е зная, что это, ты понял, как эти записи для меня важны. Поистине ты мой сын.
Ма Сяньфэн натянуто улыбнулся.
– Я рад, что помог… Хотел понять, что это такое. Могу я посмотреть?
– Просто список нехороших людей. Но это нам уже не нужно, у меня есть другой. – Лао Ма открыл фонарь, поджег книгу и бросил на жаровню. – Идем-ка лучше, я тебе покажу нечто важное.
Он обнял сына за плечи, подвел к алтарю.
– Посмотри-ка сюда. Знаешь, чья это табличка?
– Чжун-ди… Отец, почему вы поминаете старого императора?
Лао Ма, кряхтя, встал коленями на подушку перед алтарем. Выбросил догорающие палочки, поджег новые, поклонился табличке. Ма Сяньфэн повторил за ним.
Ху Мэнцзы в углу поежился.
– Чувствуешь? Стало хуже.
Сун Цзиюя словно холодным вонючим ветром обдало.
– Омерзительно, – пробормотал он.
Ма Сяньфэн удивленно взглянул в его сторону.
– Почему-то, отец… Мне кажется, что это неправильно.
– Что ты, мальчик! Если бы не старая династия, не было бы Чжунчэна. Если бы не император Чжун-ди, не видать бы столице такого расцвета. При нем уничтожили всех морских разбойников в этих водах, одели реку в камень… Торговля расцвела, расцвело государство. Как можно не почитать этого человека?
– Не верю, что наш лао Ма так наивен, – пробормотал Ху Мэнцзы. – Тут есть что-то еще. Расспроси-ка своего старика получше, Ма Сяньфэн.
Ма Сяньфэн украдкой кивнул.
– Я все же вас не понимаю, отец. Император достоин уважения и почитания… Но отчего вы скрываете алтарь здесь?
Лао Ма вздохнул.
– Ты, верно, плохо помнишь… Когда ты был мал, дела наши шли куда лучше. Но стоило крестьянам соседнего уезда проложить дорогу через горы, и дни благоденствия закончились. Мне пришлось бороться, Сяньфэн, чтобы ты мог выучиться и стать достойным государственным мужем. Но не все пути… просто осознать. Твой названый дядюшка Цюй подсказал мне обратиться ко всемилостивому императору Чжун-ди.
– Дядя Цюй подсказал? – тихо переспросил Ма Сяньфэн. – Отец, так вы не просто возжигаете благовония? Это… какое-то даосское колдовство?
– Это древний обычай, описанный в одной книге, доставшейся брату Цюю от предка, придворного звездочета. Но о подробностях тебе еще рано знать, – лао Ма похлопал его по плечу. – Сперва ты должен поклясться его величеству в верности.
– Но, отец… – Ма Сяньфэн побледнел. – Как можно клясться в верности мертвому владыке? Это ведь неправильно… Мы – подданные нынешней династии.
Лао Ма нахмурился.
– Ма Сы. Его Величеству тяжело оставаться в этом мире, но ради своих подданных он готов терпеть. Ты должен выказать ему уважение, или ты мне не сын.
– Да, отец, – Ма Сяньфэн поклонился ему, табличке, и поднялся. – Я понимаю, я сделаю все, что вы велите. Теперь позвольте мне уйти спать…
– Конечно, конечно, – лао Ма поднялся вместе с ним. – Только… Еще кое-что, сынок.
Он улыбнулся Ма Сяньфэну и вдруг коротко, но сильно ударил его в лицо так, что тот вылетел из комнаты. Затем подошел и пнул в живот, резко, безжалостно – раз, другой.
– Не смей больше лезть в мои дела без разрешения. И готовься, послезавтра благоприятный день для ритуала принесения клятвы.
Он, кряхтя, поднял с пола арбалетный болт, ткнул им, не глядя, в панно, и тайная дверь захлопнулась. Ма Сяньфэн остался лежать, подрагивая, съежившись.
Сун Цзиюй присел рядом с ним на корточки.
– Ты молодец, Фэн-эр. Все сделал правильно.
– Если только он нас не предал, – Ху Мэнцзы вновь стал человеком, поднял мальчишку с пола. – Насколько мы можем тебе доверять, милый юноша?
Он достал было из рукава платок, но Ма Сяньфэн оттолкнул его руку.
– Позвольте мне пойти умыться, господин Ху. Или тоже начнете меня бить? – бросил он.
«Да, книгу мы и правда потеряли, – подумал Сун Цзиюй. – И это очень неприятно, официальных обвинений теперь не выдвинуть. Но страх Ма Сяньфэна перед колдовством выглядел реальным. На стяжательство и другие отцовские поступки он бы, может, и закрыл глаза, но это…»
Пожалуй, им повезло, что лао Ма решил посвятить сына во все свои дела.
– Нужно быть идиотом, чтобы предать меня на глазах у духа, который вполне может физически воплощаться, – возразил он. – Я тебе верю, Фэн-эр. Извести меня через Хэ Ланя о месте и времени ритуала.
Он с тоской подумал: «И чем мне приходится заниматься. Я ведь никогда не верил в духов и колдовство, а теперь вместе с духом веду дело о какой-то дурной магии…»
Ма Сяньфэн кивнул.
– Я сделаю все, что нужно, – тихо ответил он и, сгорбившись, побрел обратно в спальню, прижимая ладонь к ребрам.
– Какой ему прок шпионить для нас? Страх, что я перебью здесь всех? – Ху Мэнцзы покачал головой, глядя ему вслед. – Он либо научится гнуться, либо сломается, я видел таких юношей. К нашему сожалению, он не глуп.
– Не знаю, – Сун Цзиюй покачал головой. – Сейчас мы все равно ничего не сможем сделать, кроме как довериться ему.
Когда он разучился отдыхать? Проснувшись на следующее утро в поместье, Сун Цзиюй понял, что не помнит, чем занимал досуг раньше, в столице. Да и был ли он, тот досуг? Кажется, с самого экзамена он выпускал кисть из рук, только чтоб взяться за тренировочный меч.
А что они делали с Лун-гэ? Прогуливались, охотились… Иногда читали, сидя друг напротив друга. Но чаще просто ужинали вместе – оба были слишком заняты, чтоб развлекаться.
Теперь же времени было хоть отбавляй, но ни на чем не получалось сосредоточиться. Он отыскал в поместье библиотеку, уставленную рядами и рядами неопрятных книжных полок. Единственным живым существом там была лисичка, спящая в обнимку с метелкой среди белых от пыли томов.
Любой ученый правую руку отдал бы только за то, чтоб взглянуть на эти богатства: считавшиеся утраченными хроники, запрещенные прошлой династией романы, воспоминания полководцев и чиновников, философские труды и собрания песен, алхимические трактаты и учения забытых боевых мастеров. Но Сун Цзиюй пролистывал их безо всякого интереса. Какая разница, за что сражались когда-то Вэй и Чжоу, если тут, в настоящем, Ма Сяньфэна могут сбить с пути, перетащить на свою сторону преступники во время проклятого ритуала! И мастер Бао все не возвращается…
Он решил поискать стихи Отшельника, но и тут его постигла неудача: видно, свои черновики, если таковые остались, Ху Мэнцзы предпочитал хранить в кабинете.
Вместо стихов попались рукописные заметки о лекарственных растениях, сделанные знакомой неуверенной рукой, почерк был тот же, что на свитке в хозяйской спальне, слог был таким же неловким, как и кисть – то слишком простым, то слишком высокопарным, но наброски самих растений отличались изяществом и точностью.
«Тигры не рожают псов», – пришла на ум старая поговорка. Талантливый в рисовании отец, талантливый в поэзии сын… Будь они людьми, как сложилась бы судьба этого рода?
Мысли о судьбе и роде нагоняли еще большую меланхолию. Сун Цзиюй по опыту знал: если не получается заглушить навязчивые идеи чтением, значит, нужно просто вытряхнуть их из головы.
Когда-то, еще до того, как Лун-гэ занял все его время, он любил играть в мяч с младшими писарями из управы. Умеют ли лисы играть в мяч?
Лисы не просто умели: только услышав слово «играть», они немедленно потащили Сун Цзиюя на скрытую за садовыми деревьями полянку, где и вправду стояли сколоченные из бамбука высокие ворота для цуцзюй.
Правда, с самой игрой они замешкались, возникла перепалка: каждая команда хотела «братца-чангуя» к себе, пришлось Сун Цзиюю решительно вмешаться, взяв за лапку Лю Четырнадцатого и объявив, что в его команду и пойдет, ведь такой крошечный лисенок – даже не половина игрока. Возражений ни у кого не возникло, видно, слишком уж хотелось лисам побегать за мячом.
Такого сражения Сун Цзиюй еще не видел! Стоило Ли Пятому вкинуть мяч в игру, как началось настоящее светопреставление: пыль взметнулась столбом, крики и тявканье заглушили птичий гомон. Игроки превращались в лис, снова в людей, бегали на четвереньках, отращивая то звериные задние ноги, чтоб лучше отталкиваться от земли, то лисьи морды, чтоб ловчее куснуть соперника. Особой хитростью было обмануть чужую команду, превратившись в мяч, чтоб, пока соперники гоняются за фальшивкой, резво катающейся по поляне, свои успели забить в ворота. Сун Цзиюй мог поклясться, что в какой-то миг по полю одновременно скакало мячей пять.
Он не сразу приноровился к хаосу, но быстро понял свое преимущество: лисы не владели цингуном, так что он единственный мог подбросить мяч и, прыгнув за ним, забить прямо в воздухе. Призрачное тело тоже сослужило службу: не нужно было уворачиваться от гарцующих вокруг соперников: достаточно было закрыть глаза, выдохнуть, и лисы пробегали сквозь него, как сквозь туман.
Он так увлекся, что не заметил даже, когда к ним присоединился еще один игрок. Стоило замешкаться, как широкая полосатая лапа, растопырившись, увела мяч, по которому он собирался ударить.
– Ах ты… – Сун Цзиюй бросился тигру наперерез. Разве это честно?
Но тот, хлестнув его хвостом, заложил крутой поворот и, в прыжке превращаясь в человека, послал мяч в ворота.
– И кто же ведет? – спросил Ху Мэнцзы, приземлившись.
Лисы переглянулись.
– Мы не знаем!
– Не знаем!
– Кто вел счет?
– Где судья?
Лис-судья с виноватым видом почесал в затылке. Он так увлекся, что не заметил, как сам кинулся за мячом.
– Мы просто развлекаемся, – сказал Сун Цзиюй со вздохом. Тяжелые мысли будто бы только и ждали. Он махнул лисам и присел на край террасы.
Ху Мэнцзы подошел к нему, сел поодаль.
– Магистрат Сун весь поседел. От пыли или от забот?
– И от того, и от другого, – Сун Цзиюй попытался отряхнуть с рукавов пыль, но не преуспел. – Как думаешь, Сяньфэн…
– Неужели ты в нем засомневался? А ночью говорил так уверенно! – Ху Мэнцзы вынул из рукава платочек и коснулся его щеки.