Убийство Распутина некоторыми интерпретировалось в эсхатологическом ключе как предзнаменование скорой гибели России. Опять вспоминали Папюса — якобы в 1915 г. он написал императрице письмо, заканчивавшееся словами: «С каббалистической точки зрения, Распутин подобен сосуду в ящике Пандоры, содержащему в себе все пороки, преступления и грязные вожделения русского народа. В том случае, если этот сосуд разобьется, мы сразу же увидим, как его ужасное содержимое разольется по всей России»[1414].
Иррационализация сознания горожан нашла неожиданное выражение в политической риторике, которая с 1916 г. стала наполняться соответствующей терминологией. Вероятно, отчаявшись объяснить происходящее в стране рационально, обыватели приступили к поиску мистических улик. Так, устав от «министерской чехарды», они в частных письмах друг другу называли правительство «спиритическим», причем в это слово вкладывалось одновременно несколько значений: министерство, состоявшее из духов, и министерство, занимавшееся спиритическими, а не правительственными делами. Примером употребления словосочетания «спиритическое министерство» в первом значении служит письмо за подписью «Лида», отправленное из столицы 13 января 1917 г.: «Все наши ожидания так и остались ожиданиями, что вполне соответствует русской действительности. Быть может теперешнее объединенное спиритическое министерство удивит мир своими решениями, продиктованными посторонними силами, но и не думаю. Ведь подобное стремится к подобному, следовательно и духи должны быть равного качества. Вот уж тогда в пору петь „уж не жду от верха ничего я“»[1415]. В последней строчке перефразированы слова из известного в начале ХX в. романса на стихотворение М. Ю. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу»:
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Оба значения словосочетания «спиритическое министерство» вытекали из представлений российских подданных о министрах как временных ставленниках Г. Распутина и министрах, не способных самостоятельно действовать. Так, петербуржец характеризовал нового министра просвещения, доктора медицины Н. К. Кульчицкого, попадавшего по следующему описанию под понятие «духа»: «Про Кульчицкого одна особа, хорошо его знающая, рассказывала, что он круглый дурак и ничтожество (будто бы в Казани его звали „пареной репой“). Кассо выдвинул его как подставное лицо, чтобы спихнуть кого-то и сдать Кульчицкого потом в Совет министерства. Назначение объясняется тем, что К. был в фаворе у Р-на (Распутина. — В. А.)»[1416]. В другом письме Кульчицкого прямо называли спиритуалистом и даже связывали его с сектантским кружком Д. С. Мережковского: «Новый министр спирит; в свое время привлекался к суду по делу 193 (революционная пропаганда), но затем покаялся; должен был подвергнуться суду по делу Мережковского, но по милости министра Кассо был спасен переводом на должность попечителя Петроградского учебного округа, изгнание его с которой было первым делом Игнатьева»[1417]. Любопытно, что в английском языке слово «spirit» имеет еще одно значение, весьма актуальное для городских слоев эпохи сухого закона, — алкоголь. В народе был распространен образ царя-пьяницы и такого же правительства.
Некоторые современники предсказывали, что накануне революции Россию захлестнет нашествие массы юродивых, сопоставляя современность с событиями Смуты XVII в.: «Да, у нас даже не будет самозванца, будет только взбунтовавшийся народ да юродивый, будет даже много юродивых. Мы не переменились со времени наших предков… по части мистицизма…»[1418] Это оказалось верным наблюдением: временам социально-политических кризисов соответствуют кризисы психологические. Далеко не все субъекты оказываются способными выдерживать крутые виражи динамики массовых настроений, в результате чего на почве мистицизма у многих развиваются психические отклонения. Современник был не прав лишь в том, что самозванцы накануне революции тоже появлялись.
Любопытным источником по формам мистического юродства в российском обществе являются доносы, поступавшие в Департамент полиции, а также письма, приходившие на имена высших должностных лиц. Как правило, их авторами во все времена являются люди определенного психического склада, предрасположенные к известным заболеваниям, обычно из числа низших слоев общества. В годы войн и революций их активность резко возрастает. В ряде случаев авторы обрушивали проклятия на представителей власти, требовали прекратить войну, пугая страшными пророчествами. Показательно, что даже в письмах очевидных сумасшедших прослеживается некоторая общая мысль о современном положении, о бедах, вызванных войной. Иоганн Цейтнинг рассылал «божественные предсказания» министрам и Николаю II, в которых в вольной форме пересказывал стихи из книги пророка Исайи, угрожая судом божьим тем «сильным народам», которые продолжают войну: «Он „Агнец-Спаситель“ будет судить по людям и наказать сильных народов, которые охотно воевают и обличит многие племена. Потом они перекуют мечи свои на орала и копья свои на серпы, не поднимает народ на народа меча и не будет больше учится воевать. Тогда Бог через Агнца-Спасителя основает „Велико-Миро-Славию“ и будет государить мир народов»[1419].
Накануне Февральской революции 1917 г. Департамент полиции разбирал один из случаев самопровозглашенного лжецаря. 28 декабря 1916 г. и затем повторно 3 января 1917 г. на имя главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта А. А. Брусилова пришло письмо за подписью Царя Иоанна (орфография и пунктуация оригинала сохраняются):
Высочайший манифест.
Божиею Милостию Мы Иоанн Первый и Родитиль Мой Александр Сын Императора Александра II Цари Российские.
Объявляем армии нашей и флоту: что всемогущему благоугодно возвести Иоанна на престол Царей Российских и восстановить патриархальный порядок. Я Иоанн согласно Воле Всемогущего: объявляю себя законным Царем Российским, и восшествие мое на престол Царей российских узаконил в двадцать шестой день месяца декабря тысяча девять сот шестнадцатого года от Рождества Христова. А по сему и объявляю Армии Моей и Флоту «Мир!»
— И что не достигнуто Армией и Флотом — войной, то с помощью Божией будет достигнуто Миром — а дальше продолжать войну невозможно потому что она приняла затяжной характер, что было раз завоевано русскими войсками, то перешло опять в руки немцев, и наоборот; такая война может продолжатся несколько лет — подобно Троянской войне, а люди должны гибнуть как мухи, и голодать на все возможные лады. «Довольно крови и страданий!» А по сему поручаем Генералу Брусилову заключить с Германией и с Австрией бесконечный мир.
Не заботясь о территориальных приобретениях а главное: только устранить с нашей стороны уплату контрибуции.
И Россия опять выйдет из тупика, и с Божией помощью будет трудиться всесторонне с небывалым единодушием, и отстранит партийные распри, и прекратит религиозные ереси — и Сектанства, и весь как один совершенный человек обратятся с совершенною молитвою к Отцу Небесному, да ниспошлет он нам Милосердное Покровительство, и неисчислимые щедроты свои: «Мир! Мир! Мир!»[1420]
Далее «царь» поручал образовать «ответственный» кабинет министров из числа депутатов Государственной думы и провести в стране реформы.
По всей видимости, автором письма был провинциальный священник из г. Вязники Владимирской губернии или церковнослужитель, который в целом верно выразил общие настроения низов: прекращение войны без аннексий и контрибуций. Примечательно, что автор считает Брусилова главнокомандующим всей армией и флотом. В низах такие слухи распространились в период активного пропагандирования успехов русской армии во время Брусиловского наступления и чуть позже, когда появился слух, что Николай II передает Брусилову свои полномочия главнокомандующего. Также обращает на себя внимание доверие, которое «царь Иоанн» выражает Государственной думе и ее председателю, а вот из всей прессы автор письма доверяет лишь официальным изданиям — Сельскому и Церковному вестникам. В 1916 г. в типографии «Сельского Вестника» вышла пропагандистская брошюра «Деревня и война», которая в упрощенной форме объясняла причины дороговизны[1421]. Проводилась простая мысль, что дороговизна вызвана тем, что масса людей, ранее задействованных в хозяйственной жизни, теперь оказалась на войне. Авторы тем самым хотели отвратить читателей от конспирологических версий, однако эффект получался иной: народ решил, что раз причины всех бед в мобилизации людей, то их нужно вернуть, а войну закончить. Примечательно, что, как отметила М. Стокдэйл, популярность «Сельского Вестника» возрастала в крестьянской среде в 1914–1916 гг. благодаря государственным субсидиям, с помощью которых власти пытались привить народу патриотизм[1422]. Число подписчиков этого проправительственного издания увеличилось с 34 000 летом 1914 г. до более 150 000 к началу 1916 г., но результат оказался неоднозначным[1423].
Сохранявшие рациональное мышление современники фиксировали массовую мистификацию сознания и рассматривали ее в русле проходивших психических процессов в обществе. Известный лингвист, почетный член Петербургской академии наук Д. Н. Овсянико-Куликовский в 1916 г. в статье «Что такое мистика?» относил ее к архаичной форме сознания, считал «первобытным психоневрозом» и в качестве од