– Придет, – лао Ху печально вздохнул. – Здесь самое безопасное место для детей. Только поэтому он согласился…
– Не только поэтому, – Сун Цзиюй встал из-за стола и взял лао Ху за руку. – Я уверен. А Хэ Лань? Он здесь – или все же ушел?
Лао Ху потянул носом.
– Он здесь. Меня бы предал, но тебя не предаст. Идем-ка со мной, спрячу пока тебя в своих комнатах, а то эти просители тебя со свету сживут.
Сун Цзиюй не видел смысла отказываться. К тому же лао Ху выглядел усталым, словно короткая битва вытянула из него все силы. Плохо.
В спальне он помог лао Ху снять верхний халат, подал умыться.
– Мне не понравилось сражаться с этой змеей, – заявил лао Ху, плеща на лицо холодной водой. – Будь я силен как раньше, прокусил бы ее шкуру! Но… Зато мы выяснили, что ты прекрасен с этим мечом, словно разящая молния. Нужно было отдать его тебе сразу.
Сун Цзиюй только сейчас заметил, что меч все это время висел у него на поясе, словно там ему и место.
Он отцепил ножны и поднял клинок к свету, осматривая. Такая богатая отделка и чистая сталь – словно лунный луч заковали в железо.
– Какова история этого меча, лао Ху? – осторожно спросил он.
– Гуансянь, «Сверкающий луч»… Клинок первого императора династии Вэй Цзимина. Я не знал его, но мой отец говорил, что он был хорошим человеком. – Ху Мэнцзы сел на кровать, прикрыл глаза. – Не хотел становиться императором… Не хотел ни с кем воевать… Но сделал все, что было нужно, чтоб сохранить страну. И с демонами сражался тоже.
Сун Цзиюй осторожно положил меч на подставку.
– Это истинная драгоценность, лао Ху. В бою он – словно продолжение руки.
Зайдя за ширму, он тоже сбросил всю испоганенную об змея одежду и принялся умываться. Сейчас бы в купальню, но лисы и так с ног сбились с этим нашествием…
– Я… – тень Ху Мэнцзы скользнула по ширме. – Всегда думал, что в тебе кровь Жэньчжи, раз ты его потомок. Но правильней говорить, что в тебе кровь Вэй Цзимина. Потому Гуансянь так хорошо ложится в твою руку.
– Да уж, мне и самому приятнее зваться потомком достойного правителя, – Сун Цзиюй фыркнул. Он накинул рубаху и вышел из-за ширмы. Наконец-то чувства улеглись и пришли нужные слова. – Я был в твоем сне, лао Ху. Я видел твое прошлое… Сын Неба может быть превыше всего… но не выше морали. Я презираю его за то, что он совершил.
Ху Мэнцзы замер, рама ширмы затрещала в его хватке.
– Говоришь со мной так ласково… Ха… Значит, я был настолько жалок? – он улыбнулся, но получился оскал. – Вот что тебя привлекает… Несчастные животные! Но я не меньше него достоин презрения.
– Ты считаешь себя несчастным животным? – Сун Цзиюй склонил голову набок. – Не знаю, что ты думаешь сам о себе, лао Ху, но я увидел человека… духа, волею судьбы попавшего в ловушку, расставленную человеческой жадностью и жестокостью. Нет стыда в том, чтобы обманываться в любимых.
Ху Мэнцзы обернулся к нему. Лицо его немного просветлело – неужели понял?
– Я считал себя чудовищем, недостойным сочувствия. И помню, как ты смотрел на меня во время той… аудиенции, – он приблизился, легонько сжал плечи Сун Цзиюя. – Ты поверишь мне, если я скажу, что из всех, кого убил, желал смерти лишь одному человеку?
– Поверю. Я знаю тебя, – Сун Цзиюй вздохнул. Некстати пришла мысль, что его долг – отомстить Ху Мэнцзы за убийство, чтобы духи предков освободились, но…
«Вот такой я непочтительный внук, – горько усмехнулся он про себя. – Не хочу больше идти против того, кого… того, кто дорог».
Он взял лицо Ху Мэнцзы в ладони, прижался лбом ко лбу.
Лао Ху немедленно обнял его, сжал покрепче.
– А-Юй… – прошептал он. – Поделись со мной силой…
– Как?
– Двойным… самосовершенствованием. Так это называют даосы?
– Парным, – Сун Цзиюй похлопал его по спине. – Но я не даос… Мне позвать мастера Бао?
– Только не говори, что хочешь смотреть, а не участвовать… – промурлыкал Ху Мэнцзы, поглядывая на него блестящими смеющимися глазами.
– Вы оба такие лентяи, это было бы ужасно скучно, наблюдать, – возразил он и отошел, сел на пол, скрестив ноги. – Ну? Что нужно делать?
Лао Ху сел напротив.
– А я-то надеялся, что ты придумаешь способ поинтереснее. Но раз мы притворяемся приличными господами… повторяй за мной.
Его жесты были несложными, напоминали Сун Цзиюю упражнения из у-шу, но воздух будто загудел вокруг, и, когда их ладони соприкоснулись, он едва не застонал: кожа к коже, сердце к сердцу. Никаких преград… И сразу же – словно в горячую ванну нырнул, почувствовав прикосновение к пульсирующему сгустку энергии в даньтяне…
Вот же их руки, соединены, вот их тела друг напротив друга, вполне материальные. Так как же он может быть одновременно… внутри?
Лао Ху усмехнулся.
– Я еще ничего не делаю. Просто соединяю наши потоки ци… Что это с тобой?
– Не знаю… Я могу это вынести, но… слишком приятно…
Словно лао Ху взял в кулак его меридианы и ведет вдоль позвоночника вверх, до самого горла…
– Мы с тобой одно целое, А-Юй. Но можем и разделиться, если тебе так уж невыносимо. Что, не можешь ответить? – Лао Ху приподнял бровь. – Ну ничего, господин позаботится о тебе.
И опять это ощущение – упругие теплые волны поднимаются вокруг, подталкивают его, проникают внутрь, наполняя меридианы…
Сун Цзиюй выдохнул… и едва не провалился сквозь пол. Лао Ху удержал его за запястья, смеясь.
– Не можешь себя сдерживать, маленький призрак! Как же я хорош!
– Полосатый хвастун, – Сун Цзиюй притворно нахмурился. – Хватит дразнить меня!
Глаза Ху Мэнцзы блеснули золотом.
– Хочешь, значит, чтоб я стал серьезен…
Он вновь сделал пасс руками, и Сун Цзиюй почувствовал, как что-то проникает в него: не плоть, нечто иное. Чужая сущность…
Все вокруг исчезло: смятая постель, поместье, стены и потолки – так ярко сияло солнце. В нос ударил запах влажной росной травы, сосновых игл, нагретых солнечным жаром, и Сун Цзиюй понял, что аромат исходит от лао Ху, становится все сильнее.
«Я – это он, а он – это я. Я – эти горы, эти воды, этот золотой поток ци…»
Что-то пощекотало руку – хмель, вившийся по стенам, теперь обхватил запястья, щиколотки…
Он закрыл глаза, отдаваясь могучему течению жизни. Кажется, с его губ срывались стоны, кажется, он все звал: Шаньюань, Шаньюань… Будто потоки ветра подхватили его и, подбрасывая играючи, поднимают на пик, к Яшмовому порогу. Еще немного, глупый чангуй, и этим силам надоест играть с тобой. Еще немного, и рухнешь вниз…
Наплевать. Ведь Шаньюань рухнет с ним.
Восходящий поток вновь подбросил его, закрутил… От сладкого страха замерло сердце. Все как во сне – падать, зная, что не разобьешься.
Упругие волны обволокли нижний даньтянь, сдавливая, подталкивая, проникая еще глубже, туда, где не было ничего, кроме чистой ци…
Должно быть, он потерял сознание от этого немыслимого ощущения – или просто на мгновение стал всем и ничем, но когда он очнулся, все вернулось на свои места: спальня, затянутая ожившей сочной зеленью, сладкая истома в теле, а рядом – лао Ху. Сун Цзиюй попытался встать, но не смог, как пьяный, тихо засмеялся от счастья.
Лао Ху потянулся, довольный.
– Вот теперь… Считай, что твой господин вернулся! У нас с тобой теперь силы поровну. Впрочем, нет, у меня побольше.
– А тебе нравится звать себя моим господином, а? – Сун Цзиюй слегка дернул его за прядь. – Что дает тебе это чувство мнимого превосходства?
– Ты гордый и непокорный, сильный, красивый, – лао Ху склонился к Сун Цзиюю, любуясь. – Хладнокровный магистрат, яростный воин. Быть твоим господином – честь.
Сун Цзиюй похлопал его по щеке.
– Ты хороший господин, лао Ху. Помни об этом.
Тот смущенно фыркнул и отвернулся.
– Лисы никогда не жаловались. А-Юй…
– Что? – Сун Цзиюй заставил его поглядеть на себя.
– Почему мы должны расстаться, едва встретившись?! – лао Ху болезненно нахмурился.
Вздохнув, Сун Цзиюй погладил его по голове. Большой кот, а задает детские вопросы.
– Значит, нам уготовано встретиться в следующем перерождении, лао Ху. Не грусти.
Лао Ху горько усмехнулся.
– Теперь мне понятен замысел Небес. Не Хэ Лань мое наказание, а ты. Чжицзи.
Чжицзи. Родственная душа. Тот, кто знает тебя лучше всех, знает по-настоящему… Жар прокатился по венам Сун Цзиюя от этого слова. Когда они с Лун-гэ обменивались им, оно звучало приятно и возвышенно, согревало душу. Не больше. Только теперь он понял…
– Жаль, что ты так думаешь. Я-то считаю, что ты – моя награда. Хоть и получил я ее после смерти… Но вдруг нам удастся встретиться в следующем перерождении? Как думаешь, кем мы будем? Травинками на одной поляне? Серыми журавлями? Камушками у дороги? У тебя ведь есть душа, лао Ху? – он вдруг испугался. Что, если дух места – не в колесе перерождений?
– Есть, и переродиться я могу. Но… я слышал, что сказал посланник смерти, – Ху Мэнцзы печально улыбнулся. – Ты станешь бодхисаттвой. Так кем же я смогу быть рядом с тобой? Твоей собакой разве что. И то это слишком большая награда. Нет, лучше не думать о том, что будет.
– Как скажешь, лао Ху. Хотя я тоже был бы тебе неплохим господином, – Сун Цзиюй улыбнулся. – Я люблю и кошек, и собак.
Лао Ху не ответил, лишь обнял его крепче: то ли заснул, то ли задумался о своем. Поднялась и заглянула в окно луна – почти круглая, с тоненькой линией недостающего края.
Завтра полнолуние. Успеют ли они остановить мертвого императора? Спасти город, защитить лес?
«Я не знаю, – устало подумал Сун Цзиюй, прерывая поток собственных мыслей. – Я просто буду работать. Делать то, что должен. Как всегда».
«И куда же тебя привела твоя усердная работа, господин мертвый магистрат?» – спросил насмешливый внутренний голос, похожий на голос Лун-гэ.
Сун Цзиюй бросил долгий взгляд на лао Ху.
«Домой. Она привела меня домой».
Глава 25
За ночь лес совсем облысел: дождь сшиб все листья и теперь неутомимо вбивал в грязь то, что ветер не снес в ручей, бегущий сквозь помест