"Аслан ""
Капитан Горбатов, начальник оперчасти ИТУ4563\...
трижды перечитал пространный рапорт осведомителя с псевдонимом "Аслан". Это донесение, написанное круглым, похожим на детский, почерком на трех листах в клеточку из школьной тетради, было последним документом в деле заключенного Александра Александровича Монахова.
"Парень оттрубил уже одиннадцать лет, - размышлял Горбатов, задумчиво перелистывая материалы дела. - Преступная халатность... Измена родине... Так-так. Поглощение меньшего срока большим.
Три петра на шее - полная катушка, следовательно, остается ему еще четыре года. Конец столетия, стало быть, должен отмечать на зоне... Должен бы".
За что конкретно Монахов был осужден на пятнадцать лет (из них пять лет тюремного режима), в деле не сообщалось - имелась ссылка на другой документ, проходящий по учету с грифом "Совершенно секретно". С 1991 года Монахов направил в различные инстанции свыше двадцати писем с требованиями пересмотра приговора. Никто из адресатов - от Генерального прокурора и Председателя Верховного суда до депутатов различных уровней и даже телевизионных ведущих - никак не отреагировал на мольбы несчастного зека. В этом молчании для капитана Горбатова не было ничего удивительного прегрешения Монахова перед советским государством были столь велики, что он удостоился чести попасть в "перечень I", то есть писать жалобы он мог куда угодно, хоть в "Вашингтон пост" или прямо в ООН - бумаги эти аккуратно подшивались в дело, им присваивались соответствующие номера, но за ворота зоны они, конечно, не выходили - глас вопиющего бесследно затихал в лесной пустыне Удмуртии.
Удивление, напротив, вызывал тот факт, что Монахов протянул в зоне целых одиннадцать лет - попавшим в "перечень" такое удавалось не часто. Несчастный случай на производстве, свирепствующий в лагерях туберкулез, заточка в воровской руке - да мало ли по какой причине может оборваться тоненький волосок, на котором подвешена жизнь давно исчезнувшего для цивилизованного мира человека?
Как бы там ни было, но Александр Монахов оказался существом живучим, а вот теперь даже самоубийством ему покончить не удастся, во всяком случае, здесь не удастся, в зоне.
Горбатов вызвал прапорщика-контролера:
- Монахова из третьего ко мне! Быстро!
Прапорщик взглянул недоуменно:
- Так ведь отбой уже два часа как...
- Исполнять! - Капитан хлопнул ладонью по столу. - Распустились, мать вашу...
- Слушаюсь! - Прапорщик мухой вылетел из кабинета.
Минут через двадцать доставили заспанного Монахова. Горбатов с любопытством рассматривал худое лицо со впалыми щеками, казавшееся серым и каким-то бескровным то ли от проступившей щетины, то ли от недоедания кормили в последнее время в лагере действительно плохо, капуста да перловка, изредка рыба.
- Присаживайтесь. - Капитан кивнул на ободранный стул.
Монахов сел. Руки он положил на колени и смотрел прямо перед собой тусклыми усталыми глазами. Кожа на руках была специфического красновато-коричневого оттенка - кирпичный заводик с допотопными печами был основным предприятием ИТК.
Горбатов еще несколько минут пошелестел материалами дела, искоса поглядывая на зека. Тот сидел не меняя позы, как будто окаменел. Лицо его выражало полнейшее равнодушие.
- Гражданин Монахов Александр Александрович! - сказал наконец капитан, постаравшись придать своему голосу торжественность. - Мне поручено сообщить вам, что решением Верховного Суда Российской федерации вы подлежите условно-досрочному освобождению...
Тут капитан прервал свою речь и поспешил плеснуть в стакан воды из мутного, с трещиной, графина - Монахов, хватая широко раскрытым ртом воздух, медленно сползал со стула на пол.
- Э, э! Черт! Ну-ка, сюда давай, доходяга, сюда... - Капитан подхватил легкое тело заключенного и оттащил к дивану. - Окочуришься здесь, хорош я буду...
Горбатов влил в зека стакан воды, быстро перерыл ящики стола, нашел старую. Бог знает с какого времени завалявшуюся упаковку валидола, почти насильно впихнул крошащуюся таблетку в рот Монахова. Тот несколько раз вздохнул, протяжно, даже со свистом, потом хрумкнул таблеткой, сглотнул и замер, скрючившись на диване, прижав к сердцу ладонь.
- Эк тебя... - посочувствовал капитан и сам хлебнул теплой застоявшейся воды прямо из графина. - Кони двинуть на радостях решил? Ну что, отпустило чуток?
Монахов вздрогнул, поднял посеревшее лицо. Капитан отвел взгляд - из блестящих немигающих глаз заключенного текли слезы.
- Я хотел... - глухо произнес Монахов и мучительно закашлялся. Кашель был сухой, резкий, с каким-то лающим оттенком. - Сегодня хотел, на рассвете...
- Знаю! - перебил его капитан. - Доложили. Потому и вызвал. Чтобы не поторопился.
- Почему? - Заключенный дрожащей рукой указал на документы на столе. Как? Когда?
- Да мы сами ни черта не поймем! - развел руками Горбатов. - Пакет фельдпочта вечером из города доставила. А утром самолет рейсовый будет. Два сопровождающих. Старший - майор Ямпольский Виктор Викторович. Знаком?
Монахов отрицательно покачал головой.
- Куда меня?
- Не знаю. У меня приказ - передать вас майору Ямпольскому. Утром. А до утра оформить на вас документы согласно постановлению об условно-досрочном освобождении. Может, в Сочи повезут, а может - в Магадан, здоровье, хе-хе, поправить...
Шутка вышла неудачная, Монахов опять дернулся, спрятал лицо в ладони.
- Ну ладно! - В грубоватом голосе Горбатова снова мелькнула сочувственная нотка. - Ночевать здесь будешь. Прямо здесь, понял? Ты мне к утру живой нужен, без повреждений. Сейчас распоряжусь, пожрать принесут. Подкормим тебя на дорожку. Водочки, пожалуй, можно... Любишь водочку, а, Монахов?
Заключенный с силой провел ладонями по лицу и устремил на капитана взгляд странно заблестевших глаз.
- Слушай, капитан! - полушепотом сказал зека и оглянулся на запертую дверь. - Я не знаю, кто и почему меня выдергивает отсюда, я не знаю, что со мной будет через несколько часов, и поэтому я хочу тебе кое-что рассказать. Надо, чтобы хоть одна живая душа знала... Надо!
"Да он спятил! - в ужасе подумал Горбатов. - Ну точно, он псих! Прав Аслан, прав! Что делать-то, а?
Может, напоить его? С голодухи-то спирт сразу с катушек собьет. А утром - с рук долой!"
- Хорошо, хорошо! - сказал капитан. - Сейчас похаваешь, выпьешь чуток, отдохнешь и расскажешь... Отдохнуть тебе не мешает, верно. Монахов?
Заключенный откинулся на спинку дивана, скрестил руки на груди, прикрыл глаза.
- Я не Монахов, - спокойно сказал он. - "Александр Александрович Монахов" - это мой агентурный псевдоним. Моя фамилия - Чернецов. Марат Георгиевич Чернецов. С 1977 по 1986 год я был сотрудником второго главного управления КГБ СССР, капитан контрразведки...
... - Благодарю! - Виктор Ямпольский, расписавшись за документы, энергично пожал руку Горбатова. - Ну, нам пора в дорогу!
- Может быть, все же позавтракаете? - предложил подполковник Пилипенко, начальник ИТУ.
- Увы, времени совсем нет! К часу в Ижевск надо поспеть обязательно.
- Московский рейс? - спросил Горбатов.
- Московский, - кивнул Ямпольский. - И в Москве уже... заждались.
- Ну что же! Не смеем задерживать. Привет столице - не забывает о нас, грешных!
- Я передам - вы сработали быстро и четко! - правильно среагировал на угодливую интонацию подполковника Ямпольский...
... - Что такое свобода? - неожиданно спросил Пилипенко Горбатова, глядя вслед "уазику", выкатывающемуся за ворота зоны.
- Осознанная необходимость, - механически ответил капитан, твердо усвоивший в свое время курс диалектического материализма.
- Кем осознанная? - спросил Пилипенко.
- А черт его знает! - вздохнул капитан и философски добавил: - Меньше знаешь - крепче спишь!
- Это точно! - согласился Пилипенко. - Ну пойдем, пожуем трошки.
Из-за угла барака показался шнырь с метлой. При виде начальства он замахал инструментом с таким усердием, что пыль столбом поднялась над дорожкой. Проходя мимо зека, Горбатов не удержался и угостил шныря сильным пинком в задницу.
- Тюльку гонишь, гниль! - бросил капитан. - С душой работать надо, с душой! Распустились, мать вашу...
...Рейс "Ижевск-Москва" благополучно приземлился в Домодедово в два часа ночи. Марина Волконская встретила Чернецова и Ямпольского у зоны выдачи багажа и сразу повела на парковку, где рядом с ее "саабом" стоял белоснежный "мерседес-500" с затемненными стеклами.
- Вам сюда! - сказала Марина, распахивая перед Чернецовым дверцу лимузина.
Чернецов молча пожал Ямпольскому руку и сел в машину. Марина, придерживая дверь, заглянула в салон.
- Надеюсь, все условия контракта выполнены? - спросила она.
- Да! - последовал короткий ответ из машины.
- Оставшуюся часть суммы вы должны перечислить не позднее среды! сочла возможным напомнить Волконская.
- Получите завтра. Наличными. Вы хорошо поработали, благодарю.
- Надеюсь, я еще буду иметь удовольствие работать с вами, - заметила Марина потеплевшим голосом.
- Весьма вероятно.
Дверца "мерседеса" захлопнулась, мягко, почти бесшумно заработал мощный дизель.
- А нам, Витя, сюда! - Марина подмигнула Ямпольскому и открыла дверь своей машины.
- Ну что, Марина, теперь мы в расчете? - спросил Ямпольский, с удовольствием устраиваясь в удобном кресле, обшитом светло-серой, теплой на ощупь, кожей.
- Вполне! - кивнула Волконская, запуская двигатель.
- Старик-то много порогов в департаменте обил! - напомнил майор. Целых два месяца упражнялся!
- Кассета больше стоит.
- Ой ли? Небось кругленькую сумму седок из "мерса" отвалил?
- Хочешь узнать - сколько? Переходи ко мне! А что? Люди нужны. Толковые. Двадцать пять в год для начала положу, а?
- Заманчиво, конечно... - протянул Ямпольский. - Да жаль бросать-то! Закончим это дело, тогда поговорим. Если не передумаешь, конечно.