– Хорошо… – Ма Сяньфэн прижал лиса к себе так, что тот пискнул. – И когда же все произойдет?
– Благоприятный день уже скоро, не трясись так, – лао Ма улыбнулся. – Дождись полнолуния, а потом… Потом все изменится, вот увидишь!
«До полнолуния три дня, – прикинул Сун Цзиюй. – Если они не прекратят эти глупости до полнолуния, пострадают и люди, и барсов дом».
Если обрушится гора, что станет с духом, который черпает из ее камня силы?
Что ж, осталось только придумать, как остановить этих идиотов, и все. Жаль, до столицы вряд ли даже добрались вести, что магистрат погиб, нового пришлют не раньше чем через месяц, а то можно было бы арестовать, обвинив в колдовстве…
Раскрыть происходящее народу Чжунчэна? Но люди могут и поддержать лао Ма, упадок поперек горла всем…
Остается одно – просить Ху Мэнцзы вмешаться. Хэ Лань наверняка сможет сварить какой-нибудь настой, который свалит с ног и лао Ма, и гуна Цюя, а тем временем мастер Бао вернется с разгадкой символов, и они придумают, как упокоить дух императора…
– Ли Пятый, останься с Сяньфэном, пожалуйста, – попросил Сун Цзиюй. – Я возвращаюсь в поместье. Если что-нибудь произойдет – сразу же извести нас.
Лис кивнул в ответ, ткнувшись мордочкой в шею Ма Сяньфэна, и закрыл глаза.
Солнце поднялось уже высоко, и Сун Цзиюй отправился обратно берегом реки, где высокие ивы давали приятную тень. Пахло водой и тиной, чьи-то неморгающие глаза уже привычно следили за ним из тростника, но никто не пытался задержать.
Там, где река делала поворот, огибая гору, он краем глаза заметил, как нечто большое, упругое блеснуло в воде. На следующем же замшелом камне он увидел знакомую фигуру – взлохмаченного Лун Цяньжэня, на этот раз в халате с узором из ивовых ветвей. Халат, когда-то отличавшийся изящными оттенками бирюзового, был безнадежно испорчен какими-то маслянистыми пятнами.
Дракон долго делал вид, что не замечает его: сидел и чистил изумрудного цвета ногти совершенно не предназначенным для этого скругленным к концу ножом.
Лишь когда Сун Цзиюй подошел и поклонился, соизволил повернуть к нему худощавое желчное лицо.
– Приветствую великого повелителя реки Иньхэ, – сказал Сун Цзиюй. Было ясно, что речной дракон вылез из пучины не просто так, осталось выяснить зачем.
– А, магистрат. – Лун Цяньжэнь подул на ногти. – Отличная работа, наконец-то мои подданные могут вздохнуть спокойно. Какую награду вы желаете? Жемчуг? Служанку? Коня, может быть?
– Сведения, – быстро откликнулся Сун Цзиюй. – Меня интересуют сведения.
Дракон позволил себе кислую усмешку.
– Сведения не дарятся. Они продаются.
Вот же скользкий тип, внутренне возмутился Сун Цзиюй.
– Так у повелителя реки есть что мне продать?
– Я что, торговец?! Или, может, я сваха, собирающая сплетни?! – возмутился тот. – Я – благородный господин и требую к себе уважения!
Сун Цзиюй поклонился, делая вид, что раскаивается. Тактика эта была ему знакома: хитрая ящерица знает цену своим знаниям и пытается загнать их подороже.
– Я был груб с повелителем реки, прошу прощения. Чем этот недостойный может загладить вину?
Лун Цяньжэнь заерзал вдруг так, что с камня начал отваливаться мох.
– Вы, чангуй, первый среди подданных этого Ху… замолвите-ка за меня словечко перед красавицей Цин Хубо.
Сун Цзиюй нахмурился, перебирая в памяти имена.
– Не имею чести знать госпожу Цин.
Лун Цяньжэнь недовольно цокнул языком.
– Ну так узнайте! Она живет в вашем лесном озере, а должна жить в моем дворце!
Уж кем-кем, а свахой Сун Цзиюю еще быть не приходилось. Он вспомнил женщину с хлыстом, напавшую на них с Ху Мэнцзы в озере. Неужели это она – Цин Хубо?
– И что мне сказать, когда я ее встречу? – спросил он, надеясь, что любовное послание не будет слишком уж… откровенным.
– Скажите… – Лун Цяньжэнь поморщился, словно от боли. – Что я не стану есть… мальков. Я сказал это в сердцах и вовсе не собирался исполнять. И что… я прикладываю все усилия, дабы вернуть жемчужину.
Так значит, это не просто ухаживания, нечто запутанное произошло между Лун Цяньжэнем и госпожой Цин. В подобные ссоры лезть уж совсем не хотелось: когда бранятся близкие, тумаки обычно получает доброхот, пытающийся их помирить.
– Боюсь, эти слова от меня, незнакомца, прозвучат не так убедительно, как от господина Луна.
Вместо того чтобы разозлиться, Лун Цяньжэнь задумчиво подергал себя за тонкий ус.
– И вправду. Слова, слова… хорошо же! Я подкреплю их делом. Но не забудьте сообщить ей о моем поступке!
Сталь сверкнула на солнце, и нож ушел в мягкую землю у самой ноги Сун Цзиюя, тот едва успел отпрыгнуть.
– Сообщить ей о том, что вы пытаетесь меня убить? – холодно спросил он.
– Вы же выторговывали сведения. Так получите. Это выбросил в мою реку плачущий мальчишка, – дракон нехорошо ухмыльнулся. – Моим женам очень понравилось угощение, кровь магистрата Суна – настоящий деликатес.
Сун Цзиюй, наклонился, разглядывая рукоять: деревянную, истертую, потемневшую от времени. Он чувствовал себя сторожевым псом, вцепившимся в штанину вора. Вот оно.
– Моя кровь была на этом ноже?
– О, я могу определить и по вкусу, и по запаху. Это без сомнения она!
Улика. Нож, которым его убили.
– Благодарю за щедрость, – Сун Цзиюй поклонился. Дурное предчувствие вползло в живот и свернулось там, словно змея. – Скажите, как выглядел этот…
– Не забудьте рассказать об этом Цин Хубо, я делаю это лишь для того, чтобы она поняла мои намерения, – брюзгливо отозвался дракон и нырнул в реку – только чешуйчатый хвост взметнулся.
Сможет ли Ху Мэнцзы выловить его снова?
Сун Цзиюй присел рядом с ножом… и сообразил, что не сможет его поднять, разглядеть как следует. Приходилось делать выводы по рукояти и крохотной полоске стали, торчащей из земли. Не кухонный нож, не охотничий кинжал, тонкий и узкий, но лезвие длиннее, чем у метательного. Странная форма – он разглядел, пока Лун Цяньжэнь чистил ногти. Неудобна, если нужно вонзить клинок в плоть или отрезать кусок мяса, но хороша, если требуется вспороть, сделать ровный надрез. Нож резчика? Кожевенника?
«Плачущий мальчишка бросил его в реку».
«Вчера он долго просил у меня прощения за то, что сделал».
Он закрыл глаза, вспоминая. Да. Это инструмент. Их много, и каждый покоится в своем кармашке полотняного пенала, лежащего в резном сундучке с узором из трав. И сундучок этот в руках у…
«Настоящая работа! Никогда еще не осматривал трупы!»
«Наследный принц Чжунхуа вспорол себе горло, прежде чем шагнуть в трясину… Говорят, черные орхидеи проросли там, где упали капли его крови».
«Цветы-обманки, им нельзя доверять…»
Сун Цзиюй побежал. Уже не обращая внимания на палящее солнце, он в цингуне перелетал с дерева на дерево, с крыши на крышу, пока не ворвался во двор управы.
Там было пусто; дремали у ворот обленившиеся стражники. Острое чувство сожаления, смешанного с раздражением, пронзило его. Как глупо завершилась жизнь – не успел сделать ничего полезного на посту, да еще и умер, не оставив потомков, погиб от руки того, кому доверял…
Он быстрым шагом пошел в павильон лекаря.
Хэ Ланя не было. Где же проклятый сундук…
Он остановился. Дурак! Даже если этот сундук прямо перед тобой поставят, открыть ты его все равно не сможешь!
Старика-лекаря, как назло, тоже не было видно. Где же его привычка дремать в уголке, когда она так нужна!
Сун Цзиюй заметался по лекарской, словно тигр, спустился в мертвецкую, надеясь, что лекарь прикорнул в холодке, но его и там не оказалось. Лишь иссохший труп стражника Ли так и лежал под простыней, видно, в управе еще не нашли времени, чтобы похоронить его. Сун Цзиюй покачал головой. Бедный паренек пал жертвой демона. Хэ Лань говорил, что не мог сдерживаться, а на самом деле? Выглядел он тогда и впрямь плохо, но…
Что в его словах было правдой, а что – ложью? Если ты сам убийца, для чего помогать расследованию, давать советы?
Советы, советы…
«Чангуи могут вселяться в трупы».
Сун Цзиюй скривился от омерзения. Неужели придется…
Да. Придется. Если все ножи в сундучке на месте, значит, есть слабая надежда, что Хэ Лань ни при чем.
Сун Цзиюй собрался с духом, положил руку на морщинистый лоб стражника Ли, мысленно попросив прощения за вторжение…
Ощущение было то же, что при попадании в чужой сон, но вокруг разворачивались сразу десятки картин: очаг с аппетитно булькающим котелком в крестьянском доме, гомон голосов, жаркое солнце в поле, ледяной ветер на тренировочной площадке, вереница смазанных лиц: вот мелькнул знакомый командир стражи, вот Хэ Лань…
Сун Цзиюй невольно сделал шаг, пытаясь поймать его образ, и оказался вдруг у знакомой белой стены с круглой аркой. В ночной тьме не разглядеть было, что там, в глубине двора, но Сун Цзиюй знал и так. Дом магистрата, вот что.
Стражник Ли стоял, небрежно опершись о стену, его сдвинутый на затылок шлем поблескивал в лунном свете. Хэ Лань стоял вплотную к нему, прислонившись к стене спиной, и рассеянно теребил именную табличку, свисавшую с рукояти стражницкого меча. Верхний халат наброшен внакидку, волосы распущены… Так значит, это та самая ночь. Первая ночь магистрата Суна на новом месте.
– Что бы я без тебя делал, братец Хэ! Дома у меня никого нет, готовить некому. Вот так прихожу с дежурства, и приходится спать ложиться на голодный желудок, да и утром не лучше, – Ли кивнул на лакированный короб у ног.
– Перебирались бы сюда, стражник Ли, – промурлыкал Хэ Лань, бросив взгляд из-под ресниц. – Всем вместе жить веселее.
– Точно… – наглый юнец Ли склонился к нему ближе, сопя. – Вместе веселее…
Хэ Лань положил палец на его обветренные губы.
– Ш-ш-ш… Вы забыли, что у того дома снова есть хозяин? Нужно найти другое место.
– Дом далеко… И магистрат, небось, устал с дороги, – прошептал Ли, но руки не распускал. Хэ Лань сам подался к нему, коснулся небритой щеки.