Он вздохнул. Снова и снова все тот же вопрос: был ли я прав, Лун-гэ?
Впрочем, это уже неважно.
Медленно и осторожно, стараясь не задеть набухшие от ядовитого дождя кусты и ветви, они спустились с горы к озеру, туда же, где в прошлый раз стояла изящная прогулочная лодка.
Поворот за скальный выступ, и Сун Цзиюй ахнул: у самой воды мастер Бао и смутно знакомая женщина сражались с огромной двухголовой змеей.
Чешуйчатая тварь кольцами сдавливала барса, а он, как мог, царапал левую ее зубастую морду, пока женщина, вскрикивая от жалящих дождевых капель, охаживала хлыстом правую. Змее же дождь как будто никаких неудобств не доставлял: она шипела, выставляя зеленоватые от яда клыки, пыталась достать противников гибкими языками.
Сун Цзиюй выхватил меч и, взмыв в цингуне, обрушился на змею всем весом. Меньше всего он ожидал, что его отбросит, словно ударил не в плоть, а в камень. Клинок завибрировал и с жалобным звоном раскололся на части. Проклятье!
– Лови! – Ху Мэнцзы швырнул ему свой меч в ножнах и бросился на тварь, на лету превращаясь в тигра. Женщине в зеленом как раз удалось обвить змею хлыстом: та вскинулась, пытаясь освободиться, и тигр, воспользовавшись тем, что хватка ослабла, вцепился в обвисший хвост, потянул, освобождая барса.
Сун Цзиюй выхватил клинок из ножен, и тот запел, будто отзываясь на прикосновение. Знакомый меч, легкий, изящный, с золотистой резной рукоятью. Меч, о котором мечтал принц Чжунхуа, величайшая драгоценность лао Ху. Неизвестно как пробившийся сквозь тучи солнечный луч блеснул жарким золотом на клинке, и сталь на мгновение превратилась в полосу белого света.
Пора!
Сун Цзиюй взвился в воздух, будто смерч, и вонзил лезвие в янтарный змеиный глаз. Клинок вошел глубоко, не встретив сопротивления, словно в горячее масло.
Змея забилась, расшвыривая противников. Вторая голова вновь раскрыла пасть, выдвинув ядовитые клыки, но женщина в зеленом лишь сильнее натянула хлыст, удерживая ее на расстоянии ладони от Сун Цзиюя. Тигр и барс наконец вцепились сообща в хлещущий хвост, прижали его к земле. С омерзительным чавканьем вытащив меч, Сун Цзиюй тут же вонзил его в глаз второй голове, чувствуя, как с каждым мгновением угасает сопротивление…
Змея дернулась в последний раз и обмякла, вывалив языки. Выдохнула, шипя, клуб черного дыма… и с этим последним выдохом прекратился дождь. Женщина в зеленом пнула труп и обернулась к озеру.
– Выходите! – крикнула она.
На берег выбрался как ни в чем не бывало малыш с чубчиком на круглой выбритой головке, а за ним – вереница детишек, кто с таким же чубчиком, кто с заколками, кто в шапочках-амулетах в виде рыб и драконов. Все они были одного возраста и в платьицах того же изумрудного цвета, что у матери, прижались к ней со всех сторон, испуганно глядя на поверженного змея черными глазенками.
– Поблагодарите господ за спасение, – велела им мать и поклонилась Сун Цзиюю. Детишки тоже немедленно бросились на землю, подражая ей.
– Не стоит, не стоит, – Сун Цзиюй сделал движение, чтобы поднять ее из поклона, но прикоснуться не решился. – Никто не ранен? – он бросил взгляд на мастера Бао.
– Ерунда, – барс выплюнул хвост твари. – Главное, что госпожа Цин не пострадала.
Госпожа Цин свернула хлыст и привесила на пояс. Теперь-то Сун Цзиюй ее узнал: это была летучая рыба-фэйюй, что набросилась на него в воде, защищая малышей. Госпожа Цин… Цин Хубо! Та самая, о которой говорил Лун Цяньжэнь. Теперь-то все наконец сошлось.
– Как так вышло? – тигр подошел ближе. – Почему ты сражалась со змеем, Цин Хубо? Разве ты не жена этому речному че… Лун Цяньжэню?
– Это уже не важно, – госпожа Цин укрыла рукавами ближайших детей. – Все встало с ног на голову. Императорские слуги нападают и на нас тоже, придется бежать.
Сун Цзиюй переглянулся с тигром.
– Может быть, госпожа сможет нам помочь выследить речного дракона?
– Нет, – она не колебалась ни мгновения. – Он не пожалел меня, пусть. Но эти твари пытаются сожрать его детей, а ему и дела нет! Все кончено, мы уходим на реку Янцзы!
Сун Цзиюй нахмурился, припоминая в точности, что просил передать Лун Цяньжэнь.
– Боюсь, все не так однозначно, как вы думаете. Ваш супруг, речной дракон, просил передать вам… что он не собирался есть мальков и сказал это в сердцах. А также, что он прикладывает все усилия, чтоб вернуть жемчужину.
– Папа правда не будет нас есть? – малыш высунулся из-под материнского рукава. – Мам, тогда пойдем домой!
– Мы будем хорошо себя вести! – послышалось из-под другого рукава.
– Мы будем присматривать за Жемчужинкой!
– Ура, папка не будет нас есть!
– А ну цыц! – рявкнула Цин Хубо, но лицо у нее было такое, будто она вот-вот заплачет. – Он сам отдал нашу жемчужину мертвому императору! Как он смеет теперь лгать, что прикладывает какие-то там усилия?!
– Мне сложно рассуждать, не зная всей истории, госпожа, – сказал Сун Цзиюй тем же ровным тоном, которым допрашивал обычно взволнованных женщин и слишком эмоциональных евнухов. – Жемчужина – это некий артефакт?
Цин Хубо вздохнула и быстро промокнула глаза выскользнувшим из рукава прозрачным, будто рыбья чешуя, платком.
– Это не вещь. Это наш наследник. Все эти болтливые дети – такие же, как я, летучие рыбы, все они вышли из икринок, но вот драконы рождаются только из драконьих жемчужин. У нас с Лун Цяньжэнем жемчужина появилась лишь однажды… он был так счастлив, что я разрешила ему носить ее во рту, лишь бы не крутился под ногами… зря. Лучше б растворила ее в уксусе!
Сотни изображений дракона с жемчугом во рту и в лапах приобрели вдруг для Сун Цзиюя совершенно иной смысл.
– И вы думаете, что он отдал своего ребенка в заложники?
– Он сам мне об этом сказал!
– Твой муж ведет себя странно, – вклинился тигр. – Страннее обычного. Он пытался подавать нам знаки, можно сказать, навел на разгадку всего этого дела. Указал на убийцу моего чангуя. Мы с Цзиюем думаем, что император подчинил его волю. Вопрос, как?
– Вы сказали, что эта тварь и ей подобные – слуги императора Чжун-ди, – добавил Сун Цзиюй. – Но как он ими управляет? Госпожа Цин, возможно, ваш муж действительно сопротивляется изо всех сил. Мы с лао Ху хотим помочь и ему, и вам. И всем здешним обитателям.
Цин Хубо тяжело вздохнула, провела по лицу ладонью.
– Хотите, значит, чтобы я его нашла и узнала, как он посмел… ладно. Хорошо. Я отыщу кого-нибудь из младших жен, они должны знать. Вечно суют нос не в свое дело, может быть, хоть раз это пригодится. Только… пообещайте мне позаботиться о моих детях.
– Обещаю, моя госпожа, – Сун Цзиюй поклонился.
– Запрыгивайте, малышня, отвезу вас в поместье, – барс встряхнулся и лег, подставляя спину. – Не волнуйся, Цин Хубо, я отвечаю за них жизнью.
Госпожа Цин вздохнула, помедлила немного.
– Слушайтесь мастера Бао, дети. А ты, Бао Сюэ… если со мной что-то случится, выпусти их в реку Янцзы. Если там их никто не съест, значит, вырастут воинами.
– Мама, мама! Не бросай нас! Мы будем тихо сидеть! – запищали детишки, повиснув на ней, но она вырвалась, щелкнула хлыстом в воздухе, и малыши, превратившись в маленьких, похожих на ящерок летучих рыб, брызнули в траву.
– Слушайтесь мастера Бао, я сказала!
Мальки зашуршали прелыми листьями и кое-как взобрались на спину барса, держась когтистыми лапками за густой мех. Самые маленькие и вовсе затерялись в шерсти, двое уцепились за уши, один повис на хвосте.
– Теперь ты их мамочка, – хмыкнул тигр. – Осторожнее, а то они тебя съе…
Барс смерил его тяжелым взглядом, и тот умолк.
– Ты думаешь, я простил и забыл, Ху Шаньюань? – тихо произнес барс.
Сун Цзиюй почел за лучшее оставить этих двоих разбираться самим.
– Я пойду первым, – сказал он. – Прошу, мастер Бао. Возвращайтесь.
Барс лишь глянул в его сторону. И отвел глаза.
В поместье, кажется, стало еще больше народу – или они просто вывалили во дворы, как только закончился дождь. Особенно Сун Цзиюя впечатлил гигантский паук, к которому жались какие-то существа вроде крупных ежей, и паук поднимал то одну, то другую тонкую суставчатую ногу, попискивая от уколов.
Заметив «чангуя Суна», эта толпа вновь устремилась к нему: кто-то с жалобами, кто-то с благодарностями и подарками. Пришлось ему с лисом Лю устроить приемную под старой яблоней и заниматься прошениями. Это было даже хорошо – отвлекало от вынужденного бездействия.
Лисята, где-то наломавшие сучковатых дубин, встали почетным караулом, словно стражники в управе, и, кое-как выстроив бедолаг в очередь, развлекались, стуча дубинами по плитам двора и тявканьем призывая к порядку. Шума от них, правда, было больше, чем пользы.
К концу большого часа Сун Цзиюй почувствовал, что у него голова идет кругом, а очередь и не думала уменьшаться. Положение спас лис Ли, развернувший на нижней террасе кухню, сделавшую бы честь самому большому столичному трактиру. Его лисята застучали в медные котлы и забили в бочки, как в барабаны, созывая весь честной народ обедать. Мгновение – и в «управе» даже болотных огоньков не осталось.
– Страх смерти помирил даже тех, кто всегда друг друга недолюбливал, – лао Ху появился из круглой арки. – Я… как хушэнь должен разрешать все их споры и тяжбы. Но давно махнул рукой, только пил и жалел себя.
– И затаскивал в свое логово незнакомцев? – сурово спросил Сун Цзиюй, даже не заметив, что так и продолжает говорить своим «деловым» голосом.
Лао Ху поклонился.
– Ничтожный отвечает магистрату Суну. Разумеется, я затаскивал в свое логово незнакомцев. И на всех, кроме господина магистрата, мое обаяние действовало.
– Поэтому тебе и интересно со мной, – Сун Цзиюй потянулся. Даже после тяжелой работы ему отчего-то было легко и свободно сидеть в этом старом дворе, отвечая на самые странные вопросы вроде: «Сколько свежих слизней вам нужно, чтобы вы выделили мне отдельные покои?!» – Мастер Бао…