Он так сильно разозлился, что ему было уже все равно, кто там перед ним, горный дух или сам Яньло-ван.
– А ты – вор! – нет, тигриные глаза не просто налились красным. Они зажглись адским огнем. – Коварная дрянь!
Взметнулся алый рукав… и все вокруг потемнело.
Глава 13
Сун Цзиюй пришел в себя от влажных шершавых прикосновений к лицу. Он лежал затылком на чем-то мягком, пушистом; длинная шерсть щекотала ухо, поперек груди покоилась тяжелая лапа. Застонав, он попытался отодвинуться, но лапа прижала его к постели.
– Лежи смирно, – раздался над ним голос мастера Бао. Потом снова длинное влажное прикосновение… языка?
Сун Цзиюй распахнул глаза и сразу же зажмурился, глухо застонав. Голова болела нестерпимо. Голова, щека, шея…
Теплое дыхание щекотно коснулось кожи. Потом – влажный нос.
– Что вы делаете, мастер Бао? – слабо спросил Сун Цзиюй. – Я уже мертвый, меня не съешь…
Барс недовольно хмыкнул, обдав его лицо горячим дыханием. Он лежал рядом, обхватив его лапами, большой, пушистый, но пахло от него не животным, а будто бы ясным зимним утром высоко в горах.
– Это чтоб зараза не попала. Да и вообще… нечесанный ты какой-то. А ну-ка, не верти башкой, сейчас и волосы гладкие будут…
Сун Цзиюй закрыл глаза. Прикосновения мастера Бао успокаивали; боль начала отступать. «Меня вылизывает барс-оборотень, – подумал он. – После того, как тигр-оборотень чуть не снес мне башку… Непонятно за что…»
– Мастер Бао… Что это за меч?
– Лучше тебе самому спросить, – мастер Бао недовольно облизнулся. – Всего день вместе провели, а уже оба мне надоели! Один не знает, когда промолчать, другой сдерживаться не умеет. И зачем я вообще полез в этот бардак, сидел бы дома в тишине и покое…
Сун Цзиюй неуверенно поднял руку и погладил его по голове. До чего мягкая шерсть… Круглые пушистые уши.
– Спасибо, мастер Бао. Боюсь, без вашей помощи мне пришлось бы туго.
Барс высвободился, встряхнул головой:
– Непочтительный какой сопляк, распустил тут руки! Или подлизываться ко мне пытаешься? Думаешь, заберу тебя с собой?
– А зачем я вам? – криво усмехнулся Сун Цзиюй. – Я ведь больше не живой человек, всего лишь мертвец, иньская тварь.
Под щекой вместо меха оказался вдруг гладкий, прохладный шелк рукава. Мастер Бао склонился над Сун Цзиюем, внимательно разглядывая.
– Хоть ты и чангуй, на вид и на ощупь – вполне человек, – наконец вынес он вердикт. – Что ты кривишься? Тебе этого недостаточно?
– Пока все духи, которых я встречал, думали только о том, чтоб обманом забрать чью-нибудь ци. Хэ Лань не исключение и Ху Мэнцзы, уверен, тоже. Я такой участи никогда не хотел.
– Хэ… а, яогуай-цветок, – лицо мастера Бао приобрело печальное выражение. – Послушай-ка, Цзиюй… Ты не прав, Шаньюань не такой. Мы все, и духи, и оборотни, иначе устроены, чем люди. Вы выживаете, строя города, торгуя и воюя. Для всего этого нужен холодный ум и душевный порыв. А мы выживаем, как звери, делая то, что велит наша природа, не задумываясь лишний раз. Вот поэтому люди и совершеннее нас. Природа демона-цветка – питаться живой ци, ему ты и вправду больше не друг и не брат, или кто вы там друг другу. Но вот для духов-оборотней это значения не имеет, мы не тянем силу из людей, да и вообще редко с ними связываемся – нас питает наша земля. Иногда дух может искренне полюбить человека. И тогда он на шаг ближе к божественному возвышению. Но людской век так короток…
Мастер Бао улыбнулся каким-то далеким воспоминаниям, но глаза остались печальными. Этот взгляд… Сун Цзиюй знал его. И не удержался от вопроса:
– Вы когда-то любили человека?
Мастер Бао призадумался, закусил прядь волос, видно, за неимением хвоста.
– Не знаю, что люди подразумевают под этим словом. Я готов был защищать ее ценой жизни, это правда. Для меня радостно было жить с ней на одной горе. Встречать рассвет на вершине и знать, что внизу она тоже проснулась. Показывать ей приемы… Кхм. Она не была моей ученицей, не думай. Просто жадной до знаний девчонкой.
– Вот как? – Сун Цзиюй улыбнулся. – Она знала, кто вы такой?
– Знала. Сразу поняла. Да я и не скрывался, мой человеческий облик она увидела не сразу. У меня тогда с людьми разговор был короткий – среди князей пошла мода на шубы из меха белого барса. Столько моих сородичей они истребили! Скольких охотников я сам убил… Юн Аньцзин повезло, что я сразу понял, какая она безобидная дурочка, – мастер Бао печально хмыкнул. – Взяла да поселилась чуть ниже моего поместья, ни в какую не хотела уходить. Разводила коз, разбила какой-то огородик, читала свои книжки, тренировалась. Пришлось ее прогонять.
– И как, она ушла?
– А ты как думаешь? – мастер Бао покосился на него, будто решил, что над ним смеются. Щеки его слегка порозовели.
– Думаю, что вряд ли, – Сун Цзиюй наконец отодвинулся, приподнялся на локте, чтобы удобнее было говорить. Голова уже почти не болела. Интересно, что такое мастер Бао с ним сделал? – Я бы не ушел.
– Наверное, не ушел бы, – мастер Бао улыбнулся. – Ты бесстрашный наглец, магистрат Сун. И она была такой же: если что-то решила, никогда не отступится. Сначала я насылал шепоты и видения. А она только усерднее медитировала. Потом позвал на гору парочку волков, чтоб таскали ее коз. Поганка эта их едва не перестреляла. Пришлось напасть самому…
Он задумался, глядя куда-то вдаль.
– Мы сражались. Она с ножом, я в зверином обличье. Она оставила мне шрам на плече, я оставил ей шрам на груди. Я навалился на нее, нож вонзился глубже… Я уж решил было, что придется биться не на жизнь, а на смерть, как вдруг увидел ее глаза. И подумал: «Да что ж я делаю?!» Да, она была человеком, но не наглым князем. Не охотником, который спит и видит, как бы барса добыть. Молоденькие человеческие девушки бегут в горы не от хорошей жизни, а я, в своей неприязни к людям, совсем обезумел, – он вздохнул. – А еще я понял… Она ведь знала, кто я. Специально вонзила нож так, чтоб не убить, но и отступать не собиралась. У нее была только одна попытка меня прикончить – будь я диким зверем, разозлился бы от боли, и конец. Но она поверила в меня. Поверила, что баошэнь выше того, чтоб загрызть человека. И я отступил…
– А что было потом?
– Я ушел. Пусть живет, если ей так нравятся эти неприветливые места! А она… поставила мне алтарь, оставляла подношения. Я смотрел, как к ней приходят другие мальчишки и девчонки, которым некуда идти. Как они строят себе настоящую обитель. Как народу становится все больше… – мастер Бао вздохнул. – Много там было хороших бойцов и умников, но Юн Аньцзин выделялась среди всех: была быстрее, сильнее, за словом в карман не лезла. Они ее прозвали «Бессмертная пика Баошань» за глубокое понимание сути вещей и ясность мысли. А себя соответственно – «Школа пика Баошань».
– Школа пика Баошань? Я читал о ней в исторической хронике, – Сун Цзиюй нахмурился. – Кажется, ее главы пытались отравить императора Чжун-ди и тем навлекли государев гнев на все даосские школы. Все они были разгромлены в одночасье…
– Не стала бы Юн Аньцзин никого травить! – вспылил мастер Бао. – Не такая она была! Я же… потом узнал ее лучше.
– Насколько лучше? – смущенно кашлянул Сун Цзиюй.
– Не настолько, – печально усмехнулся мастер Бао. – Однажды я отдыхал на скале и увидел человеческого детеныша, такого маленького, кругленького. Он заблудился в горах, ходил и ревел. Пришлось принять человеческий облик и отвести его в храм. Оказалось…
Он помедлил, вздохнул.
– Оказалось, это детеныш Юн Аньцзин. Завелся у них там, а я и не заметил. Много детей в этой их школе бегало… Юн Аньцзин и ее муж, как его там, Цао Ишэн, обрадовались, что я нашел их сына. Попросили меня погостить у них. Я им сказал, что странствующий мечник…
«Вот как, – подумал Сун Цзиюй. – Ну да, люди женятся и заводят детей…» Даже у Лун-гэ были дети. И только он сам был настолько глуп и верен, что даже думать не хотел о жене…
– Юн Аньцзин не узнала вас?
– Узнала, только виду не подала, чтоб меня не смущать. Она уже потом мне в этом призналась, когда я сделался у них постоянным гостем, – мастер Бао надолго задумался, словно решая, стоит ли выдавать все. И кто стал бы его винить – не будешь же изливать душу каждому встречному!
– То, что у нас с ней завязалось… Были бы мы мужчинами, назвались бы побратимами. Но оба понимали, что не семейные чувства у нас. Я никогда не слагал стихов, а тут начал. Шаньюань надо мной так смеялся потом! Он же это умеет, не то что я… Но Юн Аньцзин наплевать было на стихи. Взгляд, прикосновение рукава, и все было понятно. Только вот… Она была человеком чести. Любила и уважала своего мужа. Не терпела разврата и расхлябанности, порядки устанавливала строгие. Жила так, чтоб ученикам не в чем было ее упрекнуть, никогда не нарушала собственных правил.
Тоска стиснула сердце Сун Цзиюя. Каково жить, глядя на возлюбленную и не имея возможности к ней прикоснуться?.. Он вздохнул.
– Так это не правда, что главы Школы пика Баошань служили при дворе?
– Служили. Когда нам с Юн Аньцзин невмоготу стало друг друга мучить… Она решила уехать. Попросила меня устроить их с мужем во дворец по знакомству, император как раз искал придворных алхимиков. Шаньюань помог, и Юн Аньцзин отправилась в столицу. С мужем и ребенком, понятно. Да… сына тоже потребовали взять. Император был человеком подозрительным, ему нужен был заложник… А дальше ты, пожалуй, знаешь. Юн Аньцзин и ее мужа оклеветали. Шаньюань помог им с сыном бежать.
Мастер Бао встал, подошел к окну, будто до сих пор надеялся разглядеть неумолимо удаляющуюся повозку.
– Последнее, что она мне сказала, покидая пик Баошань… «Кэцин, мой Кэцин… Если б только мы узнали друг друга раньше!» И все. Больше мы не виделись никогда.
Сун Цзиюй помолчал. Что за печальная история. Ясно, отчего мастер Бао предпочел отшельничать… Однако кое-что привлекло его внимание.
– Вы сказали, это Ху Мэнцзы все устроил?