Тот положил ладонь на рукоять меча.
– Кто здесь?
Хэ Лань неслышно выступил из тьмы.
– Это я. Вы задержались дотемна, и я… взял на себя смелость вас встретить, – он стрельнул глазами в сторону. – Вы высокий, красивый и хорошо одеты. Убийца может на вас позариться.
Сун Цзиюй удивленно посмотрел на него. «И ты, что ли, собираешься меня защищать?» – хотел спросить он, но в последний момент сдержался. Порыв юноши благороден, пусть и бестолков, ни к чему его высмеивать.
– Спасибо за заботу, – мягко сказал он. «Высокий, красивый»… В столице его внешности доставалось меньше комплиментов. Что сказать – захолустье…
– Я возвращаюсь в управу. Ты… кстати, где ты живешь?
– Я сплю под столом в кабинете учителя, так что нам по пути, – беспечно ответил юноша.
– Как это под столом? – неприятно поразился Сун Цзиюй. – Так не пойдет. В павильоне магистрата много комнат, он жил здесь с семьей – можешь занять одну.
Хэ Лань приподнял тщательно выщипанные брови.
– Но это ваши покои. Вы хотите, чтобы я прислуживал вам? Я мало в этом смыслю.
Сун Цзиюй озадаченно поглядел на него.
– Мне не нужны слуги, там просто есть место, – терпеливо объяснил он. – Тем более что не сегодня-завтра я перееду. Впрочем, как хочешь.
– Конечно, я хочу! Но… не знаю, прилично ли. – Хэ Лань отвел глаза. – Что подумают в управе?
– А что они могут подумать? – Сун Цзиюй вздернул брови. Да даже если что-то подумают, кто осмелится болтать?
– Что вы по-особенному относитесь к вору, который только-только решил исправиться. Может быть, я обманул вас, втерся в доверие…
– Я забочусь обо всех своих людях, – сухо ответил Сун Цзиюй. – А если кто-то будет болтать подобное – долго ему на службе не удержаться. Можешь поселиться с моими слугами, если тебе так будет удобнее.
Хэ Лань улыбнулся так, что ямочки проступили на щеках, и кивнул.
– Спасибо, господин Сун! Я позабочусь о вас.
– О себе позаботься, – Сун Цзиюй усмехнулся.
Позже, уже лежа в постели, он против воли припомнил эту улыбку: ямочки на щеках, изящно приподнятые уголки глаз… Давно ему никто так не улыбался – весело, искренне. В столице цензору Суну доставались лишь заискивающие усмешечки… Впрочем, давал ли он кому-нибудь поводы для радости? Даже Лун-гэ в последнее время… Он задумался о Лун-гэ…
…И, должно быть, провалился в сон, потому что карие глаза Лун-гэ вдруг позолотило солнце, и вместо него перед ним возник Ху Мэнцзы с остановившимся тигриным взглядом. Вот он приблизился на шаг, и Сун Цзиюй невольно отступил. Нельзя показывать этому наглецу слабину! Но как не отступить, когда это уже никакой не Ху Мэнцзы, а самый настоящий тигр, огромный, медовый, с черными полосами. «Он почуял мою кровь», – понял Сун Цзиюй, схватился было за меч, но меча не было.
– Ланлиньского прекрасного вина густ золотистый аромат… – проговорил тигр низким, раскатистым голосом и облизнулся, подступив еще ближе, и вдруг встал на дыбы, уронил тяжелые лапы на плечи Сун Цзиюя, впечатывая его в стену…
Его разбудил пронзительный крик петуха. За окном серело подступающее утро. «Скоро рассветет», – подумал Сун Цзиюй и перевернулся на спину, пытаясь вспомнить, что ему снилось: тигры, драконы, хоровод призрачных девушек над водой, вихрь белых и черных орхидей…
Он поднялся и, не надев рубахи, вышел во внутренний дворик павильона – поупражняться с мечом, стряхнуть сонную муть.
Когда он закончил и умылся, на террасе был уже накрыт завтрак. Жу Юй налил ему чаю.
– Господин, мы закончили приводить главный дом в порядок, можно переезжать. И кабинет ваш облагородили. Но вот сад… Это же лес какой-то! Мыслимо ли благородному человеку…
– Прекрасно, перевозите вещи. Хэ Лань сегодня ночевал у вас?
Жу Юй помрачнел и кивнул. Он явно хотел сказать еще что-то, аж ноздри раздувались, но изо всех сил сдерживался.
– Что такое? Говори, – Сун Цзиюй внимательно поглядел на него.
– Вы… при всем уважении, господин… – Жу Юй вздохнул. – На нем же пробы ставить негде. От такого добра не жди.
– Будь это так, разве служил бы он до сих пор в управе? – сухо спросил Сун Цзиюй. – Каждый человек заслуживает шанса на исправление. Хэ Лань пока ничем себя не запятнал, относитесь к нему соответственно его статусу – он, я напоминаю, помощник лекаря.
Жу Юй тяжело вздохнул, прижал поднос к груди, будто ребенка.
– Как прикажете, господин. Вы человек благородный, всех судите по себе.
В его устах это звучало как оскорбление, да он и сам это понял – быстро поклонился и исчез прежде, чем получил выволочку.
Утро Сун Цзиюй провел за разбором бумаг – искал похожие случаи, но больше утоплений за этот год не было. Оставалось побывать в речных борделях, но только Сун Цзиюй собрался туда поехать, как явился Ху Мэнцзы, как всегда, в прекрасном настроении, одетый даже не в красный – рыжий какой-то халат с золотой искрой. На зеленом поясе все та же подвеска, в волосах шпилька, изогнутая, как стебель лотоса на волнах.
И как всегда секретарь не успел доложить: сунулся в дверь осторожно.
– Господин Ху спрашивают вас, – прошелестел он и исчез.
Ху Мэнцзы рассмеялся.
– Действительно, спрашиваю! Не пришлось ждать новоселья, свиделись с вами снова… – он обернулся через плечо. – Где ты там застрял, собачья душа?
В дверь осторожно просочился невысокий белокожий юноша, с головы до ног одетый в черный и зеленый шелк. Он походил на изящную фарфоровую куколку и являл бы собой прелестное зрелище, если б не массивный, дурно пахнущий сверток в его руках.
– Господин Ху, – Сун Цзиюй поднялся из-за стола. – Что это у вас?
– Речной дракон отдал мне кое-что, – Ху Мэнцзы едва не щурился, как довольный кот. – Не знаю, это ли вы искали, но я сразу решил, что вам будет интересно. А касательно того, о чем вы спрашивали: дракон утверждает, что это не дух, а вполне живая, обольстительная женщина.
Сун Цзиюй некоторое время смотрел на него, пытаясь понять, издеваются над ним или нет. Но тот, как обычно, просто лучился самодовольством и на глупца похож не был. Скорее уж на сумасшедшего.
– Разверни, – велел юноше Сун Цзиюй. И где этот Ху только набрал таких смазливых слуг? Впрочем, с этим благородным господином все ясно было еще в первую встречу – поверхностный человек, стремящийся пускать пыль в глаза. Все-то у него должно быть самое лучшее, самое красивое.
В свертке оказались халат, бывший когда-то синим, черная атласная шапочка с крупными жемчужинами и пояс, не то черный, не то сиреневый. Ткань задубела и позеленела от тины, пошла пятнами плесени, но еще просматривалась изящная вышивка – разнотравье, яркие цветы. Жемчуг и бусины тоже чудом уцелели.
– Так, – Сун Цзиюй поднял взгляд на Ху Мэнцзы. – И что это такое?
– Одежда малыша Сяньфэна. Я помню этот узор и эту шапочку, – Ху Мэнцзы прикрыл нос рукавом и отошел подальше, указывая на тряпки веером.
– Вы нашли ее в реке? – Сун Цзиюй внимательно осмотрел вонючие тряпки. Кликнув пристава, он велел сходить в поместье Ма и узнать, не пропадал ли у молодого господина какой наряд. Судя по тому, как тот горевал по оторванному рукаву, пропажу такой красоты Ма Сяньфэн точно запомнил бы, как и его слуги – наверняка был скандал, и не один…
– Речной дракон отдал мне ее. Пришлось, разумеется, устроить обмен и бросить в воду несколько кувшинов прекрасного вина, но чего не сделаешь ради магистрата Суна!
– Я признателен, – Сун Цзиюй суховато улыбнулся. Может быть, «Речной дракон» – это кличка местного бандита? Похоже, все следы ведут в порт. Бандиты, нищие, весь сброд должен собираться там…
Он вдруг вспомнил разговор с Хэ Ланем.
«Где гуляют богатые господа, там и нищие просят подаяния».
Гуляют богатые господа… Одеяние молодого господина… Слуга молодого господина в одном исподнем… Обольстительная женщина… Мог Ли Сунь взять хозяйскую одежду, чтобы покрасоваться на свидании? И убийца приняла его за молодого господина Ма? Тогда она могла принять за него и Сыма Кэ, ведь молодые люди вышли из борделя вместе. А когда поняла, что просчиталась во второй раз…
– Господин Ху. Поместье Ма у реки? – спросил он, сам еще не вполне понимая, для чего спрашивает.
Ху Мэнцзы удивленно приподнял брови.
– Да, на Львиной улице, где и ваше, но на другом конце. Дома старой знати и всех, кто хочет ею казаться, стоят вдоль берега.
– И сады во всех этих домах разбиты так же, как мой? – сердце заколотилось. – С прудами, питающимися от реки?
– Да, я, кажется, рассказывал вам, это самый простой способ подвести воду, но…
Пруды, питающиеся от реки… Карп, застрявший в проломленной решетке…
Детали головоломки встали на место – Сун Цзиюй даже услышал, как щелкнуло в голове.
Он бросил бумаги на стол.
– Извините меня, господин Ху. Мне срочно нужно уехать, – сказал он, цепляя к поясу меч.
Что ответил ему господин Ху, он даже не услышал. Лань Сы, привычный к таким вылазкам, немедленно подвел Бархата к воротам, завидев господина. Конь, чувствуя настроение хозяина, храпел и гарцевал, распугивая стражников.
– Десяток за мной! – рявкнул Сун Цзиюй, вскочив в седло. – Окружить поместье Ма! Никого не впускать и не выпускать!
Дожидаться, пока они похватают мечи, он не стал: вылетел за ворота и во весь опор помчался к Львиному кварталу у реки, где, судя по карте, стояли самые роскошные поместья.
Вскоре стало понятно, что с десятью стражниками он просчитался. Вряд ли они могли оцепить все поместье, таким огромным оно оказалось. Неприступные белые стены тянулись и тянулись, половина палочки благовоний догорела бы, пока среди этой белизны не появились темные, обшитые медью ворота. На стук кулаков и крики самых горластых стражников выскочил перепуганный привратник, изо всех сил старавшийся сохранять достоинство.
– По какому де… – начал он, но Сун Цзиюй, сделав знак стражникам отодвинуть его, вбежал в ворота и промчался по усыпанной белой галькой дорожке, распугивая служанок.