Он опустился рядом с лежанкой на колени.
– Инь Юй.
Она с трудом открыла глаза. Воздух вырывался из ее рта со свистом и бульканьем – повреждено легкое?
– Я достала… ее… – прохрипела она. – Хозяйскую книгу… выполняй…
Сун Цзиюй подозвал Лань Сы, но тот, глянув на раны, покачал головой.
Вот, значит, как. И ничего нельзя сделать…
– «Алой лилии» больше нет, – мягко сказал он. – Ты свободна.
Глубокий вздох, почти чистый.
– Под большой ивой… там, в корнях… я не успела забрать… – прошептала она и всхлипнула вдруг. – Мама… господин… отвезите меня к маме…
– Где твоя мама, милая? – Сун Цзиюй склонился над ней, силясь расслышать ответ, но ее глаза уже закатились, а грудь заходила часто-часто, все тело задрожало.
Помедлив, он закрыл ей глаза, опустил платок на спокойное, как будто посвежевшее лицо. Вот и еще одна женщина, которую ему предстоит похоронить…
Что за проклятый город.
Ху Мэнцзы, все это время неподвижно стоявший у стены, выдохнул тяжело, опустился на пол у очага.
– Ну вот и все. Я не мог отпустить ее, пока магистрат не сдержит слово.
Сун Цзиюй помолчал, глядя на безмятежное лицо девушки. Что за конец для той, что и так столько страдала! Ее загнали в угол… Охотились, словно на животное.
– Вы знаете, кто это сделал?
Ху Мэнцзы устало пожал плечами, глядя в огонь.
– Увидел только какого-то подонка в черном. Стрелял из лодки.
– Вы встречались в ту ночь, когда сгорела «Алая лилия»? Она должна была принести книгу? – Сун Цзиюй присел рядом, взял Ху Мэнцзы за запястье.
– Так и есть. Она бежала по берегу уже раненая. Очень уж они не хотели ее отпускать, – тот слабо усмехнулся. – Что это вы меня так нежно держите, магистрат?
– Всего лишь хотел привлечь ваше внимание, – сухо сказал Сун Цзиюй и убрал руку. – Я должен ехать, найти книгу. Пришлю кого-нибудь, чтобы забрали тело.
Он поднялся, но на пороге помедлил и обернулся:
– Спасибо за помощь, господин Ху.
– Не за что, – Ху Мэнцзы даже не посмотрел ему вслед. – Обещания должны выполняться. Клятвы – даваться искренне. Если происходит иначе, случаются большие беды.
Нельзя было ехать на поиски книги с одним лишь Лань Сы. Заехать бы в управу, взять стражников, и только тогда… Но об этом Сун Цзиюй подумал поздно, уже уворачиваясь от длинного клинка.
Похоже, за ним следили от самого леса, а он, погруженный в раздумья, заметил слишком поздно, уже когда склонился над корнями ивы, выуживая завернутую в кожаный лоскут книгу, и услышал громкий всплеск, а потом ругань Лань Сы.
Над ухом просвистел арбалетный болт.
Убийце не повезло дважды: сначала он промахнулся, а потом замешкался, перезаряжая оружие. Сун Цзиюй отыскал его по яростному шуршанию камышей и не стал медлить – побежал прямо на врага, выхватив меч на ходу.
Клинки с лязгом встретились. Противник, замотанный в черное по самые глаза, был силен – или, может быть, Сун Цзиюй ослаб от ран и потери крови. Лань Сы, похоже, тоже приходилось туго.
Из какой школы эти двое? То бьются словно тигры, то уворачиваются, едва ли не танцуя! Рассерженный, Сун Цзиюй погнался за врагом, требуя продолжения драки… и понял, в чем был подвох.
Убийца знал эти берега и завел его на самое илистое место, среди камышей, где грязь так и чмокала, не желая отпускать сапоги. Сам же он скакал по камням, показывавшим из воды серые бока.
Проклятье!
Сун Цзиюй отмахнулся от меча и сам вскочил на камень, но замешкался – испугался, что сейчас потеряет сапог. Убийца только этого и ждал: подпрыгнув, он ударил Сун Цзиюя обеими ногами в грудь с такой силой, что тот отлетел и приложился спиной о валун. Раненую руку пронзила острая боль, перед глазами потемнело – но враг не стал ждать, атаковал снова, и Сун Цзиюй со всей ясностью понял, что не успеет увернуться от нацеленного в грудь меча.
Порыв холодного ветра пронесся мимо, сталь зазвенела о сталь. Вот вскрикнул первый убийца, с хрустом ударившись о дерево, вот во второго с неприятным хлюпаньем вошел клинок.
Луна вышла из-за облаков, и на камне, торчащем из воды, появился призрак. Серебрились старомодные просторные одежды, звякнули на поясе колечки. Шелк летел по ветру вместе с волной. Лунный свет играл на окровавленном мече, и, словно драконий хвост, вились длинные, до самых колен, белые волосы, перехваченные на затылке лентой.
– Никак снова ты, раненый магистрат? – произнесло видение глубоким голосом и превратилось в давешнего бродягу. Правда, бродягой его больше не получалось назвать. Скорее он походил на спустившегося с гор небожителя.
Убийца, что лежал под ивой, силился подняться. Сун Цзиюй шагнул к нему и приставил к горлу меч:
– Не двигайся, если не хочешь лишиться жизни! Лань Сы!
Тот, хлюпая водой и ругаясь, как раз выбрался на берег. Повинуясь жесту господина, он принялся связывать первого убийцу, второй же плавал у ног небожителя лицом вниз. Сун Цзиюй наклонился и выцарапал из-под корней книгу и лишь потом обернулся к своему спасителю.
– Мастер Бао. Благодарю за помощь, – он низко поклонился. Затем выпрямился, с интересом разглядывая новый облик бродяги. Лунный свет отражался в его странных ярких глазах, блестел в белоснежных волосах; непонятно было, сколько ему лет: в одно мгновение он казался совсем юным, в другое – будто бы ему все пятьдесят. В узком лице было что-то хищное, на красиво изогнутых пухлых губах застыла ухмылка. Кто же он все-таки такой?
– Просто гулял и услышал шум. Не люблю, когда шумят, да еще и нападают на магистратов, с которыми у меня дуэль назначена. Захочешь отблагодарить – я на постоялом дворе «Приют ласточки».
Мастер Бао отбросил волосы с плеча, сорвал пучок ивовых листьев и принялся оттирать клинок.
– Я непременно отблагодарю вас, – пообещал Сун Цзиюй. – Но сейчас мне нужно спешить.
Лань Сы уже грузил на лошадь связанного пленника. Сун Цзиюй свистнул, подзывая Бархата, и обернулся добавить, что заплатит за постой неожиданного спасителя, но под ивой уже никого не было. Неужто и правда призрак растворился в воздухе…
…Ярче всего болела рука. Потом – спина. Все тело ныло, напоминая о напряжении этого дня, всех последних дней…
Сун Цзиюй отложил кожаный сверток к свиткам с делами, сделал глубокий медленный вдох. Такой же медленный выдох.
Итак, его пытались убить. Почему? Его выследили, или эти двое тоже искали книгу? Это Лань Сы сейчас узнает у разбойника в подвале.
Далее: книга. Он развернул сверток и извлек из него влажную покоробившуюся книгу. Неужели Инь Юй плыла…
Он вспомнил, как далеко «Алая лилия» была от знакомых берегов. Значит, не только Ким Су Ён была из деревни хэнё.
Вода размыла записи. Более старые были видны получше, однако новые, где чернила были посвежее, расплылись.
В дверь бочком протиснулся младший пристав, которого Сун Цзиюй утром за неимением лучшего назначил своим секретарем вместо сидящего в темнице любителя книжек.
– Тут… обращения, господин магистрат, – на подносе перед ним громоздились свитки. – Народ жалуется, что распоясалась нечисть. Требуют немедленно похоронить тела где-нибудь подальше от города…
– Положи на стол, – Сун Цзиюй вздохнул. Потрогал грязную присохшую повязку на ладони. – Лекарь уже спит?
– Да, господин магистрат. Прикажете разбудить?
– Не надо. А Хэ Лань?
– Насколько мне известно, все еще болен.
Отпустив его, Сун Цзиюй немного полистал книгу, но и так неверные строчки совсем расплывались перед глазами, и он со вздохом закрыл ее и спрятал в шкатулку.
Вошел, отряхивая руки, Лань Сы.
– Не признается, господин. Прикажете пытать?
– Нет, – Сун Цзиюй поморщился. – Поговорю с ним сам.
Он поднялся и пошатнулся, Лань Сы едва успел подхватить под локоть.
– Вам нужно к лекарю, господин. Я прикажу его разбудить.
Конечно же, оказалось, что рана открылась, и ее снова пришлось зашивать. Когда Сун Цзиюй поднялся с лежанки, его трясло.
– Не стоит никуда ехать, господин магистрат, – лекарь удержал его. – Оставайтесь здесь до утра.
Пререкаться не было сил. Однако, когда лекарь вышел, он поднялся с постели и открыл дверь в смежную комнату.
Хэ Лань все так же лежал под одеялом, съежившись, спутанные волосы вились от влаги. Коснуться его? Снова ведь из этого не выйдет ничего хорошего. Он хотел было уйти, но Хэ Лань вдруг пошевелился, обернулся к нему.
– Зачем ты пришел… – его голос похож был на шелест цветочных лепестков.
Сун Цзиюй поспешно склонился над ним.
– Лань-эр, как ты?..
Его вдруг охватила беспомощность. Не может быть, чтобы его «знаток необычайного Хэ» умер вот так…
– Я… – Хэ Лань отпрянул. – Не трогай. Не дыши со мной одним воздухом. Это опасно…
– Что с тобой? – спросил Сун Цзиюй, с мукой глядя в его блестящие от лихорадки глаза. Лицо такое бледное и осунувшееся, словно только они и остались…
– Я… – Хэ Лань вдруг улыбнулся синюшными, как у утопленника, губами. – Я плохо выгляжу, да? Это хорошо… тогда ты не захочешь ко мне приближаться…
– Не глупи, – Сун Цзиюй рассердился, и злость, как всегда, позволила ему собраться. – Я найду тебе лучшего лекаря. Только держись, хорошо?
– Да… – Хэ Лань потянулся к нему, но тут же отпрянул. Его глаза загорелись лихорадочным огнем, губы искривились в странной гримасе, искусанные, пересохшие. – У тебя, наверное, такие холодные руки… Цзиюй…
Озноб пробежал по спине Сун Цзиюя, но он пересилил себя, нежно положил ладонь Хэ Ланю на лоб.
Зря. С неожиданной силой скрюченные пальцы впились в его ворот, в его шею. Комната качнулась вокруг – то же чувство… Он снова гибнет в трясине, но на этот раз Хэ Лань тянет его на дно…
Пронзенный диким, животным ужасом, он отшатнулся, сделал неловкий шаг назад, едва не упав.
Хэ Лань и сам испугался, скомкал одеяло, прижимая к груди.
– Простите меня… простите меня… Я… Пожалуйста, уходи! Уходи! Я не могу тебя видеть!