Огромным усилием он все же встал, сделал пару шагов к трупу – не трогайте, я разберусь сам… Но упорные слова молитвы клокотали в ушах, воздух сделался колючим, и эти иглы вонзились под кожу, норовя разорвать изнутри. Подгибались колени, будто во сне. Он упал снова, пополз…
– Упорствуешь, когда это не нужно, – Ху Мэнцзы, вновь ставший человеком, склонился над ним. – Давай я тебе помогу.
Он подхватил Сун Цзиюя на руки, легко, как ребенка. Один прыжок, и вот они уже на воротах.
– Кто ты такой… Что со мной случилось? – сквозь боль и обморочную слабость Сун Цзиюй вцепился в ворот Ху Мэнцзы, накрутил на кулак.
Еще прыжок. Ветер загудел в ушах, пролетел внизу темный город с вкраплениями редких фонарей. Еще прыжок – и стих внизу смех гуляк возле «Золотой ивы». Ху Мэнцзы остановился лишь на городской стене, рядом со скучающим караульным. Только ношу свою опускать не спешил.
– Я – хозяин всех этих гор. Ты уже видел мое истинное обличие, помнишь? Так забавно убегал от меня через лес, маленький призрак! О, прости, тогда ты еще не был призраком…
Он улыбнулся.
Сун Цзиюй вырвался из его рук и принял боевую стойку. Меча не было… Выронил?
Боль в груди прошла, и не стучало уже так в висках, однако ему казалось, что он до сих пор слышит отголоски молитвы. Чертов стражник, он что, бывший монах?!
Ху Мэнцзы сел на камни стены, прямо рядом с караульным, скучающе осмотрел свои ногти, растопырив пальцы.
– Побить меня хотите, магистрат? А я ведь вступил ради вас в бой с посланником Ада! – глаза, когда-то карие, горели тигриным золотом. – Какой неблагодарный щенок.
Сун Цзиюй оглянулся на караульного, но тот будто и не видел ни его, ни Ху Мэнцзы…
Ху Мэнцзы, который только что был тигром. Который, по-видимому, всегда был тигром… Как он сказал, «горный дух»? Старая нянька рассказывала о них – могущественных духах места: выглядят как звери, но порой превращаются в людей и помогают путникам, а то и просто выходят поболтать. Если идешь один по лесу, и вдруг какой-то господин приятной наружности похлопает тебя по плечу да заведет учтивую беседу – значит, это дух, охраняющий свою гору, спустился посмотреть, кто это забрел в его владения…
Сун Цзиюй на это дерзко отвечал, что Лань Сы учил его таким господам, трогающим юношей в лесу, сразу ломать загребущие руки.
Кто же знал, что оба наставления окажутся правдивыми.
Вспомнился тигр, огромный, сонный, уложивший между лап тяжелую лобастую башку…
«Забавно убегал», значит?
Сун Цзиюй выпрямился и холодно посмотрел на него.
– Может быть, господин Ху все же соблаговолит объяснить мне, что происходит?
Или имя тоже было ненастоящим?..
– Человек увидел свой труп, увидел духа преисподней, а все задается вопросами! – тигр-оборотень поцокал языком недовольно. – Ты умер, Сун Цзиюй. Кто-то перерезал тебе горло и оставил истекать кровью. Я почувствовал запах, вернулся посмотреть, что происходит… и воспользовался случаем.
– Что это значит? – спросил Сун Цзиюй через силу, хотя уже знал ответ. «Я добил этого несчастного, и вы не имеете права отбирать у меня добычу». Он вспомнил, как Ху Мэнцзы утер с губ кровь, и его затошнило.
– Сделал то, что сделал бы любой тигр на моем месте: выел твои еще теплые упругие внутренности, – оборотень мечтательно вздохнул. – Человеческая еда в «Приюте ласточки», конечно, неплоха, но ничто не сравнится с… тобой.
Сун Цзиюй содрогнулся, с трудом подавил рвотный позыв. Если он умер, отчего его тошнит? Отчего он чувствует себя живым? Отчего он вообще продолжает существовать?
Он положил ладонь на плечо стражника, вернее, положил бы, если бы она не прошла насквозь. Стражник поежился и, вполголоса выругавшись, отошел на пару шагов.
Значит, духи и призраки существуют. Если, конечно, это не сон… Но в это он уже не верил, как ни старалось его ошеломленное сознание сбежать в эту спасительную мысль.
Значит, он умер…
– Почему ты не дал мне отправиться на суд?
– Это самая приятная часть, – оборотень подошел к нему со спины, положил на плечи теплые ладони. – Такой дерзкий, непокорный магистрат Сун… Я подумывал съесть тебя еще раньше, но все как-то повода не было. И вот теперь ты, убитый мною, мой чангуй – слуга тигра, – горячее дыхание обожгло ухо. – Моя драгоценная добыча…
Сун Цзиюй резко развернулся и врезал ему, метя прямо в ухмыляющееся лицо.
Оборотень безо всякого труда перехватил его руку, вывернул так, что сустав хрустнул.
– Какой резвый! У меня еще ни разу не было чангуя, интересно, вы поначалу все такие? Может, вас надо изматывать, как охотничьих соколов?
Сун Цзиюй подавил вскрик и ударил его ногой, вырвался, атаковал снова…
Но слабый утонченный Ху Мэнцзы лишь смеялся, отражая его удары так легко, словно с котенком дрался. В конце концов ему надоело, и одним мощным пинком он отбросил Сун Цзиюя к стене. Тот, ударившись спиной о выступающий камень, рухнул и остался лежать, приходя в себя.
«Как странно, – подумал он отвлеченно, – почему я смог пройти сквозь дверь, а об стену ударился?»
Он поднялся на колени, затем встал.
– Кем бы ты ни был, я не собираюсь служить тебе, пожиратель падали, – скривился он и пошел по крепостной стене в поисках лестницы.
– Что же ты будешь делать? – оборотень последовал за ним в некотором отдалении, как мать за излишне самостоятельным малышом. – Вселишься в труп? Станешь демоном? Неприкаянные души плохо заканчивают. Сейчас ты еще владеешь собой, но чем дальше, тем сильнее будет отчаяние. Оно начнет разъедать тебя изнутри, ты обратишься против людей, которых защищал. Какой-нибудь монах изгонит тебя на время, но отправить на перерождение не сможет – ни один посланник смерти не свяжется с чангуем. Точнее, с его хозяином…
Сун Цзиюй резко развернулся к нему.
– Зачем ты это сделал? Как ты посмел?!
Жгучая ярость и обида поднялись из глубин сердца. И ведь этот Ху начал ему нравиться! Сун Цзиюй даже начал ему доверять, принимал помощь…
Оборотень спокойно выдержал его взгляд.
– Я сделал это, потому что всегда получаю того, кого желаю. К добру или к худу. Но я хороший хозяин, поэтому скажу, как ты можешь избавиться от участи чангуя. Это очень просто: приведи мне другую жертву.
– Привести к тебе живого человека, чтобы ты сожрал его и сделал своим слугой? Этого никогда не будет.
– А почему нет? Один раз ты уже предал другого, я почуял твои сожаления, пока пил кровь. Думаешь, ты лучше всех, чистейший белый лотос Сун? – оборотень усмехнулся. – Люди порочны, а ты всего лишь человек. Я все думал, что же ты скрываешь, в чем твоя слабость? А ты, оказывается, предатель…
Его глаза блестели странным, болезненным торжеством.
Откуда он узнал про Лун-гэ?
«Неужели быть слугой чудовища… это мое наказание?»
Нет. Не может быть. Грешников судят и приговаривают к сообразным приговору пыткам в Аду, их не отдают на растерзание оборотням!
Грудь сдавило, словно на ней лежала каменная плита. Он давно, очень давно не чувствовал такой беспомощности, такой муки…
Захотелось умереть, но чудовище лишило его даже смерти.
Не оглядываясь больше, он пошел куда глаза глядят.
Восход солнца он встретил на берегу реки. Стоял, бездумно глядя на воду, пока белые лучи не начали жечь совсем уж немилосердно. Он терпел, терпел, но в конце концов все же сдался, бросился в тень ивы.
Кто-то засмеялся в ветвях. Сун Цзиюй поднял голову и увидел два огромных человечьих глаза с красными прожилками; глаза моргнули вразнобой и пропали.
Он сел, привалившись к стволу, опустил обожженную руку в воду. Что-то чернело в глубине, будто длинные волосы вились в холодных струях…
«А ведь я не закончил дело, – подумал он с тоской. – Так и не нашел хозяина борделя и не наказал убийц…»
– Так вот ты где, – раздался спокойный голос, и под шатер ивы как ни в чем не бывало заглянул мастер Бао.
Сун Цзиюй вскинул на него взгляд.
– Вы меня видите?.. – осторожно спросил он.
– А с кем я, по-твоему, разговариваю? – мастер Бао сел рядом на изогнувшийся корень, его длинные волосы зазмеились по росной траве. – Не волнуйся, Шаньюань меня не посылал. Он думает, тебе надо погулять и остыть.
– Вы тоже не человек… – обреченно вздохнул Сун Цзиюй. – Мне следовало догадаться.
Неожиданно проснулось любопытство.
– И кто вы?
– Тоже хранитель гор, только в другом уезде, – сказал снежный барс, устроившийся рядом с ним. Он был невелик по сравнению с тигром, серо-серебристый. Несообразно длинный хвост, длиной чуть ли не со все его туловище, взметнул росу и обернулся вокруг аккуратно поставленных на корень пухлых лап. – Мы с Шаньюанем давние приятели, тут уж он не соврал.
Сун Цзиюй окончательно потерял способность пугаться. Он протянул руку и осторожно потрогал пушистый хвост. Мягкая шерсть…
Он отдернул ладонь, внезапно устыдившись. Это же не деревенский кот!
– Простите, – пробормотал он.
– На первый раз прощаю, – барс тяжело вздохнул, облизнул усы. – То, что с тобой сотворил Шаньюань, – поступок неправедный. Можешь попробовать заманить его в ловушку к охотникам. Если убьют – ты освободишься. Только он старый и хитрый тигр, не поведется. Его достаточно в жизни обманывали.
– Нет, – Сун Цзиюй покачал головой. – В этом нет чести. Я заставлю его отпустить меня.
– Поискать способ можно, да только выйдет ли? Вы теперь оба скованы законами загробного мира. Убей тигра или приведи себе замену – таковы условия свободы чангуя.
– Тогда… Я буду тренироваться, чтобы сравняться с ним в силах, и убью его, – Сун Цзиюй и сам слышал, как жалко звучат его слова. Словно он ребенок, клянущийся отомстить взрослым обидчикам…
Но барс не стал над ним насмехаться, кивнул задумчиво.
– Не хотелось бы, чтоб до этого дошло, все же Шаньюань – мой названый брат. Но горечь твою я понимаю. Хотя… разве не обидно было бы умереть, так и не узнав, кто тебя убил?