Вошел лисенок, за ним еще несколько, и в мгновение ока все трое были умыты, одеты и обихожены, а стол накрыт.
– Если хочешь, чтобы я быстрее закончил с этим, можешь мне помочь, – Сун Цзиюй налил мастеру Бао чаю. Помедлив, Ху Мэнцзы налил тоже. – Например, отвези меня в город на спине. Ходить туда пешком так далеко!
– Закончить работу! – Ху Мэнцзы захрустел ютяо. – Ты наконец-то свободен от человеческих обязанностей: хочешь – наслаждайся видами гор, хочешь – пей вино и сочиняй стихи. Библиотеке здешней позавидует любой ученый, постели мягкие, еда вкусная, а сколько юношей и девушек тут хотели бы тебе служить, не сосчитать! И поохотиться тут есть где, если захочешь размяться… Все, все здесь для тебя! А ты выбираешь унылую беготню за какими-то людишками. Какая разница, кто кого убил? Люди постоянно убивают друг друга!
– Всю свою жизнь я искоренял несправедливость, неужели ты думаешь, что смерть – повод остановиться? – Сун Цзиюй покачал головой.
Он взял было чашечку, но рука вдруг затряслась, драгоценный чай пролился на стол. Неизбывная тоска сжала сердце, холод охватил все члены. Он услышал голоса, без слов зовущие его куда-то, и поднялся, но замер, не понимая, куда идти.
– А разве не повод? – Ху Мэнцзы не обратил внимания, его больше интересовали паровые булочки с мясом. – Что тебе до них теперь?
– Мастер… Бао, – слабым голосом проговорил Сун Цзиюй. – Что со мной?
Мастер Бао встал, развернул его к себе за плечо.
– Бледный какой-то, и глаза на мокром месте… Неужто яд еще действует?
– Хм, – Ху Мэнцзы соизволил наконец взглянуть на него повнимательнее. – Нет, над раной мы хорошо поработали. Это нечто иное.
Их голоса вдруг пропали, Сун Цзиюй видел лишь, как открываются рты, а вот дальний плач стал громче, и безмолвный зов окреп, потянул за собой, словно рыбу на крючке. Шаг, еще шаг, и вот уже перед ним ворота поместья…
Красные рукава заслонили ему путь, укрыли, словно птичьи крылья.
– Куда это ты собрался? – Ху Мэнцзы обнял его, прижал к себе крепко. – Обиделся на меня? Или кто-то тебя зовет?
– Что-то тянет меня… – Сун Цзиюй сглотнул. Одежда вдруг показалась тесной, неудобной. Что-то шуршало и неприятно терлось о кожу… Он сунул руку за пазуху и, к своему удивлению, достал оттуда горсть бумажных денег. Уставился на них глупо.
Ху Мэнцзы рассмеялся.
– А, вот оно что. Ну-ка, интересно, чем еще тебя порадуют!
Словно в ответ на его слова, бумажные деньги посыпались с неба, будто диковинный снег. Пробежала вдруг по двору сворка охотничьих собак, мелькнули и пропали, засыпанные деньгами, одежды, оружие, доспехи, и вдруг – у ворот забил копытом конь, тонконогий, изящный, как две капли воды похожий на Бархата.
Не помня себя, Сун Цзиюй шагнул к нему, положил ладонь на выгнутую шею, и под его рукой бумажная шкура вдруг стала настоящей, теплой…
Конь фыркнул, ткнулся мягкими губами ему в ладонь в поисках угощения. Даже сбруя на нем была та же, что в тот день…
Из ворот посыпались лисы, бросились собирать деньги охапками, но, поняв, что это фальшивка, с тявканьем сбежали прочь. Ху Мэнцзы поцокал языком, достал из-под груды бумажек синий шелковый халат со строгой и несколько архаичной геометрической вышивкой.
– Ну надо же! Это наверняка малыш Сяньфэн тебя балует… А вы куда сбежали, собачьи дети?! Кто это будет убирать?!
Лисы послушно вернулись, кто с граблями, кто с метлами, и принялись сгребать деньги в кучи, словно прелую листву. Девушки складывали и куда-то уносили туфли, пояса и халаты, юноши, цокая языками, рассматривали доспехи, самые младшие с тявканьем гонялись за собаками – то ли пытались поймать, то ли просто играли в салочки, пользуясь случаем.
– Меня хоронят, значит, – тихо сказал Сун Цзиюй. Голоса в голове звенели уже тише, тише, и ему казалось, он слышит среди них Лань Сы и Жу Юя, своих служанок, Ма Сяньфэна…
Он вдруг понял, что не дышит. Что его тело не имеет веса, что он – всего лишь задержавшаяся здесь по прихоти тигра частичка души.
Он обернулся к Ху Мэнцзы и посмотрел ему в глаза.
Ху Мэнцзы посерьезнел. Коснулся его щеки… опустил руку.
– Да, – тихо ответил он на незаданный вопрос. – Ты мертв, Сун Цзиюй. Понял наконец?
Тоска сжала сердце.
– Пусть так. Но ты задержал меня в этом мире, Ху Мэнцзы, так что я хотя бы закончу свои земные дела. Ты ведь не думал, что я просто присоединюсь к твоей свите и буду тебя ублажать?
– Отчего нет? – тот взглянул непонимающе. – Я хороший господин, все мои слуги так говорят.
– Ты забыл спросить, хочу ли я быть твоим слугой, – сквозь зубы проговорил Сун Цзиюй. Что за бездушное животное! Неужели он совсем не понимает, что у людей есть гордость?
– О, вряд ли ты смог бы мне ответить с таким-то разрезом на горле!
Сун Цзиюй отвернулся и стал гладить коня. Досада переполняла его, но возразить было нечего. Разрез и правда…
Интересно, чем его нанесли. Такие ровные края при небольшой, в общем-то, глубине… Какой-то специальный нож? В цзянху и правда есть целые школы убийц, но кому же он перешел дорогу, если не господину Ма?..
– Это твой конь? – помолчав, спросил Ху Мэнцзы.
Сун Цзиюя передернуло от одной мысли.
– Я не император, мне не станут приносить в жертву живых. Конь просто похож.
Наверное, это Жу Юй сделал фигурку. Наверняка раскрасил сам, приклеил хвост и гриву из волосков Бархата…
Он снова развернулся к Ху Мэнцзы.
– Я благодарен тебе за спасение, господин Ху. Но игрушкой твоей не буду. Мне нужно завершить следствие; не хочешь помочь – так хоть не мешай.
Он вскочил на коня. Тот заплясал, переступая тонкими ногами, заржал, точь-в-точь как Бархат.
Ху Мэнцзы схватил коня под уздцы.
– Ах, вот как? Тогда больше не зови меня, когда тебя еще кто-нибудь захочет сожрать!
– И не позвал бы, если бы мастер Бао не попросил! – отрубил Сун Цзиюй. Он вырвал поводья из рук Ху Мэнцзы; конь поднялся на дыбы и, получив по бокам, стрелой вылетел за ворота.
Глава 16
Били копыта, взрывая влажный песок. Трепетали задетые ветви… Нет, показалось: призрачный всадник на призрачном коне промчался через лес, через поле, не примяв ни травинки, и влетел в Западные ворота. Лишь порыв ветра промчался за ним по улице, взметнув пыль и занавеси лавок.
У ворот управы Сун Цзиюй спешился. Внутри было тихо и пусто. Интересные дела. Похоронили магистрата и решили, что до прибытия нового можно и не работать?
Но вот ударил барабан перед судебным залом, еще и еще. Удары были беспорядочные, разной силы.
– Вы, к… Крысы! Я взываю к справд… К справдливости! – раздался знакомый голос. Жу Юй!
И это вправду был Жу Юй, взлохмаченный, небритый и пьяный, в криво подпоясанной траурной накидке. Белая лента болталась где-то на шее, в одной руке покачивался горшок вина, в другой – колотушка.
– Выходите!
Вино расплескивалось по плитам, а он все бил и бил в несчастный барабан.
У Сун Цзиюя сжалось сердце. Он попытался обнять Жу Юя, увести его отсюда, но руки прошли насквозь.
На пороге судебного зала показался главный секретарь, бледный и перепуганный.
– Что такое?! Кто посмел?!
– Что такое?! Моего господина убили! Вашего магистрата! А вы что?! А?! Сидите тут! – Жу Юй вытер рукавом слезы, сглотнул, борясь с собой. – Вы хуже псов!
Секретарь побагровел.
– Пьяный негодяй! Хоть ты слуга покойного магистрата Суна, как ты смеешь оскорблять суд?! Стража! Всыпьте ему!
С жилой половины выбежал Хэ Лань с подвязанными рукавами, на ходу вытирая руки тряпицей.
– Дядюшка Жу!
Он бросился к Жу Юю, взял его за плечи, отталкивая к воротам, но тот вырвался, схватил его за грудки.
– Ты был там! Он небось к тебе шел! Шлюха!
Сун Цзиюй снова попытался ухватить его, грязно выругался, когда ничего не вышло.
– Хэ Лань! Обездвижь его, пока он сам не оказался за решеткой! Вот сюда! – он ткнул в акупунктурную точку под ключицей.
Хэ Лань кивнул, быстро ударил Жу Юя в нужное место. Тот захрипел, обмяк и упал бы, но Хэ Лань подхватил его и, громко извиняясь, вытащил за ворота. Навстречу уже спешил Лань Сы, бледный, как его траурная накидка.
– Брат Юй! Что же ты… – он обнял безвольного Жу Юя, похлопывая его по спине, как ребенка. – Брат Юй…
– Я обездвижил его, – тихо сказал Хэ Лань.
Лань Сы только кивнул ему, не в силах говорить. Его душили слезы, и Сун Цзиюй видел, как отчаянно несгибаемый учитель Лань борется с ними, уткнувшись в плечо Жу Юя.
Он отвернулся, не в силах на это смотреть. Как стерпеть горе дорогого человека, которого не можешь утешить?..
– Хэ Лань, – позвал он. – Нам нужно поговорить.
Вслед за ним Хэ Лань вошел обратно в управу.
– Как мне позаботиться о дядюшке Лане и дядюшке Жу? – тихо спросил он.
– Боюсь, что тут поможет только время. Но спасибо, – искренне поблагодарил Сун Цзиюй. Не примет Жу Юй его помощи, это было понятно.
– Ма Сяньфэн не приходил к тебе?
– Мы виделись на похоронах. Он подошел ко мне, но поговорить нам не дали, – Хэ Лань печально улыбнулся. – Он позаботился, чтобы у вас были пышные похороны. Столько бумажных денег и погребальной утвари сожгли!
– Вам не дали поговорить?.. – нахмурившись, переспросил Сун Цзиюй.
– Кажется, его слуги за ним присматривают. Понимаю его отца: молодой господин как будто не в себе. Того и гляди повесит ваш портрет в саду, как Ду Линян, повесившая изображение себя со студентом Лю[6].
Сун Цзиюй вздохнул. Одни беды от его смерти… Но Сяньфэна некогда жалеть. Чем быстрее они найдут убийцу, тем лучше будет всем.
– Навестим его в поместье, узнаем, занялся ли он поисками или по-прежнему топит горе в вине. И захвати книгу…
– Слишком уж он убивается, – Хэ Лань холодно прищурился, но свернул в свою комнату, достал из-за слабой доски под полом шкатулку. – Это было просто неприлично. Вы же… чужие.