Он пустил Бархата медленным шагом по улице. На «Алой лилии» убивают девушек. Трупы не топят, потому что они всплывают, а всплывают они, потому что их не любит речной дракон… Что за чушь, но пусть уж. Может быть, их вывозят в море? Но на складах и в трюмах никаких следов… Закапывают в лесу? Это ж как надо закопать, чтобы звери не растащили и кто-нибудь не нашел кость-другую…
«Магистрат часто ездил на болото охотиться, – вдруг зазвучал в его голове голос Хэ Ланя. – Там лихорадку и поймал…»
Зачем охотиться на болотах, известных своими топями и ядовитыми испарениями?!
Сун Цзиюй вздрогнул, будто очнувшись ото сна, и резко поворотил коня.
Сонный стражник открыл ему двери управы и душераздирающе зевнул. Шел час Собаки, луна поднялась высоко над крышами и готовилась покатиться вниз. Сун Цзиюй быстро прошел через двор и галерею к своим бывшим покоям и тихо постучался в комнату для слуг.
Хэ Лань открыл немедленно, верно, не спал. С распущенными волосами, без косметики, в одном лишь тонком исподнем, он выглядел просто и трогательно.
– Учитель… – начал он и осекся.
Только сейчас, глядя на него, Сун Цзиюй вспомнил, что они, кажется, поругались, и глупо застыл в проеме.
Хэ Лань тоже как будто вспомнил – опустил глаза, обхватил себя руками.
– Что-то случилось, господин магистрат?
«До чего же глупая сцена», – подумал Сун Цзиюй, наблюдая как бы со стороны. Взъерошенный от быстрой скачки магистрат, все еще в парадных одеждах, пахнущий вином, вламывается глубокой ночью к молодому помощнику лекаря, которого не далее как днем чем-то обидел. Будто и правда был виноват и пришел мириться, право слово.
– Случилось, – ответил он. – Расскажи мне еще раз о болоте.
– О болоте? – переспросил Хэ Лань, пропуская его в комнатку немногим больше чулана. В нее помещалась циновка, накрытая тонким одеялом, стопка книг, лампа да заплечная корзина. Хэ Лань немедленно схватил из стопки аккуратно сложенной в ногах одежды нижний халат, набросил на плечи. Осмотрелся, понятия не имея, куда усадить гостя.
– Если вы обождете, я подам чай в ваши бывшие комнаты, – нашелся он наконец.
Сун Цзиюй с недоумением огляделся.
– Как здесь помещались мои слуги?
Вместо ответа Хэ Лань отодвинул дверь с другой стороны, показывая просторную комнату.
– Старший Жу сказал, что раз я не ваш слуга, мне хватит этой комнаты. Зимой тут хранят соломенные плащи. К тому же… старший Жу не доверяет мне из-за моего сомнительного прошлого.
Сун Цзиюй разозлился. Высечь бы Жу Юя… Впрочем, что толку грозиться: Жу Юй годился ему если не в отцы, то в старшие братья, и был с ним с самого детства. Сун Цзиюй уважал и любил его, хоть иногда слуга и перегибал палку с заботой. Взять хотя бы его высказывания о Лун-гэ…
– Жу Юй был несправедлив к тебе, – Сун Цзиюй покачал головой. – Теперь здесь никто не живет, хватит ютиться в чулане.
Он сел на край циновки, поджав ноги.
– Оставь, не нужно чая. Присядь.
Хэ Лань сел напротив, сложил руки на коленях.
– Спасибо за вашу доброту, господин магистрат. Что вы хотите узнать у этого недостойного?
Он говорил бесстрастно, но задышал тяжелее, и щеки зарумянились. От духоты или…
Сун Цзиюю вдруг тоже сделалось душно.
– Ты ведь был на болоте? Там, куда ходил охотиться магистрат?
– Да, я собираю там травы иногда. И грибы. Там огромные древесные грибы, я готовил вам лапшу с ними. Хотите еще?
– Скажи, а туда, к болоту, к топи, можно подъехать, скажем, на телеге?
Розовый язык облизнул нижнюю губу и спрятался.
– Не к самому болоту… но от дороги идти недалеко. И кое-где проложены гати.
– Завтра утром отведи меня туда, – Сун Цзиюй усилием воли перевел взгляд ему за спину, на плетеную перегородку.
– Хорошо, господин магистрат… – Хэ Лань придвинулся было к нему, но тут же отодвинулся снова, закусил губу.
«Не стоит его поощрять, – подумал Сун Цзиюй. – Ты начальник, он подчиненный, не друг и не воспитанник. Но как же грустно он смотрит в сторону, бедный мальчик, уверенный в том, что недостаточно хорош…»
Он придвинулся сам.
Хэ Лань не отстранился.
– Господин…
– Можешь звать меня по имени. – Сун Цзиюй неловко усмехнулся. – Видишь? Такого я даже юному Ма не позволяю. И тебе не пришлось даже писать стихи.
Хэ Лань сглотнул.
– Цзи… юй… – выдохнул он, и по всему его телу пробежала дрожь. – Нет, я не могу… Это так странно. А если я забуду и назову вас так на людях?
Сун Цзиюй сделал вдох и медленный, долгий выдох. Если, если, если…
Что, если он слишком доверяет малознакомому мальчишке? Что, если привязываться к кому-то так быстро – это ошибка? Да и хочется ли ему сейчас сближаться с кем-то? После того, что он сделал Лун-гэ…
Он неохотно отстранился.
– И вправду. Лучше не зови.
– Не буду… – прошептал Хэ Лань, глядя ему в глаза, словно не мог наглядеться. – Цзиюй. Цзиюй… Все, это последний раз. Цзиюй…
Сун Цзиюй устало улыбнулся.
– Ложись, – сказал он. – Завтра утром поедем на болото.
Вместо ответа Хэ Лань указал на тюфяк.
– Лучше вы ложитесь. Пусть я не умею красиво писать и слагать стихи, но могу хоть чуть-чуть помочь вам после трудного дня.
– Недолго и только плечи, – предупредил Сун Цзиюй, выпутываясь из халата.
Почему нет? Хоть такую малость он может себе позволить в конце этого неприятного, суматошного дня?
Он лег лицом вниз и закрыл глаза. Хэ Лань оседлал его бедра и принялся разминать плечи. Сун Цзиюй вздохнул, чувствуя, как уходит из мышц напряжение… а с ним и сила. На мгновение ему вдруг показалось, что Хэ Лань не человек, а плотный жаркий обволакивающий туман, сладко пахнущий, тяжелый. Словно вокруг уже болота, трясина…
– Господин… здесь, наверное, душно. Я открою дверь?
– Нет, не уходи, – у Сун Цзиюя закружилась голова, сильно, будто он перепил рисовой водки.
Хэ Лань вдруг вскочил, распахнул обе перегородки.
– Здесь слишком душно, – сказал он, избегая смотреть на Сун Цзиюя. Его голос дрожал.
Холодный ночной воздух коснулся лица, и неистово кружащаяся комната немного замедлилась. Сун Цзиюй перевернулся на бок и попытался подняться, но все завертелось снова, и потемнело в глазах. «Что со мной, – подумал он. – У старого Цюя меня отравили?»
– Хэ Лань, мне… нехорошо, – пробормотал он, потянувшись к нему сквозь черные пятна перед глазами. – Помоги.
– Ничего, ничего, господин, – рука Хэ Ланя, неожиданно холодная, легла на лоб, халат окутал плечи. – Подышите свежим воздухом, сейчас вам станет легче. Я принесу воды… и укрепляющий отвар.
Опираясь на его плечо, Сун Цзиюй вышел на галерею, сел… упал, скорее, но это отрезвило. Обморочность и правда понемногу отступала, оставляя за собой свинцовую усталость. Да, он просто устал. Забегался… Уже не юнец.
Хэ Лань смотрел на него, едва не плача.
– Это все из-за меня. Вы три дня работали без отдыха, а сегодня выпили, а я…
Сун Цзиюй хрипловато засмеялся.
– Вздор. Я сам виноват. Нужно больше отдыхать, только вот когда…
Голова наконец перестала кружиться, и он поднялся. Погладил Хэ Ланя по плечу:
– Позаботься лучше о себе.
– Пожалуйста, пейте отвар, – пробубнил Хэ Лань. – Я сейчас принесу вам сухой… Заваривайте каждый день. Прошу вас.
Сун Цзиюй усмехнулся.
– Вот сам мне завтра и принесешь. В конце концов, это твоя прямая лекарская обязанность – следить за тем, чтобы магистрат был здоров и полон сил… Спокойной ночи, Лань-эр.
Хэ Лань не ожидал этого ласкового имени. Отпрянул, удивленный, даже как будто испуганный, кивнул, избегая смотреть в глаза.
– Слушаюсь, – прошептал он и немедленно сбежал внутрь.
«Смешной, – подумал Сун Цзиюй, улыбаясь, и тут же оборвал себя: – А ты – дурак, и ничему тебя жизнь не учит».
Он потер затылок – начинала болеть голова, – и, по-стариковски медленно переставляя ноги, побрел к воротам.
Глава 7
Кажется, Жу Юй пытался разбудить его. Может, это был просто сон, но когда Сун Цзиюй наконец продрал глаза, рядом, на столике, стоял поднос с остывшим завтраком, и солнце, поднявшееся на самую маковку крыши, как следует прожаривало спальню.
Он чувствовал себя абсолютно разбитым. При попытке сесть голову расколола такая боль, что он застонал и зажмурился, сжимая виски. При одной мысли о еде затошнило.
Неужели все-таки отравили…
– Жу Юй!
Послышался топот, Жу Юй немедленно появился. Замешкавшись в дверях, буркнул что-то кому-то в коридоре и плотно затворил за собой дверь.
– Проснулись, господин? На вас лица нет, послать за лекарем?
Сун Цзиюй прохрипел неразборчивое согласие. Он всего на мгновение закрыл глаза, но кто-то вдруг позвал его, и оказалось, что пришел судебный лекарь Сюэ. С ним был Хэ Лань, но у Сун Цзиюя даже улыбнуться ему сил не было.
Лекарь Сюэ безо всякого волнения выслушал подозрения об отравлении, проверил пульс и даже ткнул в палец тонкой серебряной иглой.
– Прошу прощения, магистрат, но я не вижу признаков отравления. Вас не рвало, стул был нормальный, и энергии циркулируют по вашим меридианам как полагается. Что я вижу – так это признаки сильного истощения. Осмелюсь сказать, что вы совсем не бережете себя, господин магистрат. Судя по тому, что говорит уважаемый Жу, вы мало спите, питаетесь как попало, все время работаете и вовсе не отдыхаете. Простите этого глупого старика, но состояние ваше неудивительно… Хэ Лань, подай господину магистрату укрепляющий отвар. Мальчишка с утра наварил целый чан, как знал, – покачал головой он.
Сун Цзиюй постарался сохранить невозмутимость и лишь сухо поблагодарил. Сильное истощение! Старик он, что ли, или изнеженная госпожа?! В столице, готовясь к экзаменам, он засыпал прямо за столом над книгами, а после, еще до рассвета, вскакивал бодрый и бежал упражняться. А теперь что? Неужели и вправду в этом городе дурной фэншуй…
Лекарь вышел, недовольно бормоча. Жу Юй потянулся к подносу в руках Хэ Ланя: