Сун Цзиюй узнал эти строки. Отшельник Горного источника. «Лотос на лесном озере», стихотворение о цветке, мимо которого проходит лодка юного охотника. То самое, что хранилось в папке у…
От удивления он даже забыл вырваться.
– Откуда ты знаешь это стихотворение?
– Сам его написал, – Ху Мэнцзы выловил из воздуха светлячка, что-то прошептал ему и отпустил. Тут же сотни огоньков поднялись из травы, осветили бледным сиянием путь.
– Что? – Сун Цзиюй остановился, но не потому, что его удивила магия. – Отшельник Горного источника – это ты?
– Я, я, – недовольно фыркнул тот. – «Шаньюань» пишется как «горный источник», тоже мне тайна.
Сун Цзиюй молча смотрел на него, ошеломленный. Как так вышло, что его любимый поэт, чувственный, деликатный, преданный своему принцу Отшельник Горного источника – этот грубый кровожадный оборотень?
– Поверить не могу, – он покачал головой.
– Не хочешь, – не верь. Все эти стишки – барахло, у меня их еще целый ворох, если тебе интересно. – Ху Мэнцзы ускорил шаг, не оборачиваясь. – Неужели в новой столице все еще читают меня? У вас недостаток хороших поэтов?
– Об Отшельнике Горного источника знают лишь истинные ценители поэзии, – Сун Цзиюй пошел за ним. – Я сам узнал о нем… о тебе случайно, в моем поместье был свиток со стихотворением о любовании луной…
– А… это было неплохое, – Ху Мэнцзы помолчал. – Тебе понравилось? По-моему, последняя строфа слабовата.
– Не знаю. Я не поэт, – Сун Цзиюй помедлил. Хвалить оборотня не хотелось, однако и промолчать было бы нечестно. – В этих стихах – такая искренность! Ты… был человеком, когда писал?
– Я никогда не был человеком, – Ху Мэнцзы глубоко вздохнул. – Я хушэнь, родившийся в семье таких же. Просто в те годы я был молодым и глупым, все меня восхищало, что не походило на родной лес.
Сун Цзиюй замолчал, переваривая услышанное.
– Продвинулось ли твое расследование? – вдруг спросил Ху Мэнцзы.
– Я выяснил, что господин Ма заодно с господином Цюем. Они наняли головорезов, которых мастер Бао обезвредил у реки, но к моей смерти, похоже, не имеют отношения, – ответил Сун Цзиюй.
Но кто же имеет?.. Он прищурился:
– Как ты оказался в управе в ту ночь? Отчего не пошел домой, после того как проводил меня?
– Я понял, что сглупил, так просто отпустив тебя, и раздумывал, не зайти ли все же на огонек, как вдруг почувствовал сильнейший запах твоей крови. Однако когда я оказался во дворе, убийца уже скрылся. Интересно, человек ли он…
– Ты думаешь, он может быть нечистым существом? Почему?
– Я не почуял человеческого запаха. Простые люди, когда убивают, всегда пахнут остро: кто возбуждением, кто страхом, кто яростью, такое ни с чем не спутаешь… Но запаха не было. Либо тебя убил святой бессмертный, полностью отрешившийся от мирских чувств, либо какой-нибудь демон или оборотень прельстился великолепным магистратом. Святых тут отродясь не водилось, а вот после того как ты потревожил болота, в округе появилось столько любителей устраивать непотребства! Однако даже среди них не принято убивать просто так. Либо я его спугнул и он не успел тебя съесть, либо имел какую-то тайную цель.
– Мне перерезали горло, от уха до уха. Весьма профессионально, – Сун Цзиюй вздохнул. – Не хочу сказать дурного о твоем нюхе, но все же ставлю на наемника. Очень дорогого наемника, пришедшего по мою душу из-за «Алой лилии». Если заказ дали не Ма и не Цюй, неужели хозяин – кто-то третий?
Он снова искоса поглядел на Ху Мэнцзы. Может ли быть так, что хозяин – прямо перед ним, и все это убийство было его тайным планом? Но к чему резать глотку, если мог заманить в лес и на куски разорвать…
– Или кто-то следовал за новым магистратом из столицы. – Ху Мэнцзы усмехнулся. – Кто-то от твоего бывшего… милого друга.
Лун-гэ не стал бы подсылать к нему убийц, но вот евнух Ся…
– Это возможно, хотя и маловероятно, – Сун Цзиюй опустил взгляд. – Удобнее, если опальный придворный умирает по дороге в ссылку. Допустим, от рук разбойников… Но лучше от болезни – убийство все же будут расследовать, такие хлопоты… А уж такое странное убийство тем более. Слишком вычурный способ.
Светлячки роились перед ними, освещая дорогу. Словно опомнившись от ужаса, лес снова застрекотал, защебетал, заквакал.
– Откуда ты знаешь обо мне и Чжу Фэнлуне? – помолчав, спросил Сун Цзиюй.
– Имя его мне не было известно, – Ху Мэнцзы достал веер здоровой рукой, принялся обмахиваться. – Но, съев твою печень, я невольно увидел кое-что из твоего прошлого. И, скажу я тебе, этот так называемый Чжу Фэнлун был дураком, раз отпустил такую драгоценность.
– А уж ты-то не отпустил, – язвительно откликнулся Сун Цзиюй. Сколько этот Ху подсмотрел? Какие картины, какие мысли ему предстали? Он потер переносицу. «Зато я читал его проникновенные юношеские стихи, – подумал он. – Мы квиты. Почти…»
– Ты думал, что наследный принц – твоя родственная душа? – мстительно спросил он.
Ху Мэнцзы помолчал, улыбнулся.
– Неожиданный вопрос. Ну ладно, раз уж мы делимся сокровенным. Да, я когда-то думал, что зверь вроде меня может стать братом наследного принца, который охотится в его лесу и распевает песни у озера. И все мои стихи написаны ему. Но император Чжун-ди убил моего чжицзи, и с тех пор я не слагаю стихов, – он вдруг ухмыльнулся. – А почему это вы спрашиваете, магистрат Сун? Неужели это зависть? Вам-то никто и строчки не посвятил!
– С чего бы кому-то писать мне стихи? – Сун Цзиюй хмыкнул. Прекрасная история. Жаль только, что лживая. Это наследный принц Чжунхуа убил отца и перерезал себе горло, значит, оборотень опять издевается. Будь все иначе, не случилось бы трагедии.
Начался подъем в гору. Сун Цзиюй почувствовал, что выдохся. Что там Ху Мэнцзы сказал – он просто пытается остаться человеком? Но лучше уж так, чем быть мертвецом…
Он покосился на спутника.
– Ты можешь превратиться?
– Зачем? – Ху Мэнцзы сложил веер. – Неужели я не нравлюсь магистрату в человеческом обличии?
– Сяду на тебя и поеду, – бесстрастно ответил Сун Цзиюй. – Раз уж ты разлучил меня с моим любимым конем.
– Как бы я ни хотел, чтобы прекрасный магистрат Сун сел на меня, сейчас спина этого несчастного не вынесет такого блаженства, – Ху Мэнцзы прижал ладонь к сердцу. – Но… плечо потерпит.
Он одним движением сделал Сун Цзиюю мастерскую подсечку и подхватил его на руки.
– Ты что делаешь? Отпусти, – Сун Цзиюй попытался осторожно, чтобы не навредить ранам, отпихнуть его. – На тигре я бы еще прокатился, но у тебя на руках? Что за стыдоба!
– В тигрином обличии я тот же самый благородный господин Ху! – «галантный господин» легко оттолкнулся от земли и приземлился на сосновую ветку, затем – на следующую. – Обними меня за шею, чтоб я так не нагружал руку.
Делать было нечего, не падать же вниз кулем, и Сун Цзиюй обхватил его за шею, прижался, перенося вес. Привычного шутливого Ху Мэнцзы даже можно было выносить, ни следа от той омерзительной надменности, что так выводила Сун Цзиюя из себя.
– На тигриную морду смотреть приятнее, чем на твое самодовольное лицо, – пробормотал он.
Ху Мэнцзы в ответ лишь рассмеялся.
– Хм-м, так, значит, хоть что-то тебе нравится в этом невзрачном коте! А мои полоски, подобные росчеркам туши цинмо? А мои уши, аккуратные, словно лепестки?..
– Я не желаю тебя нахваливать, – отрезал Сун Цзиюй. Не признавать же, что тигр и вправду выглядел… величественно? Чего доброго, этот оборотень окончательно возгордится.
Ху Мэнцзы расхохотался и вновь прыгнул, и в лицо Сун Цзиюю ударил свежий ветер с озера. Они парили над блестящей в лунном свете водой, едва не задевая спокойную гладь, а из-под воды смотрели золотыми глазами юркие рыбы-драконы вроде тех, что изображали на униформе императорской стражи. Их дразнили, дергая за усы, девы в розовых пышных шелках, одинаковые, будто лотосы… Да это, верно, и были духи цветов!
Красиво… Он подумал о Хэ Лане, о том, как тот рассказывал ему об орхидеях на болоте и о мертвом принце в глубинах бочага… Что из этих рассказов – правда? Сун Цзиюй никогда не верил в чудеса, а оказалось, зря. Сколько еще неведомого ему откроется?
Ху Мэнцзы оттолкнулся от воды и по ветвям сосен взбежал сразу до второй террасы поместья, опустил Сун Цзиюя на плиты двора.
– Ну, господин Сун, понравилась вам поездка на этом старом хилом тигре?
– Недурно, – признал Сун Цзиюй, не сдержав улыбки. Но сразу же нахмурился – на рукаве Ху Мэнцзы снова выступила кровь. – Т-ц, ты все же разбередил рану.
– Зато несколько мгновений я прижимал к сердцу бесценного друга. Глупое сердце застучало быстрее, и кровь полилась. Стоит ли стирать теперь этот халат, напоминание о прекрасном?
Сун Цзиюй склонил голову набок и внимательно посмотрел на него:
– Лао Ху, еще немного, и у меня сложится впечатление, что в тебе живут два тигра: один – надменный тиран, другой – не знающий меры повеса. Разве не ты недавно хотел поучить меня манерам и поставить на колени? Объяснись.
Ху Мэнцзы взглянул на него, не моргая, как настоящий тигр.
– Зачем мне теперь ставить тебя на колени, дерзкий Сун Цзиюй? Разве ты не понял, что без своего покровителя будешь съеден заживо? – он вдруг улыбнулся. – К тому же… молча дуться друг на друга скучно. Такие, как ты, давно мне не попадались, я хочу поиграть с тобой. Если для этого нужно говорить красивые слова, я буду осыпать тебя похвалами. Пока мне весело.
И опять эта перемена – проглянул на мгновение сильный и равнодушный горный дух, и снова – господин Ху стоит перед ним, мелет что ни попадя.
У Сун Цзиюя холодок между лопаток пробежал. Все же не стоит забывать, с кем имеешь дело…
– Какие – такие тебе не попадались? Вкусные? – не удержался от вопроса он.
Ху Мэнцзы облизнулся и причмокнул губами, не отрывая от него холодного взгляда.
– Уж не сомневайся, магистрат Сун, я и теперь облизал бы тебя с головы до ног, как свиную рульку! Пахнешь ты получше многих духов!