– Ей, наверное, камень привязали к ноге, – задумчиво сказал Хэ Лань.
Сун Цзиюй некоторое время молча смотрел на нее – а потом сжал плечо Хэ Ланя:
– Возвращаемся.
На следующее утро он снова стоял на топком берегу бочага; у его ног лежали в ряд несколько женских тел. «А Хэ Лань был прав, когда сказал, что болотная вода сохраняет трупы лучше холода», – отвлеченно подумал он.
Лекарь с Хэ Ланем суетились над телами, один из стражников помогал им ворочать их для осмотра. Еще несколько, обвязавшись веревками, все продолжали шарить на дне бочага длинными шестами. Один из них немногим ранее упал в воду, но легко выплыл, выкарабкался на топкий берег. Странно. Сун Цзиюй хорошо помнил, как травы и корни облепили его, словно жадные щупальца, потянули вниз, вниз… Если бы не Хэ Лань, он так и остался бы под толщей черной торфяной воды. Если бы не Хэ Лань, он не вытащил бы, зацепившись ногой, первый труп…
Он не успел поблагодарить вчера своего спасителя: едва доехав до дома, потерял сознание и всю ночь прометался в лихорадке. Однако наутро все прошло, как не было. Надо будет наградить его, но это позже…
Сначала – карать. Потом – жаловать награды.
Пара стражников мрачно стояла поодаль: то ли место их пугало, то ли совесть мучила. Все они работали под началом прошлого магистрата, кто еще мог прятать трупы, если не они? Только вот как их разговорить… Пытки Сун Цзиюй всегда считал средством примитивным, признанием судейского бессилия, но теперь незваной пришла мысль, что они значительно ускорили бы дело.
– Подойдите, – велел он. – Посмотрите внимательно. Я знаю, откуда взялись эти женщины. И вы знаете. Пока я лишь хочу выспросить подробности, по-хорошему.
Стражники как по команде замотали головами, уверяя, что видят утопленниц впервые. Все как на подбор служили раньше в армии, видно, там и научились напускать на лица выражение тупое и непроницаемое.
Попытка выудить признание провалилась. Значит, придется выдумать иной способ.
Подошел шаривший в болоте:
– Похоже, больше ничего нет, господин магистрат.
– Тогда грузите, как лекарь позволит.
Хэ Лань подошел к нему, на ходу вытирая измазанные в чернилах руки тряпицей. Он был мрачен и бледен, под глазами залегли синяки.
– Они все… Им было плохо перед смертью, господин. Как вы накажете того, кто это сделал?
– Убийцы этих девушек и хозяин заведения ответят по всей строгости закона, – Сун Цзиюй поджал губы. Потом спросил мягче: – Как ты себя чувствуешь? Я вчера не успел поблагодарить тебя. Ты спас мне жизнь. Как магистрат, я вынесу тебе благодарность и отражу это в отчете.
Хэ Лань склонил голову.
– Я всего лишь выполнял свой долг, господин. Я должен присматривать за вами. Обо мне не беспокойтесь, прошу.
Сун Цзиюй только вздохнул. Что юнец вбил себе в голову, какое «присматривать»?
Он похлопал Хэ Ланя по плечу.
– Хорошо, я не стану больше тебя смущать. Работай усердно, помощник лекаря Хэ.
Мелькнула неприятная мысль, что Хэ Лань успел застать предыдущего магистрата и болота знал хорошо – не пытается ли выслужиться, делая вид, что впервые все это видит? Впрочем, будь он заодно с убийцами девушек, от него требовалось всего лишь молчать о болоте, а он так рвался туда…
«Если он связан с этим делом, кто-нибудь из стражников о нем да вспомнит», – решил Сун Цзиюй и прогнал сомнения.
Тела, общим счетом семь, погрузили на телеги и тщательно прикрыли рогожей – не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел и поднял панику.
Но судьба будто смеялась над Сун Цзиюем: уже за воротами, посреди главной улицы, какой-то торговец зацепился своим коробом за край рогожки, сдернул ее, показались голые ноги мертвых девушек… На испуганный вопль немедленно слетелись зеваки, запрудили проезд, телеги встали, рогожка сползла еще сильнее…
– Дорогу! – рявкнул Сун Цзиюй во всю силу легких. – Оттеснить людей! Телегу накрыть!
«Остолопы, – в сердцах подумал он. – Теперь весть разлетится по всему городу в считаные мгновения…
Впрочем, – пришла следующая мысль, – может быть, это и неплохо – вдруг нечистая совесть и страх заставят хозяина «Алой лилии» чем-нибудь себя выдать. Особенно если гун Цюй донес до местных шишек, что новый магистрат не так уж несговорчив.
А может быть, и Ким Су Ён явится в надежде, что среди вытащенных тел есть тело ее сестры… Только вряд ли она явится в открытую. Нужно будет устроить засаду ночью».
В управе его уже ждал Лань Сы. Утром, прежде чем ехать на болото, Сун Цзиюй послал его на «Алую лилию» – правдой, неправдой, как угодно, но добыть бухгалтерскую книгу и привести в управу мамашу. По его лицу Сун Цзиюй понял, что Лань Сы постигла неудача.
– «Алая лилия» сгорела, господин, – вздохнул тот. – Этот слуга опоздал.
Сун Цзиюй выругался.
– Это не ты опоздал, а я.
Если бы он не свалился вчера и послал Лань Сы за мамашей еще ночью! А утром было уже поздно. Кто-то предупредил их… Возможно, кто-то, помогавший старому магистрату управляться с трупами…
Он впервые задумался, каким человеком был его предшественник. В столице они знакомы не были, ничего о нем Сун Цзиюй толком не знал – чиновник Уголовной палаты, средних лет, не дослужив положенного времени, свалился с некой хворью и испросил позволения умереть на родине. Вот и все. Одно можно было сказать: совесть его все-таки мучила – совесть или страх, иначе зачем он все ездил на болото один? Наверняка проверять, не всплыли ли тела.
– От лодки что-нибудь осталось? Жертвы есть?
– Сгорела дотла и утонула. Когда я приехал в порт, там только зеваки пялились, как догорает. Пока я доплыл – было уже поздно…
– Кто-нибудь спасся?
– Живых я там не видел, – Лань Сы покачал головой.
Сун Цзиюй отправил приставов в порт – обыскивать реку.
Стражники разгружали телеги под руководством суетящегося лекаря, как вдруг двор управы прорезал дикий крик. Сун Цзиюй развернулся, выхватывая меч, – но это был всего лишь секретарь. Бледный как полотно, он стоял на крыльце и в ужасе глядел на трупы.
Очередной замусоленный романчик валялся у его ног.
– Г… говорю же вам, я ничего не знал! Просто боюсь мертвых, и все… – глаза секретаря Бо так и бегали. Он явно был замешан, но говорить не желал. И Сун Цзиюй прекрасно его понимал.
Сун Цзиюй отпил чаю, задумчиво понюхал горячий пар – этот Бо не должен знать, что он спешит. Пусть понервничает. Сам себе напридумывает казней. Он ведь так любит эти грошовые гунъанские книжицы про судей и магистратов, пусть они подогреют его воображение…
Гунъаньские книжицы!
Сун Цзиюй усмехнулся себе под нос, все так же медленно отставил чашку. Встал, прошелся по комнате.
– Магистрат Чэнь умер позапрошлой ночью, – сказал он, не оборачиваясь.
– Поза… прошлой… ночью, господин? – переспросил секретарь.
– Вот именно, – Сун Цзиюй заложил руки за спину. – Вам, должно быть, интересно, как я об этом узнал. Что ж, отвечу. Тогда я задержался в управе допоздна, и, когда собирался уходить, дверь вдруг распахнуло порывом ветра… и на пороге появился бледный мужчина в одежде магистрата.
Секретарь Бо едва слышно охнул.
Сун Цзиюй подавил усмешку. Ему еще никогда не приходилось выдумывать историй про призраков, но в гунъанских романах на помощь магистрату всегда приходили потусторонние силы. Нельзя отступать от канона.
– Я удивился и спросил, что ему угодно. Он представился магистратом Чэнем. Я заметил, что вижу сквозь него противоположную стену, и понял, что меня посетил дух.
– Не… не может быть… – пробормотал секретарь Бо.
Сун Цзиюй обернулся к нему, приподнял бровь.
– Думаете, я лгу?
– Нет! Я не смею…
– Несчастный призрак был озабочен преступлениями, которые совершил при жизни. Он хотел очиститься от грехов… и указал мне место, где прятал трупы. Иначе как бы я нашел их на болоте?
Секретарь Бо вскинул голову.
– Это паршивец Хэ Лань! Он знал…
Вот мерзавец! Сун Цзиюй едва не сплюнул.
– Рано радуетесь, секретарь. Хэ Лань был в абсолютном неведении. Призрак магистрата Чэня указал мне совсем другое имя. Ваше имя.
Секретарь побледнел.
– Я… как же так… я…
Сун Цзиюй оперся на стол, нависая над ним.
– Разумеется, кроме слов покойного брата Чэня у меня нет доказательств. Вы можете уйти от правосудия, секретарь Бо… Но брат Чэнь не сможет упокоиться с миром. И к кому, по-вашему, он придет в следующий раз?
Секретарь Бо не сдержался, вскрикнул, словно мертвый магистрат уже стоял перед ним.
– Я знал, я знал, что так и будет! – зубы его застучали о чашку. Вышивка на груди окончательно покрылась мокрыми пятнами. – Я говорил ему, что нельзя… Что это грех… Но он не слушал…
– Успокойтесь, секретарь Бо, – Сун Цзиюй брезгливо подвинул к нему чайник. – И договаривайте фразы. Кого вы предупреждали?
– Магистрата Чэня! Я предупреждал его, чтобы не ввязывался в такие дела, но он не послушал, и вот – смертельно заболел! А теперь даже не может упокоиться!
Сун Цзиюй сделал глубокий вдох и медленный выдох. Положил перед секретарем лист бумаги и тушь.
– Напишите мне все, что вы знаете об этом деле. Все подробности, секретарь Бо, все имена. Тогда, возможно, я буду снисходителен к тому, что вы скрыли от меня соучастие прошлого магистрата в убийствах. И дух брата Чэня вас не потревожит. Если, конечно, вы сам не соучастник…
Секретарь распахнул глаза – и вдруг упал на пол, громко стукнувшись коленями:
– Я никогда… Господин магистрат Сун, я ни в чем не участвовал! Я не имею никакого отношения…
– Пишите, – холодно сказал Сун Цзиюй. – Я хочу знать имена.
Как он и думал, весть о поднятых трупах быстро разнеслась по городу, и под воротами управы собралась толпа зевак. Усилить охрану было некем – четырех стражников и одного пристава он посадил под арест после показаний секретаря Бо. Секретарь тоже сидел под замком: для кого магистрат исполнял скорбные поручения, он не сказал. Пока не сказал. Пусть посидит, подумает, может быть, что-нибудь придет в голову…