горело бы, но…
– После того как очнулся, ты выходил во двор? Видел что-нибудь?
Хэ Лань покачал головой.
– Все было как в тумане. Я побежал было за циновкой для трупа… но на полпути осознал, что это будет подозрительно. Ничего другого я придумать не смог и просто оставил его там. А потом вернулся и лег спать. Сделал вид, что болен, – он потупился. – Наверное, я успел бы его закопать где-нибудь за городом… Но это мое первое убийство, я растерялся.
– Растерялся… – пробормотал Сун Цзиюй. – Но все же, почему ты сказал, что меня убили из-за тебя?
– Потому что некому было охранять вас от убийц! Если б я только знал… – Хэ Лань горестно покачал головой.
Сун Цзиюй потер лицо, да так и замер, склонившись над водой.
– Ты не виноват, – глухо сказал он. – Мальчишка Ли не справился бы с убийцей… С ним не справился даже я. Не услышал, не почуял…
– Если бы я оставил вам больше ци… Но я был слишком жаден, а вы и без того сильно уставали, – Хэ Лань осторожно потянул его за волосы, заставляя откинуться снова. – Если б я только знал, что за вами станут охотиться!
Сун Цзиюй закрыл глаза.
– Это уже неважно.
Он подумал: «И ему я тоже верил… Хотя моя служба, моя жизнь должны были научить меня, что верить никому нельзя… Но я так хотел обмануться. Хотел, чтобы рядом со мной был кто-то заботливый и ласковый…
Это карма, Цзиюй. Не зря слова этого Ху о предательстве так тебя обожгли».
– Нет. Это важно. Потому я и решил остаться в управе. Если вы захотите завершить дело Ким Су Ён, если вы захотите найти своего убийцу, я стану вашими глазами и ушами, – Хэ Лань в запале дернул его за волосы. – Не важно, что подумает об этом господин!
Сун Цзиюй поморщился.
– Ради меня готов пойти против него? По вашему разговору я решил, что своему господину ты важнее, чем какой-нибудь лисенок.
– Я служу ему, – Хэ Лань помедлил, распутывая очередной узел в волосах. – Он заботится обо мне. Когда я попал в поместье, был не лучше бродячей собаки: растерянный, голодный, одинокий. Господин был со мной нежен и терпелив. Не думайте, что он вам враг. У него непростой нрав, это правда… Но раньше он не совершал ничего подобного. То есть не стал бы пробовать человеческую плоть из любопытства. Я бы сказал, главный его недостаток в том, что он слишком много пьет.
«А ведь он уже говорил мне о своем покровителе, – припомнил Сун Цзиюй. – Правда, в куда менее лестных выражениях.
Все – притворство».
– Значит, по-твоему, он возражать не будет. А ты сам уверен? Действительно хочешь помочь мне найти убийц? Или тебе лишь неприятно чувствовать себя виноватым? Имей в виду, я простил тебя.
– Я действительно хочу помочь. – Его рука коснулась щеки и замерла. – Но если вы сердитесь на меня и моего господина, если презираете этого жалкого яогуая… Не лучше ли мне устраниться и не мешать?
Сун Цзиюй обернулся и поймал его взгляд:
– Да, я сержусь на Ху Мэнцзы. Тебя презирать мне не за что. Однако меня беспокоит, не погубишь ли ты еще кого в управе.
Щеки Хэ Ланя вспыхнули, он убрал руки, спрятал их за спину.
– Я никого и не собирался губить! Поэтому и выбирал здоровых, крепких людей. Вы просто… Слишком нравились мне. Я запутался и совершил ошибку.
Сун Цзиюй вздохнул, устыдившись. Зачем обидел?..
Он не кривил душой. То мимолетное чувство между ними было не из тех, о которых пишут в стихах, и названия ему он не взялся бы подобрать. Но смерть украла нежность и тепло. Нет больше магистрата и юного помощника лекаря. Есть неупокоенный призрак и голодный демон.
Что ж, так даже лучше. Честнее. Пусть два нечистых создания узнают друг друга по-настоящему.
Он потянулся к Хэ Ланю и ласково потрепал по щеке.
– Прости меня. Я не в себе сейчас.
Хэ Лань помедлил, но все же коснулся его руки.
– Вам я больше не смогу навредить, так что, если желаете, я могу вас утешить. Промять вам плечи… Притвориться, что все как раньше.
– Не похоже, чтобы тебе этого хотелось, – Сун Цзиюй покачал головой.
Хэ Лань облизнул губы и отодвинулся, смущенный.
– Я… не знаю, – он опустился на колени, поклонился, то ли из вежливости, то ли чтоб скрыть лицо. – Магистрат Сун, этот недостойный демон бесконечно уважает вас за честность и доброту, и ваша красота, ваша стать никуда не исчезли, но… вы больше не живой. Пить ци демонов и мертвецов, это…
– Да уж, вряд ли это полезно, – хмыкнул Сун Цзиюй. Слова Хэ Ланя уязвили его – но как-то вскользь, словно все это уже не имело значения.
Может быть, он утрачивает чувства и вскоре душой тоже сделается холоден, как мертвец?..
Он поднялся и взял полотенце.
– Я просто хочу, чтобы ты помог мне завершить дела в этом мире.
Хэ Лань поклонился снова.
– Я к вашим услугам, господин, – он развернулся и быстро зашагал к выходу, но у самой двери остановился.
– Чангуи могут вселяться в свежие трупы. Может быть, вам пригодится, – тихо произнес он и вышел.
Сун Цзиюй беззвучно застонал от омерзения. Вот такая у тебя теперь участь – прислуживать мерзавцу-оборотню да влезать в неупокоенные тела.
Впрочем, заслужил.
Ему отвели не комнату – целый павильон, заставленный расписными ширмами, вазами и резными сундуками, однако Сун Цзиюя вся эта красота не волновала: он завалился в постель, отчаянно мечтая проснуться утром и увидеть, что все это было ночным кошмаром.
Ему снилось, что Белый посланник заарканил его крюком и тащит куда-то вниз, в тяжелую жаркую тьму. Тело немеет, дышать все труднее…
– Нет! – крикнул он изо всех сил – и проснулся.
Бамбуковые шторы были опущены, в полутьме слышалось сопение и похрапывание. Что-то душно-шерстяное упиралось в лицо, на плечи и ноги словно камней навалили.
Сун Цзиюй наощупь схватил лежащий на груди шерстяной ком, почувствовал под пальцами твердые косточки. Ком завозился, заскулил, оцарапав кожу коготками, и свернулся снова. Лисенок.
Он скосил глаза к левому плечу и увидел черную голову с аккуратным пробором. Кукольный юноша-слуга спал, обняв его поперек живота, закинув ногу ему на бедро.
Чем ни шевельни, везде либо душная шерсть, либо шершавый нос, либо человеческий мягкий бок.
«Не приснилось, – в отчаянии подумал Сун Цзиюй. – Я и правда умер».
Прикрыв глаза, он перебрал события вчерашнего дня и безрадостно усмехнулся. Погладил лисенка по голове, по мягкой спинке. Так странно, все ощущения на месте: тепло, гладкость шерсти, тяжесть, запахи… Здесь, в поместье, он спокойно может открывать двери и брать вещи. Может пить и есть, хоть и не хочется…
Он потормошил спящего на нем юношу:
– Эй, проснись.
– М-м? – сонно отозвался тот. – Чего старший братец… желает?
– Вставайте, – Сун Цзиюй сел, поймав скатившегося с груди крошку-лисенка в ладони. – Найдите мне меч.
Лисенок так и не проснулся: упал на спинку, раскинув лапы, и продолжил сопеть. Его старший брат, или в каком они тут все были родстве, надавил лапами на морду, с усилием возвращая ей вид человеческого лица, зевнул, потряс кистями, чтоб лапы превратились в руки.
– Зачем тебе меч, братец чангуй?
– Чтобы упражняться! – Сун Цзиюй переложил лисенка на кровать и стал обуваться. – И пусть кто-нибудь заплетет мне волосы.
– Я сделаю, я сделаю… – отозвался другой лис, и холодный нос вдруг ткнулся в шею. – Только покатай меня, братец!
– Что значит покатать? – Сун Цзиюй слегка поежился от щекотки.
Чужой вес, вполне человеческий, повис у него на плечах.
– Вот так! – лис обхватил его за шею и звонко чмокнул в щеку. Первый лис немедленно пихнул его в бок.
– Не приставай к старшему братцу!
Что за дети! Сун Цзиюй подхватил повисшего на нем лиса под колени и встал. Тот, ойкнув, вцепился крепче, засопел в ухо.
– Ну, куда ты хочешь поехать? – невозмутимо спросил Сун Цзиюй.
«Ну и глупостями же ты занимаешься, магистрат…»
– Завтракать!
Как по волшебству, все лисы подняли головы, распушили хвосты.
– Завтракать!
– Завтракать!
– Завтракать!
– Завтракать!
– Я найду вам меч, – шепнул первый лис. – Меня зовут Ли Пятый.
– Спасибо, Ли Пятый, – Сун Цзиюй кивнул.
Повинуясь указаниям лиса, он вышел на террасу и спустился в маленький двор, где под разлапистой сосной белел мраморный стол. Уже рассвело, и на траве блестела подсыхающая роса; Сун Цзиюй с облегчением убедился, что здесь, в поместье, свет не причиняет ему боли.
Он усадил лисенка на каменный табурет; остальные выскочили со двора, только хвосты замелькали – видимо, побежали за едой.
На дорожке появился благообразный длиннобородый старичок, по виду слуга. Завидев Сун Цзиюя, он охнул, подскочил и принялся вытирать тряпицей совершенно чистый стол.
– Что, братец чангуй, рано вас подняли эти недостойные щенки? – спросил он, искоса поглядывая на Сун Цзиюя. – Вы уж не сердитесь на них. Сейчас моя старуха все подаст!
– Меня зовут Сун Цзиюй, – надоело, что они зовут его чангуем! – А как зовут вас? И… кто вы?
Что за невезение, ему, похоже, даже никаких способностей не досталось, кроме мерзкого вселения в трупы, ни особого нюха, ни волшебного зрения. Никак не узнать, что за существо перед тобой…
– А, какой же я старый дурак! – старик всплеснул руками. – Даже и не представился. Меня зовите Старый Ли, половина этих щенков моя, другая половина – Старого Лю, приказчика, да еще есть приблудные. Я тут за домом, за хозяйством присматриваю. Извольте ручки вымыть.
– Так вы лис… лао Ли, – Сун Цзиюй окунул ладони в воду. Холодная… Все так же, как раньше.
– Точно так, – лис усмехнулся. – Вижу, как вы удивились: чего это оборотень ходит в обличии старичишки, когда может принять вид молодого, соблазнительного красавца?
Сун Цзиюй не успел об этом подумать, но теперь ему и вправду стало интересно.
– Мне думается, что мудрость и опыт украшают мужчину больше, чем молодость и тонкий стан, – тактично ответил он.