Сеиварден вздрогнула, откинулась и схватила Стриган за запястье с явным намерением его сломать. Но Сеиварден уже не та, какой была когда-то. Разгульный образ жизни и, как я подозревала, недостаточное питание сделали свое дело. Оставив руку в тисках ее хватки, Стриган другой рукой выхватила из своих пальцев белый ярлычок и прилепила на лоб Сеиварден.
— Мне не жаль тебя, — произнесла она на радчааи. — Просто я врач. — (Сеиварден смотрела на нее с необъяснимым ужасом.) — Отпусти меня.
— Отпусти ее, Сеиварден, и ляг, — резко сказала я. Она еще две секунды таращилась на Стриган, а затем сделала, как ей велели.
— Я не буду его лечить, — сказала мне Стриган, когда дыхание Сеиварден замедлилось и мышцы обмякли. — Это просто первая помощь. И я не хочу, чтобы он впал в панику и расколотил мои вещи.
— Я иду спать, — ответила я. — Мы можем продолжить разговор утром.
— Уже утро. — Но она больше не спорила.
Она не настолько глупа, чтобы обыскивать меня во сне. Она понимает, как это опасно.
И она не застрелит меня, пока я сплю, хотя это простой и действенный способ избавиться от меня. Во сне я была бы легкой мишенью для пули, если бы не развернула свою броню сейчас и не оставила ее в таком положении.
Но в этом не было необходимости. Стриган не станет в меня стрелять, по крайней мере пока не получит ответы на множество своих вопросов. Даже после этого не станет. Я — слишком хорошая загадка.
Когда я проснулась, Стриган не было в главной комнате, но дверь в ее спальню была закрыта, и я предположила, что она либо спит, либо пожелала уединиться. Сеиварден бодрствовала, уставившись на меня, ерзая, потирая руки и плечи. Неделей раньше мне приходилось силой удерживать ее, чтобы она не расцарапала себя до крови. Ей стало гораздо лучше.
Коробка с деньгами лежала там, где ее оставила Стриган. Я проверила (осталась нетронутой) и убрала ее, а потом защелкнула рюкзак, размышляя о том, что делать дальше.
— Гражданин, — сказала я Сеиварден, отрывисто и властно. — Завтрак.
— Что? — Она так удивилась, что на мгновение перестала шевелиться.
Я приподняла уголок губы, самую малость.
— Попросить доктора проверить твой слух? — Струнный инструмент лежал рядом со мной, там, где я положила его вечером накануне. Я взяла его и прикоснулась к пятой струне. — Завтрак.
— Я не слуга тебе, — возразила она. С возмущением.
Моя презрительная усмешка стала чуть-чуть шире.
— А кто ты?
Она замерла, лицо исказилось от гнева, а затем стало ясно, что она судорожно ищет ответ. Но этот вопрос оказался очень трудным для нее. Ее уверенность в собственном превосходстве, очевидно, получила слишком серьезный удар, чтобы разобраться с этим прямо сейчас. Казалось, она не в состоянии найти ответ.
Я склонилась над инструментом и стала подбирать мелодию. Я ожидала, что она так и будет сидеть на месте, насупившись, пока голод не заставит ее приготовить еду себе. Или может быть, с большой задержкой найдет что мне ответить. Я почти надеялась, что она на меня замахнется, чтобы ответить ей, но, возможно, она все еще была под воздействием того, что Стриган дала ей прошлой ночью, пусть и незначительным.
Дверь спальни Стриган отворилась, и она вошла в главную комнату, остановилась, сложив на груди руки, и приподняла бровь. Сеиварден не обращала на нее внимания. Никто из нас не произнес ни слова, и через пять секунд Стриган повернулась и пошла в кухню, где открыла шкаф.
Он был пуст. О чем я знала еще накануне вечером.
— Ты меня подчистила, Брэк из Джерентэйта, — сказала Стриган без всякого возмущения. Словно это показалось ей почти забавным. Голод нам практически не грозил: здесь даже летом снаружи будто в хорошем холодильнике и в неотапливаемом хранилище полным-полно еды. Нужно было лишь принести что-нибудь и разморозить.
— Сеиварден. — Я говорила небрежно-высокомерным тоном, который слышала от самой Сеиварден в далеком прошлом. — Принеси еды из хранилища.
Она застыла, а затем, пораженная, прищурилась.
— Да кого ты, блин, из себя корчишь?
— Следи за своей речью, гражданин, — осадила ее я. — Могу задать тебе тот же вопрос.
— Ты… ты невежественное ничтожество! — Вспышка ярости едва не заставила ее вновь разрыдаться. — Ты думаешь, что лучше меня? Да тебя едва ли можно считать человеком. — Она сказала это не потому, что я — вспомогательный компонент. Я совершенно уверена, что она еще не поняла. Она сказала это потому, что я не радчааи, и еще потому, что некоторые мои имплантаты, общепринятые кое-где за пределами пространства Радча, в глазах радчааи ставили под сомнение мою принадлежность к людям. — Меня не воспитывали как твоего слугу.
Я могу двигаться очень, очень быстро. Моя рука пролетела половину расстояния, прежде чем я осознала свое намерение тронуться с места. Ничтожная доля секунды, когда я, возможно, могла сдержаться, миновала, и мой кулак врезался в лицо Сеиварден слишком быстро, чтобы на нем успело отразиться удивление.
Она упала спиной на свою постель и лежала без движения, из носа хлынула кровь.
— Он мертв? — спросила Стриган с умеренным любопытством, все еще стоя на кухне.
Я сделала неопределенный жест.
— Ты доктор.
Она подошла к лежащей без сознания, истекающей кровью Сеиварден. Посмотрела на нее.
— Не мертв, — объявила она. — Но мне бы хотелось убедиться, что сотрясение не обернется чем-нибудь похуже.
Я смиренно пожала плечами.
— Как пожелает Амаат, — сказала я, надела куртку и вышла из дома, чтобы принести еды.
ГЛАВА 6
На Шиз’урне, в Орсе, Семь Исса «Справедливости Энте», которая сопровождала лейтенанта Скаайат к Джен Шиннан, сидела со мной на нижнем уровне дома. Помимо указания принадлежности к подразделению у нее есть имя — но я им никогда не пользовалась, хотя и знала его. Даже лейтенант Скаайат обращалась к отдельным людям-солдатам, находящимся под ее командованием, просто «Семь Исса». Или по индивидуальным номерам.
Я вынесла доску и шашки, и мы сыграли молча две партии.
— Неужели ты не позволишь мне выиграть один-два раза? — спросила она, когда вторая партия закончилась. Прежде чем я успела ответить, с верхнего этажа донесся глухой стук, и она усмехнулась. — Похоже, чопорный лейтенант может в конце концов расслабиться! — Она бросила на меня взгляд, призывая улыбнуться шутке, разделить ее изумление контрастом между обычным для Оун тщательным соблюдением установленных норм и правил и тем, что, очевидно, происходило наверху между ней и лейтенантом Скаайат. Но не успела Семь Исса договорить, как ее улыбка увяла. — Извини. Я ничего такого не имела в виду, просто мы…
— Я знаю, — сказала я. — Я не обиделась.
Семь Исса нахмурилась и нерешительно махнула левой рукой в перчатке, пальцы которой по-прежнему неловко сжимали полдюжины шашек.
— У кораблей есть чувства.
— Да, конечно. — Без чувств попытка принять мелкое решение приводила к мучительному сравнению бесконечной совокупности незначительных вещей. Гораздо легче справляться с ними, чувствуя. — Но я не обиделась.
Семь Исса опустила взгляд на доску и сбросила шашки, которые держала, в одно из ее углублений. Посмотрев на них немного, она подняла глаза.
— Ходят слухи. О кораблях и людях, которые им нравятся. И я бы поклялась, что твое лицо никогда не меняется, но…
Я привела в действие мимические мышцы и улыбнулась, это выражение лица я видела много раз.
Семь Исса вздрогнула.
— Не делай так! — сказала она с негодованием, но тихо, чтобы нас не услышали лейтенанты.
Дело не в том, что я изобразила улыбку неверно, — я знала, что это не так. Дело во внезапной перемене от обычного для меня отсутствия выражения к чему-то человеческому, что тревожило некоторых из Семь Исса. Я сбросила улыбку.
— Буфера Аатр! — выругалась Семь Исса. — Когда ты так делаешь, ты словно одержимая или что-то такое. — Она покачала головой, зачерпнула шашки и стала расставлять их на доске. — Ладно, раз не хочешь об этом говорить. Еще одну партию.
Близилась ночь. Разговоры соседей становились все более ленивыми и бесцельными и наконец совсем стихли — люди брали спящих детей и отправлялись спать.
Дэнз Ай прибыла за четыре часа до рассвета, и я безмолвно шагнула в ее лодку. Ни она, ни ее дочь, сидевшая на корме, никак не отреагировали на мое появление. Медленно, почти бесшумно мы заскользили прочь от дома.
Ночная служба в храме продолжалась, молитвы жрецов разносились по площади прерывистым умиротворяющим шепотом. Улицы верхнего и нижнего города были безмолвны (не считая звуков моих шагов и плеска воды) и темны — только звезды блистали наверху, мерцали бакены на краю запретных зон, да светился храм Иккт. Семь Исса, которая сопровождала нас назад, к дому лейтенанта Оун, спала на ложе на первом этаже.
Лейтенант Оун и лейтенант Скаайат лежали вместе на верхнем этаже, неподвижно и на грани сна.
На воде никого, кроме нас, не было. На дне лодки я увидела канат, сети, дыхательные трубки и круглую корзину с крышкой, привязанную к якорю. Заметив, что я смотрю на корзину, дочь с напускным безразличием затолкнула ее ногой под свое сиденье. Я стала глядеть в сторону на мерцающие бакены, и ничего не сказала. Байка о том, что они могут скрывать или изменять информацию, идущую от следящих систем, была полезной, даже если никто в нее по-настоящему не верил.
Сразу за бакенами дочь Дэнз Ай вставила в рот трубку и скользнула за борт с канатом в руке. Это озеро не очень глубокое, особенно в это время года. Через несколько мгновений она вынырнула и взобралась на борт, и мы вытянули ящик наверх — это было довольно легко, пока он не достиг поверхности, но нам втроем удалось втащить его в лодку, зачерпнув не слишком много воды.
Я стерла грязь с крышки. Ящик оказался радчаайского производства, но это само по себе не внушало особой тревоги. Отыскав задвижку, я с треском открыла крышку.
Винтовки внутри — длинные, лоснящиеся и смертоносные — были того типа, который находился на вооружении у танмайндских войск до аннексии. Я знала, что на каждой должна быть маркировка и все конфискованное нами оружие должно быть учтено и описано, так что я могла справиться в реестре и довольно быстро определить, было это оружие у нас в руках или мы его упустили.