Он украдкой бросил взгляд на господина Вэня. Тот слушал, подперев голову рукой, глядя вдаль, будто мысли его витали где-то далеко, за городскими стенами. Но вот прозвучала последняя строка, и он вздохнул, улыбнулся печально.
– Непревзойденное изящество. Жаль, имени автора мы так никогда и не узнаем, везде он подписывался как «Отшельник Горного источника». Я собрал все известные его рукописи, но так и не приблизился к разгадке.
– О! – Сун Цзиюй подался к нему. – Так вы его знаете? Какое удивительное совпадение! Я думал, в столице не принято вспоминать предыдущую династию.
– Но вы отчего-то вспомнили, – задумчивый взгляд вновь сделался острым, внимательным, будто господин Вэнь видел неосторожного студента насквозь. – Какова же причина?
– Мой род когда-то служил государям империи Ци, – Сун Цзиюй не стал лукавить. – Мой прапрапрадед… тоже Сун Цзиюй, был чиновником Министерства податей и служил последнему императору. Говорят, он безмерно уважал его величество и заботился о судьбах страны. Не знаю, почему в таком случае он решил бежать, да и теперь это не важно. Много лет наша семья жила в царстве Шу. И лишь когда прапрапрадед умер, мой прапрадед решил вернуться и присягнуть новой династии. Эти стихи – часть моего наследия… Возможно, опрометчиво говорить об этом, но мне они нравятся.
Господин Вэнь покачал головой, но не осуждающе, скорее сочувственно.
– Вы не ищете легких путей, выражая себя, господин Сун. В столице не любят вспоминать кровавую смуту, что началась после падения предыдущей династии, но скорбеть о невинно убитом императоре Чжун-ди не возбраняется. Впрочем, обстоятельства его гибели так странны и ужасны, что о них тоже предпочитают не говорить, дабы не навлечь беду. К тому же, образ, что рисует Отшельник Горного источника… так искренен, что почти непристоен, и это также многих может возмутить.
– Вокруг прошлой династии столько загадок! Они всегда волновали меня, – признался Сун Цзиюй. – В юности я долго пытался разобраться в том, что произошло при дворе Чжун-ди. Почему наследный принц перебил всю свою семью… Неужели все ради того, чтобы взойти на трон самому? Но после он покончил с собой… Или его убили? Впрочем, простите, не буду об этом, – он виновато улыбнулся.
– Дела минувших дней… Как жаль, что не осталось свидетелей, которые могли бы нам о них поведать, – господин Вэнь вздохнул. – Впрочем, возможно, в стихах Отшельника внимательный читатель найдет подсказки. Там, где смолчал бы историк, этот поэт явно молчать бы не стал.
Сун Цзиюй немного поколебался, но потом плюнул – пусть его сочтут наглецом, но зато он хотя бы попытает судьбу.
– Господин Вэнь, прошу простить мою наглость, но… Нельзя ли мне увидеть вашу коллекцию рукописей Отшельника Горного источника?
Господин Вэнь взглянул на него странным долгим взглядом, словно пытался прочитать мысли, затем с улыбкой кивнул.
– Почему бы и нет? Просьбу обычного человека я бы отверг, но как один ценитель Отшельника может отказать другому? Лишь одно условие – вы почитаете мне вслух.
Сун Цзиюй удивился. Но отчего нет?
– Как пожелаете! Когда?
– Хм, – господин Вэнь потер подбородок. – Экзамены уже скоро, потому… давайте встретимся после. Не сомневаюсь, что вы ступите на голову черепахи[4], так почему бы не отпраздновать это чтением прекрасных стихов?
«Пусть верность и искренность будут для вас главными принципами».
Черные слова на белом шелке. А рядом – он, хоу Чжу Фэнлун вместе с двумя другими экзаменаторами, как ни в чем не бывало. Строгий и замкнутый, но вот улыбнулся уголком рта, вот прошептал что-то министру Яну…
…и превратился в «господина Вэня», лгущего о своем имени, морочащего головы студентам!
Сун Цзиюй порадовался, что придется удалиться в экзаменационную каморку, что не нужно смотреть на него дольше.
Пламя пережгло нить, со стуком упал на поднос свинцовый шарик, отмечая половину большого часа. Штрихи ложились на бумагу сами собой: затверженные цитаты, составленные загодя пояснения, отчего учитель Кун выразился так, а не иначе…
«Искренность».
Кисть Сун Цзиюя замерла.
Так почему хоу Чжу Фэнлун солгал о своем имени. Почему?
«Не сомневаюсь, что вы ступите на голову черепахи».
«В Поднебесной нет ничего невозможного».
Ему захотелось смять лист и уйти, не оглядываясь, но кисть двигалась сама собой: «С исключительным прилежанием изучая императорские указы, слуга Вашего Величества находит, что…»
Находит, что… находит, что…
…что, если он и вправду получит первый ранг? Кого придется благодарить за это?
Своих учителей? Или случайного покровителя, который обманом завлек его выпить, пообещал завуалированно первое место и теперь ждет… чего? Взятки? У Сунов во всем поместье не наберется достаточно денег, чтобы дать взятку хоу!
Закончилась тушь, пришлось готовить новую. Он так яростно растирал проклятую палочку в тушечнице, что едва не сломал пополам.
«Я почтительно понимаю, что Ваше Величество…»
Может быть, сообщить об этом? Во всеуслышанье объявить, что Чжу Фэнлун…
Но ведь ничего не было сказано прямо. Никаких предложений сделано не было. Так с чего переживать?
Выбросить этого человека из головы. Погрузиться в текст. Цитаты, почтительные формулы, расположение строк…
«Пусть верность и искренность будут для вас главными принципами».
Он твердо решил не видеться больше с Чжу Фэнлуном никогда.
Но в день объявления результатов, склонившись к плитам двора, понял, что должен раз и навсегда выяснить, понять…
Потому что его имя назвали первым.
«Не сомневаюсь, что вы ступите на голову черепахи».
Сун Цзиюй не остался праздновать с другими, хоть приятели и звали его. Как был, в белых одеждах, в черной шапочке, пробежал по крышам до поместья хоу, лишь огромным усилием воли заставил себя не врываться непрошеным. Постучал в ворота, уверенный, что его не впустят…
Но слуги как будто знали, что он придет. Сразу же, без пререканий провели его в сад, где Чжу Фэнлун, с распущенными волосами, в просторном домашнем халате цвета сумерек, кормил с руки двух белых голубей, что примостились на жердочке под вязом. Рядом, на столике, дожидался своего часа чайник из красной исинской глины и нефритовые чашечки.
– Хоу Чжу, – Сун Цзиюй поклонился. – Я пришел обсудить… результаты экзамена.
Он осекся, поняв, как по-идиотски это прозвучало.
Чжу Фэнлун невозмутимо отряхнул руки, улыбнулся.
– Цзиньши[5] Сун. Поздравляю вас с первым местом. Отрадно, что я не ошибся в своей оценке. Я как раз собирался пригласить вас отпраздновать.
– Уважаемый хоу, – Сун Цзиюй поискал какие-то приличные вежливые слова и не нашел их. Хорош цзиньши! Куда только делась вся начитанность. – Мне не хватит денег, чтобы отплатить вам за протекцию, да даже если бы и хватило, я ненавижу всякое мздоимство. Мое первое место – ваша заслуга?
Чжу Фэнлун спокойно взглянул Сун Цзиюю в глаза.
– Что заставило вас так подумать?
– Я совершенно точно знаю, что плохо написал сочинение, – под его взглядом Сун Цзиюй несколько опомнился. – Я не давал взятки ни одному из экзаменаторов. А с вами мы познакомились накануне, и вы назвали мне подложное имя… Что я должен подумать?!
Чжу Фэнлун удивленно приподнял брови.
– Откуда такая уверенность в том, что вы написали плохо?
«Потому что, как увидел вас, ни о чем не мог думать, лишь кипел от возмущения», – едва не сказал Сун Цзиюй, но вовремя сдержался.
– Я… отвлекался, – сквозь зубы процедил он. Начали гореть уши.
Чжу Фэнлун заложил руки за спину, отвернулся взглянуть на закатное небо, будто вспоминая что-то.
– Ваше сочинение сразу привлекло внимание его величества. Император читал с удовольствием и поставил свою резолюцию, не раздумывая, – он обернулся через плечо, улыбнулся. – Вам интересно, каков был его отзыв?
Император читал его сочинение? Это из-за его имени, должно быть… Но нет, его величеству сперва подносят анонимные работы, а лишь потом показывают списки кандидатов, так почему…
– Интересно, – слабым голосом откликнулся он.
Чжу Фэнлун прикрыл глаза, вспоминая.
– «Сколько жизни и жара! Этого человека искренне возмущают несправедливость и мздоимство, однако он достаточно сдержан и мудр, чтобы облекать свои чувства в подобающую форму. Давно я не видел такого неравнодушного чиновника! Но стоит ли поощрять подобную негибкость?» – Чжу Фэнлун вновь взглянул на него, серьезный. – Однако когда его величеству поднесли списки, и он узнал, что ваша фамилия – Сун, все его сомнения развеялись. «Сунов осуждали за то, что они – будто лодка без весел, плывут, куда дует ветер, и благородства в них нет. Но мой великий предок был дальновиден: простил их за побег из страны. Эти люди могли и дальше скромно жить, не поднимая головы, однако решили, видимо, ревностно взращивать добродетели на благо страны. Как иначе мог получиться такой талантливый юноша? Сунов необходимо поощрить!»
Сун Цзиюй неловко сел к столику, совершенно ошеломленный. Снова встал, с достоинством опустился на колени и троекратно поклонился, повернувшись к императорскому дворцу и благодаря его величество.
Поднявшись, он повернулся к Чжу Фэнлуну и поклонился снова, да так и замер:
– Молю хоу Чжу наказать этого недостойного за чрезмерную горячность! Моя грубость перешла все границы!
Чжу Фэнлун вздохнул.
– С вашей стороны было в высшей степени неприлично врываться в мой дом и обвинять меня во мздоимстве. Но в этом есть и моя вина, я запутал вас, дал повод усомниться. Встаньте, цзиньши Сун, выпейте со мной чаю, и забудем об этом досадном недоразумении.
– Благодарю, хоу Чжу, – у Сун Цзиюя отлегло от сердца.
– Вам повезло, что я в хорошем настроении, – хоу Чжу говорил серьезно, но глаза его улыбались. – Иначе сам, лично, угостил бы вас плетью. Я играю в конное поло, и удар у меня не слабее вашего.