Жэньчжи усмехнулся, потрепал его по руке.
– Духи тоже с трудом доверяют людям, значит… Не волнуйся, я найду способ нам с тобой побрататься по-настоящему. С завтрашнего дня я сделаю то, что давно обещал: созову даосов со всех концов света и отыщу секрет бессмертия!
Его глаза вновь загорелись живым огнем.
– Вот увидишь, я стану первым бессмертным императором и буду править вместе со своим бессмертным хушэнем! Ну? Какова идея? Давно пора было начать поиски!
Шаньюань улыбнулся и крепко сжал его плечо.
Пусть развлекается, даосы-фокусники – это что-то новое. Может, и Цинцин притащит своих дружков с пика Баошань – сколько уже не виделись с Цинцином…
Тогда это казалось ему развлечением. До появления «Бессмертной пика Баошань». До первой ртутной пилюли, которая едва не отправила Жэньчжи на тот свет.
Бледный и слабый, пахнущий рвотой, он все пытался встать, тянулся за мечом – найти, покарать…
– Это заговор… – шептал он, вцепившись в ворот Шаньюаня. – Они хотели меня отравить… Это заговор…
– Или твое тело не готово для пилюли бессмертия. Тебе ведь говорили не спешить, – Шаньюань попытался уложить его, но не вышло.
– Ты с ними заодно! Ты, злобный дух! Чжунхуа… Чжунхуа еще мал… Я не позволю посадить его на трон, чтобы та женщина правила… Чтобы ты…
Дать бы ему затрещину, но Шаньюань сдержался, отцепил его от себя.
– Ты бредишь, Жэньчжи, – он погладил ослабшую руку. – Я не желаю тебе зла, я твоя родственная душа.
– Тогда убей всех этих проклятых колдунов!
Шаньюань вздохнул.
– Давай-ка поговорим об этом завтра. Тебе нужно прийти в себя.
– Понимаю, – он вдруг улыбнулся. – Я все понимаю. Нет, ты не прав. Что мне нужно, так это их знания. Фокусники и колдуны не нужны мне, достаточно их книжек! А что до тебя…
Он нежно погладил руку Шаньюаня.
– Я нашел способ сделать то, что давно должен был. Ху Шаньюань… Перед лицом смерти я понял, что важно. Я должен наконец… сделать тебя своим перед Небесами.
Его голос затих, веки опустились. Он заснул, так и не выпустив руки Шаньюаня. Бедный, бедный Жэньчжи! Где же тот веселый принц, охотившийся в лесу…
Шаньюань осторожно высвободился и ушел в темницы. Его без возражений пропустили в камеру ведьмы-отравительницы. Она сидела, поджав ноги и глядя в стену: правая половина лица бесстрастна, левая опухла и налилась лиловым, на белой нательной рубашке – бурые пятна крови.
– Начальник стражи сказал, ты будешь говорить только со мной, – он сел на скрипучую, изъеденную жучками койку. – Хочешь что-то передать напоследок Бао Кэцину? Имей в виду, если он был с тобой заодно, я его не пощажу, хоть он и названый брат мне.
Он сам не верил в то, что говорит, и Юн Аньцзин ему не поверила тоже, даже не взглянула.
– Его не беспокоят дела смертных. Расскажи я ему, он, чего доброго, заточил бы меня под горой, надеясь уберечь. Нет, советник Ху, я воспользовалась Кэцином, чтобы он свел нас с тобой. И только.
Шаньюань тайком выдохнул. Хорошо. Так… будет немного проще.
– Так значит, это не недоразумение. Ты и вправду отравила Сына Неба по злому умыслу.
Ведьма усмехнулась здоровым уголком рта.
– На что надеется человек, глотающий ртуть, не обретя золотого ядра внутри? Так жадные свиньи жрут мусор и дохнут.
Шаньюань не успел сдержаться: подлетел к ней в мгновение ока и залепил пощечину. И мысленно отругал себя: не нужно. Эта женщина и так умрет.
– Там была не только ртуть, и ты это знаешь. Его лицо сделалось пунцовым, от рвоты шел запах миндаля… Вытяжка из персиковых косточек?
Кивок.
– И чем же тебе так не угодил император?
Юн Аньцзин наконец повернулась к нему. В глазах ее не было злости, лишь бесконечная усталость.
– Тебе ли, духу, не знать? Земля страдает, советник Ху, а с ней страдает народ. Наводнения и засухи сменяют друг друга, а стоит вырастить что-то, как налетает саранча. Люди голодают, а налоги не уменьшаются.
Шаньюань скрестил руки на груди.
– Да, сейчас трудные времена. И что? Это повод сплотиться, а не устраивать грызню!
Он знал, что она скажет дальше, но не желал сам произносить этого вслух.
– Покойный император скончался внезапно, угас за один день, хотя был еще не стар. Неестественная смерть.
– Тебе хочется в это верить, – пришла очередь Шаньюаня усмехаться. – У старого императора было больное сердце, да и печень его…
– Чжун-ди убил истинного императора и узурпировал трон! – голос Юн Аньцзин сделался громким и звучным, словно она говорила перед толпой учеников, внимавших каждому слову. В глазах зажегся огонь решимости. – Небесный мандат утрачен! Проклятье пало на род Вэй, тень смерти накрыла его!
Каждая шерстинка на теле Шаньюаня встала дыбом, мурашки побежали по спине. Ведьма… безумная тварь… но как она узнала? Все заговорщики мертвы, уж об этом Жэньчжи позаботился первым делом.
– Сколько ни говори «мед», во рту слаще не станет, – он справился с собой, ухмыльнулся, показывая зубы. – Ты погубила себя и родных ради истории, которую сама же придумала. Обманула Кэцина, благороднее которого нет на всем свете. Довольна теперь? Кого же ты хотела видеть на троне, а? Кто действовал твоими руками?
Она рассмеялась вдруг безумным смехом.
– А если я хотела занять трон сама? Всю жизнь я стремилась только к внутренней чистоте, так почему бы не стать беспутной императрицей с гаремом из наложников?
– Бесстыжая девка, – ласково сказал Шаньюань, присев перед ней на корточки. – Я могу спасти твоих родных, только назови правильное имя.
– «Правильное» – это то, которое желает услышать император? Тогда впиши его в мои показания. Я звала тебя, чтоб заключить сделку. Скажу все, что ты захочешь, в обмен на жизнь моего сына. Если откажешься и решишь меня пытать – замолчу навсегда. Я знаю способы. – Юн Аньцзин закрыла глаза, словно отгораживаясь от него. – Но к чему бы мы с тобой ни пришли… Правда в том, что любой император будет лучше фальшивого. Пусть даже страна омоется кровью междоусобиц, очистится огнем пожаров: однажды на выжженной земле вновь вырастут цветы. Говорят, принц Чжунхуа добродетелен и чист сердцем. Это правда?
– Не упоминай его имя! – прорычал Шаньюань. Ему вдруг стало страшно за сяо Хуа. Словно эта проклятая женщина могла как-то навредить ему одним неосторожным словом.
– Не буду, – она тихо вздохнула. – Это больше не важно. Семя убийцы… Этому мальчику не взойти на трон. Пусть я не смогла исполнить волю Небес, они найдут иной путь. Направят иную руку. И уж она не дрогнет.
– Мечтай дальше. Это все, что тебе остается. Мне только непонятно, почему ты не просишь освободить мужа, что же ты за жена такая?
– Я слишком хорошо знаю людей, – она открыла глаза. – Муж не вынесет разлуки со мной и позора – какой он мужчина, после того как не уберег жену? Освободи его, и он вскроет вены у дворцовых ворот, такой уж мой Ишэн. Но сына я еще могу спасти, он дитя и ни в чем не виноват. Советник Ху, вложи в мои уста любое имя, угодное твоему хозяину, скажи, на кого мне показать пальцем. Только убереги Сюэцю.
Шаньюань быстро перебрал в уме имена. Кого Жэньчжи опасается сильнее всех? Кто так же смел, коварен и амбициозен, как он сам в юности? Кто угрожал сяо Хуа?
– Принц Жэньмин. Дядя наследного принца.
– Значит, принц Жэньмин.
– Что мне передать Кэцину?
Юн Аньцзин пожала плечами.
– Я все сказала ему перед отъездом. Реши сам, советник Ху, это и будет твое наказание.
Шаньюань хотел ударить ведьму снова и уйти. Но в конце концов сам растер для нее тушь.
Император Чжун-ди не умер от яда, но Жэньчжи, беззаботный принц, погиб безвозвратно.
Его тень мелькнула перед Шаньюанем лишь однажды. В том заброшенном святилище у реки, где они с Жэньчжи, облачившись в красное, прочитали клятвы из старой книги, обвязав запястья алой лентой.
Это походило на тайный обряд братания, но разве может такое быть между человеком и духом?
Впрочем, Шаньюань не задумывался об этом. Вино и радость кружили ему голову: Жэньчжи поправился и повеселел, больше не заговаривал о наказаниях и карах. Словно небо расчистилось и можно было вздохнуть спокойно. Говорят, побывав на пороге смерти, люди круто меняют свою жизнь, может, и Жэньчжи решил отбросить страхи наконец? Все возможно под Небесами! Отец ошибался, говоря, что выбранный глупым сыном путь никуда не ведет!
– О нас сложат легенды, – улыбнулся Шаньюань, с трудом разлепив книжные страницы. – Хушэнь и император, презрев судьбу, стали родственными душами!
Жэньчжи улыбнулся в ответ.
– Давай же, читай быстрее! Я хочу точно знать, что ты – мой. Давно пора было это сделать! Зачем я только откладывал…
– Сколько бы ты ни тянул, для хушэней время не имеет значения. Я мог бы ждать вечность, ведь я принадлежу тебе.
Но он не знал тогда, насколько. Не знал, пока, дочитав, не почувствовал эту тошноту, не почувствовал, как алая лента впилась в кожу, будто лезвие…
– Что это? – он пересилил страх, потому что Жэньчжи, его родственная душа, выглядел спокойным. – Что это, Жэнь-лан?
– Как же… – ему показалось, что глаза Жэньчжи светятся желтым. – Ты безраздельно мой, и будешь делать все, что я скажу. Ты никогда не поднимешь на меня руку. Никогда не вступишь в заговор против меня.
– Я не…
Слова застряли в горле.
– Никаких «не». Ты больше не имеешь права говорить мне «нет».
Жэньчжи налил ему и себе вина.
– Давай-ка выпьем. А потом отправляйся на пик Баошань и уничтожь гнездо колдунов. Пей.
– Я не хочу, – стиснув зубы, прошипел Шаньюань, но рука сама потянулась к чарке.
– Выпей еще одну. – Жэньчжи… нет, Чжун-ди наблюдал за ним с интересом.
Еще одну. Еще. И еще, пока его не вырвало на рассохшиеся доски. Голова кружилась, его увлекало куда-то во тьму, а он не мог сопротивляться.
– Пожалуйста… Жэньчжи…
– Зови меня Жэнь-лан, – он улыбался. Ему было весело. Весело!