– Ну да, он же был советником императора и наставником наследного принца Чжунхуа, – мастер Бао тряхнул головой, обернулся. – Все хвастался, какой его сяо Хуа умелый воин, какой благородный, да умный, да красивый… Мол, дай срок, он всех в Поднебесной затмит. Засияет, что та жемчужина из восточных морей.
– Понятно, – сухо откликнулся Сун Цзиюй.
Мастер Бао покосился на него:
– Что, ревнуешь?
– С чего бы мне ревновать? Ху Мэнцзы мне никто. – Сун Цзиюй сел, потрогал голову. Ничего не болело больше, и прическа была неожиданно идеальной, волосок к волоску. Вот так магия.
– Не делай вид, что тебе все равно. Я видел, как тебе с ним весело было в «Приюте ласточки». Дразнили вместе беднягу сяо Ма.
– В тот момент я еще не знал, что тигр хочет лишь сожрать мою печень, – Сун Цзиюй поморщился и поднялся.
– А может, он хотел тебя спасти. – Мастер Бао хмыкнул: – Он все же шэнь, а не тигр-людоед.
– Он сам так сказал, – Сун Цзиюй пожал плечами.
Мастер Бао тяжело вздохнул.
– Вот что, Цзиюй. Я рассказал тебе об этом не для того, чтобы пожаловаться. А для того, чтобы ты понял: если Шаньюань тебе не противен, не отталкивай его. Даже для призраков и духов бывает поздно.
– Я его не отталкивал. Это он оттолкнул меня, – ровно ответил Сун Цзиюй. Еще раз пригладив и без того идеальные волосы, он поклонился мастеру Бао и вышел из павильона.
Солнце светило уже мягче: перевалило за полдень. Долго же он провалялся. Нужно как можно скорее отправляться в город, но сначала…
Он немного побродил по поместью, пока не нашел, куда попрятались все лисы. После вспышки тигриного гнева они забились в сарай и спали там тесной кучей.
– Эй, – позвал Сун Цзиюй. – Где заперли Ли Пятого?
– Мы не знаем! Мы не знаем! – загалдели они, отворачиваясь, пряча морды в мех друг друга.
Сун Цзиюй не стал настаивать. Они, наверное, теперь вообще с ним связываться не станут…
Он поблуждал еще и наконец нашел кухню. Как он и думал, лао Ли был там.
– Где заперли Ли Пятого? – со вздохом спросил Сун Цзиюй.
Старый лис быстро посмотрел по сторонам и зашептал, закрывшись рукавом:
– В подвале, господин, в винном погребе. Сидит в клетке, как и было велено. Вы уж его простите, неразумного щенка, что подвел вас под наказание! Господин Ху обычно и не замечает нас, грех жаловаться! Впервые его таким сердитым вижу!
– Дайте мне что-нибудь, что любит ваш сын.
Рассовав по карманам сладости, он спустился в винный погреб и подошел к клетке, такой маленькой, что даже не превратиться.
– Ли Пятый, – позвал он тихо. И сунул между прутьев печенье.
Прохладный нос ткнулся ему в ладонь, горячий язык слизнул печенье и принялся вылизывать пальцы, будто говоря: «Ты не виноват».
Сун Цзиюй вздохнул и почесал его за ухом.
– Я добьюсь того, чтобы Ху Мэнцзы тебя выпустил. Если в нем есть хоть капля человечности, он меня послушает.
Однако Ху Мэнцзы в поместье не было – сорвав гнев, он обернулся тигром и сбежал. Сун Цзиюй надеялся, что его погнал в лес стыд.
Он тоже покинул поместье и направился в город, досадуя, что приходится идти пешком. Ах, Бархат, мой Бархат… Ну да Лань Сы позаботится о тебе…
Чем ниже Сун Цзиюй спускался, тем больше всяких тварей шмыгало между деревьями. На него смотрели; он слышал перешептывания и присвистывания, неразборчивый треск и щебетание. Близко, иногда прямо над ухом – сейчас-то рядом с ним не шел барс.
В городе стало еще хуже: почти у каждого дома Сун Цзиюй натыкался на неопрятного духа. Ближе к реке оглушительно пахло тиной и разложением. Возле богатого особняка он заметил шатающегося у ворот призрака с собственной головой в руках. Голова выразительно облизнулась черным языком, принюхалась и испуганно зашипела. Тело отступило и немедленно исчезло в стене.
Лошади и мулы, тащившиеся по улицам, храпели, косили на него в ужасе, обходя по широкой дуге. Собаки лаяли, кошки гнули спины. Боялись его как злого духа или… чувствовали запах тигра?
Управа воняла болью и смертью; тяжелый дух многолетних пыток и смертей лежал на ней, будто зловонный туман. Поморщившись, Сун Цзиюй прошел сквозь ворота и направился в лекарскую.
Его тела уже не было – видно отвезли домой, готовить к похоронам. Хэ Лань, устроившись в углу за столиком, что-то писал: рядом ведро и давно высохшая тряпка, вокруг разбросаны листы со столбцами иероглифов, кривоватых, разноразмерных. Подойдя ближе, Сун Цзиюй понял, что яогуай переписывает «Сто фамилий», и что-то дрогнуло в груди. Ему самому было лет пять, когда отец впервые принес ему эту книгу, дал кисть, неповоротливую, слишком большую для детской руки…
– Хэ Лань, – тихо позвал Сун Цзиюй.
Хэ Лань вздрогнул, едва не уронив тушечницу, прикрыл записи ладонью, тут же, конечно, испачкавшись.
– Господин Сун! Простите, я не заметил вас.
Сун Цзиюй присел напротив.
– Ты учишься красиво писать?
Хэ Лань смущенно опустил глаза.
– Чтобы не позорить учителя. Понимаю, как смешно это выглядит. Я всего лишь цветок-оборотень, трава под ногами, а изображаю из себя человека.
– Для меня ты человек, Хэ Лань. У тебя человеческое сердце, я знаю, – Сун Цзиюй усмехнулся. Поглядел на прописи. – Разве глупый демон, которому интересна только еда, захотел бы учиться благородным искусствам?
– Вы слишком высоко меня цените, – Хэ Лань принялся собирать листы в аккуратную стопку: хлопал и хлопал по ней, выравнивая края. – Говорите со мной так, словно я и правда раскаявшийся воришка. А если скажу… что испытал облегчение, когда увидел вас призраком? Если б я медленно и мучительно убил господина из-за своего голода… Что бы мне оставалось делать? Только наложить на себя руки.
Сун Цзиюй не удержался, погладил его по голове.
– И все же я не возьму своих слов назад. Ты куда более человек, чем многие люди, Хэ Лань.
Тот печально улыбнулся, отвел его руку, мимоходом погладив пальцы.
– Господин Сун… Как же заставить вас понять… Я убил вашего подчиненного. Разве это не зло? Разве это ничего не значит?
Почему он добивается, чтобы от него отвернулись? Искренне считает себя недостойным? Пытается оттолкнуть?
– Ты не мог себя сдерживать. Или это неправда?
– Правда. – Хэ Лань сложил последний лист и отвернулся. – Но бешеных собак убивают, хоть они и не виноваты в своей болезни. Цветок-оборотень не лучше животного, не заблуждайтесь. Не думайте обо мне так… хорошо. К тому же демонами не перерождаются просто так. В прошлой жизни я наверняка был ужасным человеком, порочным и ненасытным… Не нужно на меня так смотреть, я не пытаюсь вызвать ваше сочувствие! Скажите лучше, что я могу для вас сделать?
Сун Цзиюй только головой покачал. Все ли духи страдают от несовершенства своей природы? Об этом лучше спросить у мастера Бао.
– Расскажи, что тут произошло без меня?
– Приходил господин Цюй и очень ругался, так что его сына и зятя выпустили. Ваше тело забрал дядюшка Лань Сы.
Сун Цзиюй малодушно решил, что не пойдет домой. Но от вопроса все же не удержался:
– Как он? И Жу Юй…
Хэ Лань отвернулся.
– Словно… у них умер ребенок.
Сун Цзиюй потер лицо. Хорошо хоть, они не знают, что их господин стал призраком – думают, что он отправился на перерождение…
Грустно.
– Пожалуйста, сходи в мой кабинет. Под половицами у стола там тайник, в нем черная шкатулка. Тщательно перепрячь – там учетная книга с лодки. А я пока отправлюсь к Цюям, – Сун Цзиюй поднялся. – Хоть какое-то преимущество – теперь я смогу просто войти к ним домой и послушать, что за делишки они проворачивают, – он усмехнулся.
– Конечно, господин! – Хэ Лань вскочил, но вдруг замялся. – Вы не хотите ничего передать дядюшкам Лань Сы и Жу Юю?
– Нет, – быстро сказал Сун Цзиюй. – Лань Сы и Жу Юй… Ни к чему их тревожить. Пусть спокойно отвезут мой прах домой.
– А… где ваш дом, господин? – Хэ Лань подошел ближе.
– Далеко отсюда, в Ганьсу. Старое поместье Сунов теперь совсем опустело, – Сун Цзиюй вздохнул. – Мои родители давно умерли, жены и детей я так и не завел, остались лишь дальние родственники, которых я почти не знаю. Только Лань Сы с Жу Юем и будут заботиться о могилах…
Чертов убийца. Чертов тигр. Злость снова подкатила к горлу.
– Почему бы не похоронить вас здесь? – Хэ Лань потупился. – Я буду заботиться о вашей могиле. Всегда.
– Пожалуй, это Лань Сы и Жу Юю решать. Хэ Лань, – Сун Цзиюй решил перевести тему, – в ту ночь… Ты точно не видел и не слышал ничего подозрительного?
Хэ Лань отвел глаза.
– Нет… я был не в себе. Простите.
– Ничего, – Сун Цзиюй слегка похлопал его по плечу. – Ну, иди.
«Если и слышал, где уверенность, что скажет? – проговорил неприятный внутренний голос. – Не забывай, ты не единственный его господин».
Несмотря на позднее время, возле дома Цюев он увидел повозку; старший Цюй как раз забирался в нее. Интересно, куда это он…
Сун Цзиюй обошел повозку и, шикнув на высунувшуюся из-за проломленной ограды поместья тварь, напоминавшую разбитый кувшин с клыками, пристроился на облучке. Лошади похрапывали, косили назад выпученными глазами, но все же пошли.
Вскоре повозка остановилась у дома Ма. Не удивительно: после таких событий заговорщики, понятное дело, захотят встретиться.
Господин Цюй, воровато оглянувшись по сторонам, просочился внутрь, словно и не в гости пришел, а обворовывать хозяйство; Сун Цзиюй неслышно прошел сквозь ворота за ним.
– Уважаемый старший брат Цюй! Вот так неожиданный визит! За что же я удостоился такой чести, ума не приложу!
Разумеется, лао Ма встречал гостя лично и незамедлительно повел в беседку, где уже накрыт был стол, и девушки, сидя под яблонями, играли тихие мелодии.
Знакомые дворики, знакомый сад… Но Ма Сяньфэна нигде не видно. Здоров ли он? Юноши в этом возрасте быстро утешаются, а все же…
Сун Цзиюй, усмехнувшись своей наглости, занял третье место за накрытым столом. Вгляделся в лица этих людей, самые обычные: у лао Ма круглое, лучащееся здоровьем и довольством, у Цюя длинное, с ввалившимися щеками, отмеченное печатью вечного презрения ко всему и вся.