й плотью и клочками замшелой одежды, туман – широкие рукава. Звякнули в тишине бусины на императорской шапочке, зажглись за ними два желтых огонька.
«В болоте трупы сохраняются хорошо…» – некстати вспомнил Сун Цзиюй. И замер, приметив еще кое-что.
В костлявых пальцах мумия сжимала цветок орхидеи. Самый черный из всех.
Сун Цзиюй невольно шагнул вперед:
– Хэ Лань…
Два огромных глиняных стражника выступили из-за колонн, скрестили алебарды, преграждая ему путь.
– На колени перед императором!
Сун Цзиюй опомнился. Нужно быть дипломатичным, лао Ху они все еще не нашли. Но он должен быть жив, они ведь связаны, умрет тигр – умрет и чангуй. Значит, надежда есть. Он смиренно опустился на колени.
– Ничтожный Сун приветствует владыку.
Мумия приоткрыла безгубый рот, выдохнув облако мелкого гнуса.
– Благородный внук Сун… Моя сестра рассказывала о тебе. Я уж хотел послать за тобой, но ты вспомнил о своем царственном предке сам. Поднимись. Зачем ты пришел?
Его голос похож был на шорох ветра в деревьях, на скрип веток. Костлявые пальцы рассеянно мяли и тянули лепесток цветка – вот-вот оторвут…
Омерзение охватило Сун Цзиюя, но он не посмел его выказать.
– Я ищу Хэ Ланя, духа орхидеи, – сказал он, – и своего… господина, горного духа Ху Мэнцзы.
– Зачем тебе предатели и лжецы, дитя?
Синюшный коготь проткнул лепесток, и Сун Цзиюй вздрогнул. «Да император же убьет Хэ Ланя, – понял он. – Хоть тот ему и сын – ведь это он устроил резню… Но при чем тут все же Ху Мэнцзы?»
– Я подозреваю, что Хэ Лань виновен в моей гибели, но сделал это не по своей воле, а под властью какого-то колдовства. Я хочу дознаться правды. Прошу государя позволить мне завершить расследование, – он снова опустился на колени и коснулся лбом земли.
Смех мумии похож был скорее на кашель.
– А… Я слышал, что благородный внук стал магистратом… Жаль, что нам придется расстаться… Иначе я сделал бы тебя главой Министерства наказаний!
«Должно быть, он даже не осознает, что погиб, – подумал Сун Цзиюй. – Гробницы разграбили, кости вышвырнули в реку, река стала болотом – и вот он, неупокоенный дух, навечно заперт в призрачном дворце…»
– Что государь имеет в виду?
– Не хлопочи, молодой Сун, вот что это значит. Я уже выяснил все, что хотел… Да… Ху Шаньюань заслуживает казни… Значит, ты освободишься от его чар.
– Осмелюсь спросить государя: в чем виновен Ху Мэнцзы? – Сун Цзиюй поднял голову.
– В измене. Он соблазнил моего сына, вдвоем они сговорились меня погубить! – император хрустнул запястьем и небрежно швырнул ему под ноги смятый цветок.
Орхидея немедленно превратилась в Хэ Ланя, съежившегося на земле, прижимая к груди истекающую кровью руку.
– Все не так… Отец, все не так… – прошептал он сквозь слезы.
Сун Цзиюй подавил неуместную вспышку жалости к нему. Кому верить, пока было непонятно; мертвый император вызывал у него подспудную неприязнь, а к своему чутью Сун Цзиюй обычно прислушивался. Но Ху Мэнцзы ведь и вправду был учителем наследного принца. Неужели…
– Могу ли я услышать признание из уст Ху Шаньюаня, государь?
Император сделал жест рукой, и болото выплюнуло Ху Мэнцзы, грязного, в рваных одеждах. Распущенные волосы свисали на его лицо, глаза горели безумным огнем. Он попытался зарычать, но лишь закашлялся, выплевывая воду.
– Пришел убить меня, Шаньюань, – проскрипел император. – Поверил своей шавке, думал, я жалок и слаб…
Ху Мэнцзы медленно встал, шатаясь, обернулся к Сун Цзиюю и мастеру Бао.
– Какого… черта вы пришли?! Кто вас звал?!
Сун Цзиюй похолодел. Как же призрак силен, если смог одолеть даже Ху Мэнцзы?..
Он ничего не ответил и перевел взгляд на императора, снова поклонился:
– Прошу государя дать мне допросить этих людей.
– Все и так ясно, – император сухо усмехнулся. – Повтори для него, сын, почему ты убил меня? Почему устроил резню?
Хэ Лань поднял голову.
– Ху Мэнцзы… Ху Мэнцзы велел мне! – он обернулся к Сун Цзиюю. – Магистрат Сун… Вы же знаете, когда люди лгут, а когда говорят правду!
Сун Цзиюй медленно покачал головой:
– Теперь уже я в этом не уверен…
Он перевел взгляд на Ху Мэнцзы:
– Что скажешь, лао Ху?
– Да. Велел, – Ху Мэнцзы даже не обернулся к нему, глядя только на императора. – И сделал бы это снова. Жэньчжи, твой сын виноват лишь в том, что доверял мне. Но это было давно, он умер, и его труп гниет в болоте. Этот цветок ни в чем перед тобой не виноват, отпусти его.
Сун Цзиюй стиснул зубы. Значит, все-таки Ху Мэнцзы… Во всем этом виноват Ху Мэнцзы.
И в его смерти тоже?..
Знал с самого начала, но скрывал? Или сам велел Хэ Ланю убить магистрата, а потом якобы спас, привязал к себе…
Ху Мэнцзы словно прочитал его мысли.
– Тебя я убивать не приказывал, – устало сказал он. – Этого не должно было случиться.
Он наклонился к Хэ Ланю, погладил его по голове, словно жалел ребенка.
– Но я виноват перед сяо Хуа, пора это признать. Сяо Хуа, я надеялся, что ты станешь новым императором. Почему ты покончил с собой? Скажи мне, раз ты все вспомнил.
Хэ Лань отпрянул, глядя на него в ужасе, как на безумца.
– Как я мог… как я мог жить после такого?! Ты заставил меня убить отца и мать! И всех… – он захлебнулся слезами. – И даже теперь я не могу остановиться…
– Каков спектакль! – император хрустнул суставами. – Благородный внук Сун, посмотри на этих существ. Я вывел дикого зверя из леса, поднял его до верховного наставника, учителя наследного принца. Называл дорогим другом и родственной душой. А он за моей спиной совратил моего сына с истинного пути. Но чего ждать от духа… Все они злокозненны. Я не разочарован в Шаньюане. Я разочарован в жалкой душонке, которую сам же породил.
Он поднялся во весь огромный рост, и Сун Цзиюй с омерзением понял, что трон из вечно шевелящихся веток – вовсе не трон. Часть мумии. Корни скользили по мху, несли мертвого императора, переступая, как паучьи лапы, висячий мох шлейфом тянулся за его спиной.
– Жалкий мальчишка поддался соблазну. Колдовство? Ха! Вспомни, как ты сказал: «Однажды ты умрешь, отец, и Шаньюань будет принадлежать только мне». Говорить о смерти императора, да еще и так! Это измена!
– Я не хотел… – прошептал Хэ Лань, дрожа. – Я сказал в сердцах, не подумав! Я никогда…
– А может, первым нарушил табу, задумался об убийстве отца? О смерти своего императора посмел мечтать?! Ху Шаньюань глуп и наивен, он поддался бы. А ты всегда был слишком смазливым, как баба, и коварным, весь в свою мать, – император вздохнул, и зеленая пыльца вырвалась облачком из-за решетки его ребер. – Иначе ты не переродился бы демоном, охотящимся на людей. Да… так проявилась твоя омерзительная натура. И благородного внука Суна ты убил, чтобы отдать в рабство своему хозяину. Вы двое последнего моего потомка сделали своей игрушкой!
Он склонился и сжал горло Хэ Ланя костлявой рукой.
– Кто из нас должен теперь казнить тебя? Я или Сун Цзиюй?
– Прошу государя подумать дважды! – Сун Цзиюй снова встал на колени.
– Не надо, А-Юй, – Ху Мэнцзы коснулся его плеча. – Жэньчжи. Только я виноват в твоей смерти. Никто не казнит меч, которым отсекли голову, так почему ты хочешь казнить сяо Хуа?
Он усмехнулся вдруг.
– А. Я знаю почему. Ты трус, Жэньчжи, и всегда был трусом. Ты знаешь, что я не сдамся так же просто, как этот ребенок. Я уничтожил тебя один раз, уничтожу и снова! Больше ты никому не причинишь зла! Я не позволю!
Император разжал хватку, медленно обернулся к нему…
Одного удара хватило, чтоб Ху Мэнцзы отлетел, как тряпичная игрушка, и ударился о дерево.
– Да! – вдруг хрипло воскликнул Хэ Лань, потирая горло. – Да, отец! Убейте его! Это он виноват! Если бы не его колдовство… Все из-за него! Я не виноват! Он заморочил и заколдовал меня! Уничтожьте его!
Кого-то здесь сегодня убьют, с холодной ясностью понял Сун Цзиюй. А правды он так и не узнает…
Он быстро склонился к барсу и прошептал:
– Преврати Хэ Ланя в орхидею. Постарайся забрать их с Ху Мэнцзы, я уйду следом…
Ху Мэнцзы, превратившийся в тигра, попытался подняться, но корни обвили его, сжали. Когтями он сдирал с них кору, но увязал в черной смоле, сочащейся из-под нее.
– Уходите! – крикнул он. – А-Юй! Убирайся!
– Не спеши, Бао Сюэ, – проскрипел вдруг император. – Я был удивлен, увидев тебя вместе с убийцей Юн Аньцзин, проклятой Бессмертной пика Баошань.
Барс резко обернулся к нему.
– Что ты сказал, злой дух?
– Он сказал, что я убил Юн Аньцзин, – тигр перестал сопротивляться. – Это правда. Я казнил ее за измену. За то, что она пыталась отравить императора.
Сун Цзиюй вглядывался в Ху Мэнцзы, стараясь отыскать хоть тень раскаяния, но тигриная морда была абсолютно бесстрастна. Как у дикого зверя.
– Но ты сказал, что помог ей и ее семье сбежать! – мастер Бао стиснул кулаки, бледный, как барсова шкура. – Ты мой названый брат, Шаньюань! Я поверил тебе!
– Да ты любому ублюдку веришь! – огрызнулся тигр. – Так и не понял, что ли?! Твоя даоска тобой попользовалась, потому что твой названый брат Шаньюань служил при дворе! Школа пика Баошань! Тайное общество заговорщиков, вот что это было!
– Заткнись! – взревел барс, припав к земле. – Убийца! Лжец и предатель!
Император Чжун-ди сухо усмехнулся.
– Удачный день для суда. Все обманутые тобой в сборе, Шаньюань, интересно, какое же наказание они для тебя выдумают? Убитый по твоей вине благородный внук Сун. Мой щенок Чжунхуа, соблазненный тобой. Обманутый Бао Сюэ, думавший, что его подруга спокойно умерла от старости. И я, твоя родственная душа, погубленная тобой. Не хочешь ли выслушать наш приговор?
Кровь застучала в ушах Сун Цзиюя, как грохочущий водопад.
Убитый по его вине… приговор…
– Лао Ху… – губы не желали шевелиться. – Почему Хэ… принц Чжунхуа убил меня?
Тигр не отвел золотых глаз.
– Потому что я приказал ему убивать, пока не иссякнет источник крови императоров Вэй, – он сглотнул. – Я не знал… что приказ действует во всех перерождениях.