Сун Цзиюй дернул ртом. Он, признаться, надеялся, что однажды остепенится, обзаведется женой и детьми, но теперь… как ему на том свете смотреть в глаза родителям? Да и встретится ли он с ними? Или превратится в голодного духа, навсегда застряв тут призрачным слугой безумного тигра?..
Но полно жалеть себя. Важнее иное – неужто кто-то из женщин семьи Сун согрешил с императором или принцем?.. Или, может, наоборот, и кто-то из Сунов – подкидыш из императорского гарема? Отец никогда не говорил о подобном. Впрочем, он мог и не знать.
Волоски поднялись дыбом на шее у Сун Цзиюя. Хорошо, что речь идет о делах столетней давности. Пожалуй, лучше быть призраком и сражаться с демонами, чем ввязываться в придворные интриги! Евнухи и чиновники высасывают соки из человека дольше и мучительней, чем потусторонние твари.
Мастер Бао превратился в барса и принялся сосредоточенно выкусывать из хвоста мелкий мусор. Листочки падали на землю, извиваясь и пытаясь уползти.
Сун Цзиюй с омерзением раздавил один сапогом. Поморщился от боли в прокушенной ноге.
Что-то все не давало ему покоя; он вернулся мыслями в прошлое. Вот он приехал в город, вот познакомился с Хэ Ланем… Вот достал из болота тела, и разбушевалась нечисть… Но при чем тут тела? Он тонул в болоте… Должно быть, они еще тогда почуяли, хватали его, тянули на дно… А потом он пролил кровь, устроив засаду на Ким Хва Ён. И Хэ Лань убежал в спешке, заперся у себя… Побоялся напасть, значит.
Сун Цзиюй вспомнил тело стражника, похожее на сморщенную виноградную шкурку, и печально покачал головой. Сяо Ли, сяо Ли. Не повезло тебе встрять в борьбу мятущегося демона с голодом.
– Но зачем им моя ци? Тем более иньская. Она дает особые силы?
– Она кружит голову, словно вино, – зашелестели иглы, и с соседней сосновой ветви на землю мягко спрыгнул тигр. Потянулся по-кошачьи, потерся мордой о плечо Сун Цзиюя. – И особая сила в ней есть, это верно. Помнишь, как я заставлял тебя встать на колени, а ты упирался? Не только твоя воля сильна – на твоем теле, на твоей душе печать правителя. Как же я мог пройти мимо такого чуда?
Тут Сун Цзиюй поймал свою мысль наконец. И злобно спросил:
– Так ты из-за этого ко мне пристал? Ты с самого начала собирался меня сожрать?!
Золотые глаза даже не моргнули.
– Ты мне понравился, Сун Цзиюй, я захотел тобой владеть. Твоя вкусная кровь и нежная, упругая печень – просто приятное дополнение.
Сун Цзиюй в гневе пнул его, но не попал, только скорчился от боли в ноге.
– Ты отвратителен, – прошипел он.
– Ты знаешь, как от меня избавиться, раз я тебе отвратителен, мой чангуй, – тигр отошел всего на шаг, уворачиваясь от удара, и тут же вернулся. – Что это с тобой? Ты ранен?
– Лучше бы про меня спросил! – пожаловался барс, все еще занятый своим хвостом.
– А с тобой что сделается? Мало того что увел мой прекрасный белый лотос без разрешения, так еще и не уберег его! – тигр подскочил к нему, ударил мягкой лапой так, что барс свалился с бревна. Назревала кошачья драка, и Сун Цзиюй устало подумал, что, пожалуй, в человеческом обличии эти двое не выглядят так… глупо.
Он снова сел на бревно. Отчего-то его вдруг одолела муторная слабость, стало очень холодно, а длинные глубокие царапины на руке, наоборот, загорелись огнем.
«Я же призрак, – вяло подумал он. – Как научиться быть призраком и не чувствовать боли?»
Теплый шершавый язык барса лизнул рану.
– Что, задели тебя, сяо Юй… что за дрянь? Шаньюань! Эта тварь была ядовитая!
Сун Цзиюй не услышал ответа – так громко кровь застучала в ушах. Попытался встать, но ткнулся лицом в мягкую шерсть, сладко пахнущую прелой листвой.
Он почувствовал, как чьи-то руки подхватывают его. Как знакомо и пряно пахнет от мягких шелков. Мягких, рыжих, будто гладкая тигриная шерсть…
И он не стал противиться охватившему его чувству покоя. Оно заглушило жгучую боль, заглушило отвращение и гнев. Оно было таким знакомым… Словно кто-то родной обнимал его. Кто-то, кого он знал и любил давно…
Тьма. Короткие вспышки: он в постели, кто-то промывает его раны. Прижимается теплым боком, отогревает от расплывающегося по венам холода…
– Старший братец выживет?
– Мы принесем еще лекарств!
– Он дух, глупые дети, с ним ничего не случится, брысь отсюда!
– …нарушен баланс ци…
Снова выплыли из тьмы высокие фигуры в императорских шапках, стояли над постелью, будто осуждая его: почему ты не продолжил династию? Почему умер бесславно?
«Пусть я не оставил потомков, но я старался приумножить славу рода. Чтобы забылась дурная слава Сунов. Чтобы о моих предках говорили как о добродетельных людях, породивших достойного потомка», – хотел он сказать им.
Не вышло… Уже ничего не исправить.
Одна из фигур склонилась над ним, и за жемчужными нитями он увидел лицо Чжу Фэнлуна.
Лун-гэ… Он ведь и не знает… А если узнает, что скажет? «Туда ему и дорога?» Или все же погрустит хоть немного…
– Я скучаю… Лун-гэ… – прошептал он, зная, что это просто сон и можно не стыдиться, не прикрываться правилами.
Лун-гэ отер желтым шелковым рукавом его лицо.
– Так вот почему ты такой строгий, мой белый лотос. Ты не просто рассорился с ним, твое сердце разбито…
Сун Цзиюй хотел возразить, но не посмел, потому что исчез вдруг Лун-гэ, исчезли оборотни, остался кто-то незнакомый, страшный, восседающий на высоком троне, словно на горе…
Что-то давило на грудь, дальше спать было невозможно. Он скосил глаза и увидел тяжелую белую лапу, а поверх нее – рыжую с белыми подпалинами. Барс и тигр, прижавшись к нему каждый со своей стороны, беззастенчиво дрыхли, тихо похрапывая сквозь усы.
Сун Цзиюй закатил глаза. «И куда я попал», – подумал он. Впрочем, прикосновение гладкого меха было приятным. Он повернулся и подергал тигра за пушистую щеку, коснулся широкого носа.
Тигр не проснулся, только выгнул шею, как кошка, уткнувшись макушкой в постель. От него исходило ровное тепло, непривычный покой. Сун Цзиюя вдруг накрыло странным ощущением: будто и нет никакого зверя, а есть лишь мощная горячая ци.
Шаньюань, Горный источник… Воплотившаяся природная сила.
Тигр всхрапнул, дрыгнул лапой, и наваждение рассеялось.
«Глупая кошка, – подумал Сун Цзиюй. – Впрочем, я должен быть ему благодарен – вчера он все же пришел на зов».
Жу Юй и Лань Сы тоже всегда стремились защитить его, один советом, другой мечом. Пусть он злился на них порой… на всем свете лишь им было до него дело. Лишь они были его семьей.
А теперь вот никого не осталось, только эти двое. Да и то намерения одного полосатого оборотня не совсем чисты…
Он со вздохом почесал тигра за ухом. Когда Ху Мэнцзы пребывал в таком виде, сердиться на него не получалось. Кто всерьез сердится на кота?
«Но он не кот, – напомнил он себе. – Он – горный дух».
«Возможно, в глубине души… вы хотели спасти магистрата Суна? Исправить… ту давнюю ошибку, о которой сожалеете?» – вспомнились слова Хэ Ланя. О чем он говорил? Что за ошибка?
Как понять, чего хотел Ху Мэнцзы – добра или худа? Раз он не сказал Хэ Ланю, с которым так нежен, то раздражающему чангую и подавно не скажет.
Сун Цзиюй снова потрогал огромный коричневый нос. Пожалуй, с настоящим, неразумным тигром договориться было бы проще…
– Какой ты все же непочтительный щенок, а, – пробормотал над ухом мастер Бао. Сун Цзиюй и не заметил, как тяжелая лапа на животе сменилась рукой в шелковом рукаве. – Если б в тебя не вбили, что надо следовать правилам, стал бы героем цзянху, с такой-то наглостью.
Сун Цзиюй повернулся к нему и посмотрел в серые глаза.
Мастер Бао не отвел взгляда. Но тяжелая лапа у него на животе вдруг напряглась, потянула Сун Цзиюя, вжимая в горячий белый мех. Тигр обхватил его всеми лапами, как игрушку, да еще для верности обернул хвостом.
– Что это ты о себе возомнил, Бао Кэцин? – проворчал он.
Сун Цзиюй пихнул его локтем. Спасибо еще, что когти не выпустил, держит мягкими лапами…
Тигр завозился, превращаясь в Ху Мэнцзы, взъерошенного, в мятых одеждах.
– Так выглядит благодарность магистрата Суна? – промурлыкал он, нависая над Сун Цзиюем.
– За что мне тебя благодарить? Ты меня от чудовища не спасал. Лучше снова превратись в тигра, по крайней мере, на него приятно смотреть, – Сун Цзиюй отвернулся.
Мастер Бао засмеялся, придвигаясь ближе, тоже навис над ним, опираясь на локоть.
– Смотри, брат Ху, тебе достался любитель зверей. Ты правда тигра предпочитаешь, Сун Цзиюй?
– Смотря зачем, – Сун Цзиюй слегка подобрался и перевел взгляд с одного на другого. – Если этот тигр снова отведать моей печени пожелает – так пусть лучше человеком остается…
– Не пугайся, маленький магистрат, – Ху Мэнцзы убрал с его лица выбившуюся прядь. – Мы не какие-нибудь голодные духи, мы честные хранители гор. Всю ночь тебя лечили и ничего взамен не требуем.
– Бояться вас? Я и не таких грубиянов ставил на место, – Сун Цзиюй фыркнул.
Ху Мэнцзы принюхался к его шее, горячо выдохнул, щекоча кожу.
– Слишком ты храбрый… Думаешь, что справишься с двумя дикими зверями? – ухмыльнулся он и повернулся к мастеру Бао. – Что, Цинцин, все как заведено? Чья гора, тот и атакует?
– Так вы честные духи или дикие звери? – сурово спросил Сун Цзиюй. – Злобные кошки. Я в ваши игры не играю. Я вам не мышь!
Ху Мэнцзы рассмеялся, толкнул его ногой в поясницу.
– Обиделся, гордый магистрат? Все, Цинцин, не будем его дразнить, а то еще подумает что-нибудь не то. – Сун Цзиюй только головой покачал. Что за бесстыжая болтовня!
– В отличие от вас, бездельников, у меня еще есть дела, – он ощупал руку. Рана затянулась, как не было.
– Какие же дела у моего драгоценного чангуя? – Ху Мэнцзы сел. – Все еще возишься с мертвыми шлюхами? Тебе до сих пор не наскучило?
Он лениво обернулся к двери.
– Ли Пятый! Горячие полотенца и завтрак!
– Хочу закончить работу, – Сун Цзиюй вздохнул. – И выяснить, кто же все-таки меня убил.