжали беззастенчиво пялиться на француза, отпуская замечания по поводу его костюма.
Наконец они вернулись к занятию, от которого их оторвал полночный гость. В ожидании ужина де Брезе не без интереса наблюдал за варварскими правилами игры в кости. Проигравший подходил к бочонку, прибитому к стене, и прижимал руку к его днищу, а выигравший метал нож, стараясь попасть между пальцами соперника. Если же нож приходился в руку, все заливались гортанным гоготом, а тот, кто ранил приятеля ножом, занимал его место у бочонка.
Игра была в разгаре, когда к игрокам присоединился молодой поляк, спустившийся с антресолей, на которых располагались комнаты для гостей.
Увлеченный зловещим зрелищем, Шарль не заметил, как из кухни вышла девушка. Она поставила перед ним глиняную тарелку с курицей и кувшин с вином. Затем, обойдя стол, остановилась в проеме двери, ведущей на кухню, и оглянулась. Хозяин не замедлил появиться, неся кружку и хлеб. Посмотрев на Шарля, он кивнул в сторону молодки:
— Як вельможный пан измарзу, есть у нас ктошь пана окжэе![6]
На этот раз француз без труда догадался, о чем речь. Уж очень красноречив был взгляд очаровательной полячки. Де Брезе посмотрел на еду, затем на юную особу и остановил свой выбор на курице, откусив приличный кусок. Игроки довольно загоготали:
— Выграуэм! Пшиятелю пшиниси бэчкел!
Очередную партию выиграл тот парень, что спустился с антресоли. Поляки называли его Энжи. Проигравший широкоскулый татарин поднялся и, подойдя к стене, приставил ладонь ко дну бочонка. Молодой поляк улыбнулся и встал напротив, держа в руках самодельный нож с роговой рукояткой. Татарин, не отрывая руки от бочонка, сделал знак подождать, взял со стола кружку и стал пить.
Энжи взглянул на притихших поляков и быстро метнул нож. Татарин даже не понял, что произошло — лезвие вонзилось в дощатое днище между пальцами. Лишь оторвавшись от кружки и увидев нож, татарин отдернул руку. Все загоготали. А Энжи со смущенной улыбкой под восторженные крики и аплодисменты забрал свой нож и поспешил к выходу.
Но не успел он подойти к двери, как она распахнулась и вошли новые гости — очаровательная, лет двадцати, девушка в накидке с капюшоном и розовощекий молодой человек в плаще, немецком камзоле и разбухшей от дождя треуголке. За ними следовали служанка и огромный баварец, фигурой напоминавший шкаф, в ливрее, видневшейся из-под плаща. Его ливрея, видневшаяся из-под плаща, выдавала в нем слугу.
В тусклом свете лампы путники не сразу заметили де Брезе и, напуганные шумной компанией, остановились в нерешительности. Француз, дожевывая, поднялся навстречу гостям и поклонился:
— Бонжур, мадемуазель, месье! Честь имею представиться — шевалье де Брезе! Прошу вас разделить со мной ужин!
Приехавшие, покосившись на поляков, подошли к столу, и молодой человек ответил с сильным немецким акцентом:
— Боншур, шефалье! Маркиз фон Шомберг и моя сестра матмуазель фон Шомберг. К фашим услугам!
Де Брезе жестом пригласил гостей за стол:
— Как приятно встретить дворянина в этой забытой Богом стране…
Подошел хозяин и вопросительно посмотрел на маркиза. Тот, обернувшись, произнес:
— Пшинистше едзэнье и пшижикуйте покуст!* Принестите поесть и приготовте комнаты— и сел напротив француза.
Шарль удивленно вскинул брови:
— Вы знаете русский?
— Што фы! Это талеко еще не Россия! Это Польша! И язык это польский! Хотя он похож на русский.
Хозяин принес чай, и маркиза, пытаясь согреть о глиняную кружку руки, сделала несколько небольших глотков. Затем она обратилась к де Брезе. У нее был приятный нежный голос, и, на удивление, она говорила по-французски почти без акцента:
— Шевалье! Вы впервые направляетесь в Россию? Едете по делам торговым или ко двору?
— Я еду ко двору царя Петра, сударыня!
Если бы гости в этот момент наблюдали за польской девушкой, то заметили бы, с каким вниманием она с этого момента стала прислушиваться к их разговору.
Маркиз оживился:
— А мы с Гретхен навещаем нашего фатэр. Он тоже при творе. Фатэр решил, сейчас фыготный момент тля моей протекции. Царь Питер благофолит иностранцам… А сейчас идет война, и дело одного лишь случая — заслужить продвижение. Гретхен подхватила:
— Он хочет сделать из России европейскую страну. Но ему, судя по местным нравам, еще далеко до этого. Да еще эта война со шведами. Она вконец измотает его!
Де Брезе не успел ответить: дверь с грохотом распахнулась и в нее влетел и растянулся на полу недавно так эффектно выглядевший Энжи. А следом за молодым поляком показалась закутанная в плащ фигура, судя по всему, офицер.
Шляхтичи заволновались, кое-кто уже сжимал рукояти сабель:
— Цо бэнджече робич? Опушчимо крэв?[7]
Хозяин с размаху ударил по столу и громко прикрикнул на них:
— Спокойне! Пшийче нотро![8] Он заметил за спиной офицера солдат с ружьями. Все быстро успокоились.
Шарль пригляделся к вошедшему. Крой мундира напоминал военную форму прошлого века, но блестящие из-под треуголки глаза выдавали в нем человека решительного и хладнокровного. Офицер — а это был не кто иной, как Гришка Воронов, — скинул на скамью промокшие шляпу и плащ, притопнул, стряхивая грязь с сапог, и, подув на кулак, огляделся. Заметив иностранцев, приветствовал их весьма мягким, если не сказать ласковым голосом:
— О, иноземский народец!
Повисла пауза. Офицер неловко поклонился, чем вызвал улыбку мадемуазель и произнес:
— Имею честь представиться — гвардии его величества сержант Воронов!
Глава одиннадцатая
Оглянувшись на все еще лежавшего и потиравшего разбитый подбородок парня, Воронов решил объяснить причины столь драматического появления:
— Балуют мужики в этих краях. Вот этот по карете вашей шарил! — обратился он по-русски к Гретхен, считая, что она поймет его, а потом укоризненно взглянул на седовласого поляка:
— Хозяин! Нехорошо!
Энжи вскочил с пола и бросил полный злобы взгляд на Григория, а затем, исподлобья посмотрев на шляхтичей, метнулся на кухню. Схватив стоящую в углу за жаровней саблю, он кинулся обратно, полный решимости отомстить обидчику, но хозяин остановил его, крепкими руками прижал к стене и стал напряженно втолковывать:
— Иле разы чи мувич! Не тутай! Кеды зрозумешь, же не вольно тего робичь в своим дому![9]
Парень волком посмотрел на старика, а затем грубо сбросил его руки со своих плеч. Девица же, до сего момента, внимательно слушавшая разговор Шарля с немцами, отвлеклась от своего занятия, подошла, развернула парня к себе и дала ему пощечину. Он угрюмо посмотрел на нее, и уселся в темной стороне кухни.
Игравшие в углу поляки снова заволновались — вошли два солдата, прибывшие с Вороновым. Хозяин, услышав недовольный гомон за столом и, опасавшийся, как бы чего не вышло, вышел из кухни и угрюмо переглянулся с сидевшими в углу людьми. Затем, молча, поклонился вошедшим. Солдаты подошли к открытому огню очага греться.
Тем временем, гости продолжили знакомство. Маркиз, коверкая слова, представил русскому сидящих за столом:
— Маркиз и маркиза Фон Шомберг.
Маркиза поддержала брата и указала на Шарля:
— А это есть шевалье Де Брезе.
Шарль отвесил чуть заметный поклон и жестом пригласил русского за стол. Григорий охотно принял приглашение, ласково взглянув на девушку веселыми зелеными глазами.
Посмотрев на немца, он усмехнулся:
— А вы смелый человек! Пуститься в такое путешествие без сопровождения, да еще в компании сестры-красавицы! Фон Шомберг, приняв слова русского как попытку предложить услуги охраны, затараторил:
— Я много благодарить вас, если вы помогать ехать с нами до лагерь царь Питер…
— Я, дорогие мои, охотно проводил бы вас, но сначала мне надобно на заставу, курьер ждет… Хотя, Бог даст, может еще и нагоню!
Маркиза тихонько переводила французу слова Воронова, и тот, услышав о курьере, обратился к нему через маркиза:
— Если бы вы смогли отправить мои письма вместе с вашими, я был бы вам весьма признателен.
Фон Шомберг перевел Григорию просьбу француза, и тот согласно кивнул:
— Отчего ж не передать, пошлем наилучшим образом! (Этого в фильме пока нет, и насчет писем, хотел ли Шарль передать их незнакомому офицеру) Мужчины поприветствовали друг друга глиняными кружками и выпили. Вскоре компания окончательно разделилась. Шарль увлеченно болтал с Гретхен, а маркиз коверкал русский язык с Вороновым, на удивление быстро сойдясь с ним на игре в кости.
— А людишки-то в этих краях, доложу я вам. Эх, не то, что раньше! Как швед пришел с войной-то, тут и подняла голову шляхта! По всему видать, не по нраву им Петр Алексеевич пришелся! — ловко играя в кости, рассказывал Григорий.
— Вы исфолиль видеть государь? — маркиз поднес лорнет к лицу.