Идти сразу стало легче. А может, он сам себя в этом убедил.
Впереди замерцали еще факелы. Они вкопаны были в землю вокруг вытоптанной поляны, посреди которой возвышалась погребальная стела в два человеческих роста. Под ней уже дымились благовония, тлели бумажные фигурки воинов и колесниц. На стеле, вокруг императорского имени, тускло светились те самые странные символы со сгоревшей лодки. Стоило подойти ближе, как Сун Цзиюю стало тошно даже смотреть на них.
«Где же ты, Бао Сюэ… Где же ответы?»
Фигуры в черном склонились перед памятником в молитвенном поклоне. С одной из них слетела повязка, и Сун Цзиюй узнал Ма Сяньфэна: бледного, так и бегающего глазами по сторонам. О чем он думал? Гадал, здесь ли его старший братец? И никак ведь не успокоить его…
Человек рядом с ним поднялся, сдернул повязку. Конечно, лао Ма.
– Не буду тратить время, – громко сказал он. – Я созвал вас раньше обещанного нам дня, потому что еще один человек хочет помочь в наших трудах. Мой скромный наследник, Ма Сы, прозывающийся Сяньфэном. Подойди, сынок, и воздай почести нашему императору.
Сяньфэн покорно достал из-за пазухи палочки благовоний, в полном молчании поджег их и, грациозно взмахнув рукавами, склонился до земли.
– Многая лета его величеству, императору Чжун-ди!
Сун Цзиюя передернуло. Желать долгой жизни покойнику… Что это значит?
Ма Сяньфэн тем временем обернулся к отцу, поклонился и ему. Все это несколько напоминало свадебный обряд, будто сейчас выйдет невеста, вместе с которой нужно совершить третий поклон. Но вместо этого подошли двое в черном, сдернули одежды с плеч Ма Сяньфэна, обнажив до пояса, завязали глаза черной же лентой. Лао Ма зачерпнул пепла с алтаря, молча нарисовал на его лбу замысловатый знак, пока двое других связывали руки. Ма Сяньфэн даже не поморщился. Он стоял прямо, лишь ноздри раздувались от напряжения.
Зола и пепел взметнулись под полами его одежд, когда те же двое помогли ему взойти на алтарь.
– Ма Сяньфэн, – спросила одна из фигур голосом гуна Цюя. – Нужно ли тебя привязывать?
– Он выдержит, – коротко отозвался Лао Ма.
– Я выдержу, – тихо повторил Сяньфэн. Знал ли он, что ему придется выдерживать? Сун Цзиюй видел, как он впился ногтями в ладони.
– Тогда ответь мне, – лао Ма медленно вытянул из рукава кинжал с изысканной нефритовой рукоятью. Сун Цзиюй набрал воздуха, чтоб позвать Ху Мэнцзы… но остановил себя. Рано. – Ма Сяньфэн, верен ли ты государю?
Воздух загудел – это фигуры в черном тянули и тянули бесконечно какое-то слово, оглушающее, как колокол, липкое, как смола…
– Я верен.
– Готов ли ты пожертвовать жизнью ради государя?
– Я готов.
– Готов ли ты страдать ради государя?
– Я готов.
– Что ты хочешь попросить у государя?
– Этот раб нижайше просит государя… – Ма Сяньфэн набрал воздуха в грудь. – …сойти к подданным и пожаловать народу Чжунчэна Декрет о Процветании и Божественном Преображении Земель!
Что еще за Декрет?.. Сун Цзиюй окончательно перестал что-либо понимать. Одно было ясно: все это – не праведное почитание, а какая-то мерзость. Возможно, сами того не зная, эти люди молятся не императору Чжун-ди, а какому-нибудь демону. Тем более что среди призраков родни самого императора не было. Возможно ли, что на самом деле он не держал на сына зла и переродился с легким сердцем?
«Как бы то ни было, дело дрянь», – подумал Сун Цзиюй. Он склонился над Ма Сяньфэном и прошептал:
– Не бойся, я здесь.
Тот, конечно, не услышал. Дышал загнанно, на висках выступил пот. Раз он выучил слова, знает ли, что будет дальше?
«Если лао Ма сейчас перережет ему горло, я ничего не смогу сделать».
Сун Цзиюй прикусил губу. Он испытывал уважение к страданиям Ху Мэнцзы, к его нежеланию осквернять его могилу, но жизнь Ма Сяньфэна – разве она не стоит больше?
Он решился.
«Лао Ху!»
Затрещали ветки, с порывом ветра тигр оказался на поляне. Но фигуры в черном даже не обернулись, только придержали капюшоны.
– Что? Малыша убива… – он подбежал к Сун Цзиюю и замер, глядя на Ма Сяньфэна, на лао Ма, бормочущего какие-то молитвы. – Что за дрянь тут творится?
– Я не знаю, – Сун Цзиюй безотчетно положил ладонь ему на загривок, и тигр в ответ плотно прижался к его ноге.
Лао Ма наконец прекратил молитву.
– Наш император погиб от руки того, кого любил больше всех на свете, – сказал он, медленно подходя к сыну.
– Ложь, – прошептал тигр.
– …и после смерти его мавзолей был разграблен, а тело выброшено на корм стервятникам и диким зверям!
Сун Цзиюй почувствовал, как дрожит от напряжения мощное тигриное тело.
Он плотнее зарылся пальцами во вставшую дыбом шерсть на тигрином загривке. «Погиб от руки того, кого любил больше всех на свете…» Своего сына?.. Что, если и Ма Сяньфэна ждет гибель от руки собственного отца?!
– Наш повелитель страдал. И мы должны уметь страдать. – Лао Ма задумчиво осмотрел клинок – и одним движением чиркнул по груди Сяньфэна наискось, оставив длинную набухающую кровью царапину.
Ма Сяньфэн закусил губу, но не пошевелился, не схватился за грудь. Знак у него на лбу вспыхнул, пульсируя алым. Лао Ма удовлетворенно кивнул и передал нож следующему.
– Они будут резать его, каждый, – сквозь зубы процедил Сун Цзиюй. – Бедный мальчик…
Он заколебался. Можно вмешаться сейчас, но тогда они не увидят, чем все закончится, кто явится… Если явится.
– Это неправильная жертва. Они мучают и парня, и Жэньчжи, – тигр припал к земле. – Я это прекращу.
– А если это не император? – Сун Цзиюй остановил его. – Если он давно ушел на перерождение, а какой-то демон нацепил его личину? Если ты спугнешь их, мы ничего не узнаем.
Тигр заворчал тихонько, но подчинился, замер, готовый к прыжку.
– А кровь малыша Сяньфэна вкусно пахнет, – усмехнулся он, но смешок вышел бесцветный.
– Вмешаемся, если это зайдет слишком далеко.
Некоторое время они наблюдали, как люди в капюшонах один за другим подходят к распростертому на алтаре юноше, передавая друг другу нож. Слава Небу, заговорщики храбростью не отличались – резали едва-едва, но кровь так и бежала, заливая белую кожу.
К тому времени, как последний человек взял нож, Ма Сяньфэн едва дышал, стиснув кулаки от напряжения. Он похож был на человека, старающегося не лишиться чувств.
Стоило клинку в последний раз вспороть его плечо, как факелы потухли. Абсолютная тьма опустилась на курган.
И в этой тьме послышался стон.
Сперва Сун Цзиюй решил, что это не выдержал Ма Сяньфэн, но голос не походил на человеческий. Хриплый и полный боли, он исходил, казалось, отовсюду, словно стонал сам курган.
Фигуры в черном немедленно пали на колени, вновь затянули свою молитву в унисон с чудовищным голосом.
– Жэньчжи! – тигр ринулся в темноту, разбрасывая молящихся. – Жэньчжи! Где ты?! Я помогу! Жэньчжи!
– Оставь… – зашелестели, заскрипели от ураганного ветра деревья вокруг. – Оста-авь…
Сун Цзиюй бросился к окровавленному Ма Сяньфэну, поднять, помочь… но руки прошли насквозь. Стыд обжег, словно удар кнута. Притащил в опасное место верного, благородного юношу, а сам не можешь ничего сделать!
– Ху Мэнцзы! – крикнул он. – Вернись!
– Жэньчжи! – послышалось откуда-то издалека.
– Держись, – шепнул Сун Цзиюй Ма Сяньфэну и побежал на голос.
Поднявшийся ветер толкнул его в лицо; взвыл какой-то зверь вдалеке, зашуршала высохшая трава – и вдруг небо озарилось вспышкой молнии, высветив огромный силуэт человека в шапочке с жемчужными нитями. Миг – и все погасло.
Наступила оглушительная тишина. Кто-то зажег факел – Сун Цзиюй узнал господина Сыма. Рядом старый знакомец – беглый секретарь из управы – помогал подняться гуну Цюю. Остальные тоже посдергивали повязки, некоторые лица были смутно знакомы: сын и зять Цюя, к примеру, но остальных не разглядеть было в сумерках.
Лао Ма, довольный, потирал руки.
– Свершилось, свершилось! Государь нас услышал! – он стащил повязку с глаз Ма Сяньфэна, похлопал его по щекам. – Ну-ка, сынок! Я знаю, ты у меня сильный, не свалишься так просто!
Тот кивнул, неуверенно, как пьяный.
– Отец, ты… Ты тоже проходил через это?
– Ну не так, – лао Ма показал шрам на ладони. – Мы с твоим названым дядей Цюем начинали с малого. Осталось последнее, сынок. Ты должен вернуться домой с рассветом. И рассказать мне, что увидишь по пути.
– Но…
– Ты что, ребенок?! Это просто царапины! Там, за алтарем, вода, еда и лекарства.
Городские знакомцы вновь закрыли лица, превратившись в смутные тени, и рассыпались, исчезая между деревьями.
Вовремя: тигр вновь вылетел на поляну, хлеща хвостом по бокам.
– Где они?! – прорычал он. – Они еще тут?!
– Они ушли, лао Ху! Приди в себя, мы должны помочь Сяньфэну!
Ма Сяньфэн, увидев тигра, замер в ужасе, но тот ничего не заметил.
– Я его видел! Ты видел его?!
– Видел, лао Ху, – Сун Цзиюй снова опустился перед ним на колени, стиснул могучую голову, заставил посмотреть на себя. – Но сейчас его нет, а Сяньфэн есть. Помоги ему!
Тигр моргнул, взглянул на него более осмысленно и в мгновение ока стал человеком.
Ма Сяньфэн шумно выдохнул за его спиной.
– Это вы…
Ху Мэнцзы криво улыбнулся.
– Какая приятная встреча, юный господин Ма. Она, правда, была бы приятнее при других обстоятельствах. Давайте-ка я вас понесу.
– Но отец сказал, что я должен…
Ху Мэнцзы, не слушая возражений, подхватил его на руки и взмыл на ветку.
Оставшись один, Сун Цзиюй еще раз обошел поляну, осмотрел алтарь. Ничего, никаких зацепок. Лишь таинственные знаки продолжали гореть во тьме красным, словно насосались крови.
В поместье Ма Сяньфэн немного пришел в себя. Лисы напали на него с лекарствами и бинтами, но он вырвался, подбежал к Сун Цзиюю.
– Брат Сун!
– Фэн-эр, – Сун Цзиюй осторожно взял его за руки. – Доверься слугам, позволь им позаботиться о твоих ранах. Ты все сделал правильно, – он сжал его ладони. – Теперь отдыхай.