Он отогнал от себя недобрые мысли и приоткрыл дверь, осторожно, чтоб не напугать.
То, что он увидел, не сразу сложилось в цельную картину.
«Его волосы вьются от влаги. Кто бы мог подумать», – вот первая мысль, что пришла ему в голову, когда он увидел, как черные пряди рассыпаются по бледным матовым от испарины плечам.
Вторая мысль была: «Так вот куда делся стражник».
Заболела рука. Сун Цзиюй понял, что так сильно стиснул косяк, что рана вновь закровоточила.
Он тихо, очень осторожно прикрыл дверь. Развернулся и вышел; застыл во внутреннем дворе, не помня, куда шел. Криво ухмыльнулся сам себе.
По крайней мере, Хэ Ланю полегчало.
Можно возвращаться к работе. Что еще остается? Он решительно пересек двор широкими шагами… и застыл.
Что, если он неправильно все понял, и на самом деле сяо Ли грозит опасность? Давно ли Хэ Лань в бреду кидался на него самого, словно безумный?..
Фонарь, висящий над крыльцом, вдруг исчез. Исчезло все: прохладная черная ткань мазнула по лицу, и вдруг шею словно обожгло, отчего-то невыносимо заболел кадык, словно оса укусила…
Нет, это была другая боль. Что-то пролилось на грудь, фонарь, появившийся вновь, уплыл куда-то, и вдохнуть как следует почему-то не получалось. На пальцах осталось темное, липкое… И вдруг холодные плиты двора ударили в затылок, мимо прошелестел сгусток тьмы.
«Так будет с каждым из нас, пока не иссякнет источник».
Кто это сказал? Или… он сам это подумал?
Нет, он мог думать только о том, что кажется… кажется, ему перерезали горло.
Собственная рука казалась чужой и непослушной, все не получалось надавить на нужные точки, пережать рану как следует. Проклятье, да что же это…
– Магистрат Сун!
Красное и черное… Красное и черное – это всегда господин Ху.
Сун Цзиюй прищурился, пытаясь разглядеть его… Но красно-черная пестрота сложилась не в человека, а в тигра, огромного тигра, мягко ступающего в тумане, и не было сил от него отползти.
Зверь поставил тяжелую лапу ему на грудь, принюхался. Почему-то из его пасти пахло ланьлиньским вином, а не падалью.
– Да вы умираете, магистрат Сун. Сегодня и вправду день интересных совпадений.
Пасть распахнулась шире, сверкнули зеленым огнем тигриные гла…
Глава 10
10 лет назад
«Столица похожа на древнюю гробницу: ты можешь найти в ней и золото, и истлевшие кости. Но, вернее всего, ты найдешь кости».
Сун Цзиюй отпил вина из фляги-горлянки и утер рукавом рот. Он сидел на крыше павильона Весны и Осени, глядя, как меркнут последние отблески заката, как сумерки потихоньку накрывают город и загораются вдоль улиц золотые шары фонарей.
Он думал о том, что ему сказал отец. Сун Цзычань прослужил в Министерстве наказаний двадцать лет, так, впрочем, и не поднявшись выше четвертого ранга. Не потому, что был не способен – просто любой представитель семьи Сун рано или поздно утыкался в порог, который уже не мог перепрыгнуть. Хоть и прошла сотня лет, император помнил, что когда-то Суны были обласканы императорами предыдущей династии, но стоило трону пошатнуться, как они бежали в царство Шу.
Сорок лет спустя прадед Сун Цзиюя вернулся в империю Ци и присягнул новому императору. С тех пор каждый мужчина из Сунов старался сдать экзамен в числе первых и получить высокую должность, но удавалось это немногим: возможно, Суны и вправду не блистали талантами, но, вернее всего, государи нынешней династии помнили, кто был рядом в борьбе за престол, а кто бежал. Малодушные должны знать свое место.
И все же Сун Цзиюй надеялся, что у него получится. Больше ста лет прошло – хоть на ком-то это проклятие должно разрушиться!
Окончательно стемнело; с высоты казалось, будто на город накинули золотую сеть. Сун Цзиюй допил вино. Пожалел, что не выйдет сегодня спуститься в кабачок, где обычно встречался с приятелями, обсуждая экзамены. До кэцзюя[3] оставалось несколько дней; молодые ученые, съехавшиеся в столицу, корпели над книгами или бегали по городу, разузнавая, кому в этом году лучше дать взятку.
Сун Цзиюй не пошел подносить подарки главному экзаменатору. Что за нелепый обычай, разве не должны будущие чиновники, наоборот, бороться со взяточничеством?
Он в несколько легких прыжков спустился с крыши – но слегка не рассчитал последний и приземлился прямо перед каким-то богато одетым господином. Тот отшатнулся, и пришлось поймать его за локоть, чтобы не упал.
– Прошу прощения, – Сун Цзиюй выпустил шелковый рукав и слегка поклонился.
– Как вы меня напугали! – господин приложил руку к груди, якобы испуганно, но его темные глаза заискрились весельем. – Я уж подумал, Сунь Укун сбежал с Небес и бесчинствует в столице. Признайтесь, ловкий юноша, вы разбойник или дух?
– Ни то, ни другое, – Сун Цзиюй развеселился. – Всего лишь простой студент.
Этот господин сразу ему понравился: несмотря на серебристую вышивку, плотно покрывавшую дорогой зеленый шелк его халата, несмотря на гуань, украшенный медальонами из носорожьей кости, он выглядел человеком душевным и открытым. Лицо у него было приятное, мужественное, в волосах, расчесанных надвое, по образу крыльев ласточки – ранние серебряные нити. Голос глубокий, как далекий гром.
– Простые студенты разве владеют цингуном? Предлагаю поступить так, молодой господин: я угощу вас в том заведении через дорогу, а вы, за то, что едва не сбили меня с ног, поведаете, какова ваша драгоценная фамилия и кто ваш учитель.
– Не смею отказать старшему, – Сун Цзиюй улыбнулся. В долгу он быть не любил, а тут еще и приятное знакомство, отчего бы не выпить вина, тем более что его фляга-горлянка опустела?
– Мое скромное имя – Сун Цзиюй, – представился он, когда они устроились на открытой террасе ресторана. – Я из семьи Сун, меня обучал Лань Сы, мастер из цзянху. Когда-то мой отец спас его во время юношеских странствий, и мастер Лань стал служить ему. Могу я узнать имя благородного господина?
– Вэнь Цзылун, – просто ответил тот. – Позвольте мне выбрать вино. Судя по запаху от вашей фляги… абрикосовое из Цзяннани вам нравится. А пока несут закуски, поведайте мне, на каком поприще хотите состояться. Министерство наказаний?
– Как вы угадали? Слышали о моем отце? – Сун Цзиюй слегка склонил голову набок, разглядывая его. Интересно, кто он такой. Выглядит человеком утонченным и образованным… Вэнь, Вэнь…
Господин Вэнь улыбнулся, налил ему вина.
– Не имел чести знать вашего уважаемого батюшку. Это всего лишь наблюдательность – по столичным улицам ходит множество студентов самого разного толка, но мало кто из них может похвастаться такой ловкостью и статью. Лицо у вас серьезное, взгляд вдумчивый, так что на забияку, бредящего рассказами о цзянху, вы не похожи. Значит, тренируетесь для благородных целей. Приятно знать, что я прав.
– Что вы, что вы, вы меня перехваливаете, – вежливо откликнулся Сун Цзиюй, но уши у него загорелись.
Он поспешно выпил вина.
– Возможно, что и перехваливаю. Разве серьезные молодые люди прыгают по крышам? – невозмутимо отозвался господин Вэнь, но глаза его смеялись.
– С павильона Весны и Осени открывается чудесный вид, – Сун Цзиюй развел руками. – Я лишь неделю назад приехал в столицу и спешу все увидеть.
Он подлил господину Вэню вина.
– Так вы решили пойти по стопам вашего уважаемого отца? – спросил тот, с благодарным кивком принимая чарку.
– С тех пор как отец заболел и вернулся домой, ни дня не проходило без его рассказов о службе. Думаю, я не представляю себе иной жизни.
– Похвально, очень похвально – идти по стопам родителя, – господин Вэнь задумчиво потер подбородок. – Но все же, вы взрослый человек, понимающий, что служба – это не только азарт погони за преступником и удовлетворение от наказания злодеев. Ради чего вы хотите служить? Что можете дать государству?
Сун Цзиюй немного подумал, стоит ли доверять незнакомцу свои сокровенные мысли, но тот был так ненавязчиво доброжелателен, поневоле воспылаешь… симпатией.
– Я хочу искоренить всякое взяточничество и подхалимство, – сказал он, и тут же неприятный холодок поселился в груди. Не слишком ли прямо? Не слишком ли… по-детски? – Нечестное обогащение, раздача должностей за мзду – разве это не нарушает принципы идеального государства?
– Вне всякого сомнения. Однако… Министерство наказаний, как правило, имеет дело с преступлениями низкими: убийствами, грабежом и прочими подлостями. Увы, поток этих злодеяний никогда не иссякает, – господин Вэнь взглянул на него острым, внимательным взглядом. – Если всерьез хотите влиять на судьбы государства, вам больше подойдет цензорат.
Сун Цзиюй не выдержал, опустил глаза.
– Я не смею думать о такой чести. Я знаю свое место, господин Вэнь, – ответил он и не покривил душой: цензоры, даже те, чей ранг был невелик, пользовались особым уважением. Они надзирали за всеми министерствами, имели право подавать доклады непосредственно его величеству. Один росчерк цензорской кисти мог решить судьбу чиновника, отправить на Небеса или в Ад. Кто доверит такой пост выскочке из семьи ненадежных Сунов?
– Скромность похвальна. Однако в Поднебесной не бывает ничего невозможного. Давайте же выпьем за то, чтобы достойные всегда занимали подобающее им место, – господин Вэнь легонько коснулся его чарки своей, словно два лотосовых цветка сошлись на пруду.
Сун Цзиюй улыбнулся. Красивый мужчина пытается искренне его подбодрить – как тут оставаться мрачным? И все же предаваться пустым мечтам не хотелось, поэтому он перевел разговор на литературу. Собеседник его, видно, разбирался в предмете и оживился по-настоящему, а под дружескую беседу и вино потекло рекой.
Господин Вэнь с легкостью цитировал по памяти изящные и красивые песни забытых царств. В ответ Сун Цзиюй, уже слегка пьяный, прочел ему стихотворение эпохи поздней Ци, которое написал анонимный поэт в честь наследного принца. Возможно, опрометчиво было читать стихи придворного поэта прошлой династии, но Сун Цзиюю они очень нравились: в этих строках крылось нечто глубокое и трогательное, как будто поэт знал и любил принца как человека, а не как подданный – правителя…