Одной из известных лубочных серий был изданный в 1914 г. набор «Картинки — война русских с немцами», относившийся к жанру стилизации. Серия издавалась тремя петроградскими типолитографиями — Ш. Бусселя, А. П. Павловой и В. М. Шмигельского. Первоначально изображение вырезалось на дереве, а затем печаталось на высокосортной бумаге верже или на ткани, что обусловливало высокую стоимость этой серии. Впрочем, картинки продавались и по отдельности, а не только набором, могли печататься на бумаге более низкого сорта. Рисунки были выполнены известным художником-графиком Н. П. Шаховским. К серии прилагался «лицевой летописец» «О тевтонской брани на Словене», автором которого был В. И. Успенский. В большинстве случаев Шаховский перерисовывал старинные русские лубочные картинки, добавляя им некоторые черты современности. Искусствовед В. А. Славенсон была в 1915 г. не высокого мнения об этой серии: «Одно петроградское издательство стало выпускать „лубочные картинки“, недоступные, впрочем, по цене широким массам, которые писаны якобы в старинном народном стиле. Эта „стилизация“ есть не что иное, как плохо замаскированное копирование народных картинок из собр. Д. Ровинского»[1670].
Осенью 1914 г. основная масса лубочной продукции была посвящена высмеиванию Вильгельма II и Франца Иосифа. Серия «Картинки — война русских в немцами» не стала здесь исключением. Вероятно, самое известное лубочное изображение германского императора из этой серии — лубок «Васька — кот прусский, враг русский» (ил. 65), бывшее подражанием известному лубку XVIII в., который Д. А. Ровинский считал сатирой на Петра I: «Кот Казанский, ум Астраханский, разум Сибирский, славно жил, сладко ел, сладко бздел» (ил. 66)[1671].
Ил. 65. Н. П. Шаховской. Васька кот прусский — враг русский. Из серии «Картинки — война русских с немцами». Пг.: Хромолитография Шмигельского, 1914–1915
Развитием кошачьего образа германского императора стал лубок этой же серии, изображавший повешенного кота — Вильгельма II и сопровождавшийся подписью «Кайзер-кот был бешен, на войне помешан и за то будет повешен». В другом случае эксплуатировалась птичья тематика. Если ассоциация с котом возникала, по всей видимости, благодаря усам императора (усатый император как усатый кот), то одноглавый орел Германии высмеивался как курица или ворона. «Паршивая ворона, мнящая себя орлом» — характеризовал кайзера другой лубок.
Ил. 66. Кот Казанской, ум Астраханской, разум Сибирской, славно жил, сладко ел, сладко бздел. Лубок XVIII века
Вариантов изображения императора Германии было множество. Особенно выделяется инфернальная серия образов, подчеркивавшая «нечистую природу» Вильгельма II: это образ Антихриста, чернокнижника, в виде «чертовой волынки», которую надувал черт («Чертова волынка, или почему Вильгельм II так много говорит») (ил. 67, 68). Примечательно, что «Чертова волынка» являлась переосмыслением немецкой реформаторской гравюры 1530 г., изображавшей дьявола, играющего на голове-волынке римско-католического священника (использовалась также противниками Реформации для высмеивания М. Лютера)[1672]. Россия и Германия имели слишком сильные традиции культурных связей, поэтому даже антигерманская визуальная пропаганда не обходилась без помощи немецкой изобразительной традиции. Но были и иные мотивы обращения к творчеству немецких художников XVI в.: идейная борьба лютеран с католиками сопровождалась активной визуальной пропагандой, заложившей определенные стандарты использования сатиры как инструмента разоблачения противника. С другой стороны, антипапская сатира прошлого соответствовала пропагандистско-патриотическим установкам современной войны, интерпретировавшим ее как духовную битву западной и восточной христианских церквей.
Ил. 67. Н. П. Шаховской. Чернокнижник. Из серии «Картинки — война русских с немцами». Пг.: Хромолитография Шмигельского, 1914–1915
Ил. 68. Н. П. Шаховской. Чертова волынка, или почему Вильгельм так много говорит. Из серии «Картинки — война русских с немцами». Пг.: Хромолитография Шмигельского, 1914–1915
Ил. 69. Д. Иванов. Шут и шутиха. Гравюра на меди. Вторая половина XVIII в.
Обнаруживаются заимствования антигерманского лубка с немецкой карикатурой эпохи наполеоновских войн: на русском лубке 1914 г. был изображен Вильгельм в виде запеленатого младенца в руках черта («Черт няньчает своего сына из Берлина»), что композиционно повторяло немецкую картинку, изображавшую Наполеона. Но заимствовали образы не только у немцев. Другой лубок — «Вильгельм играет Францу и радуется его танцу» — повторяет композицию русского лубка «Шут и шутиха», описанного Д. А. Ровинским[1673] (ил. 69, 70). Н. П. Шаховской не утруждал себя придумыванием оригинального антуража, ограничившись лишь переодеванием своих героев в военную форму. Кресло и даже ромбовидный узор коврового покрытия были перерисованы с оригинала. Вот только Франца Иосифа, заменившего шутиху, художник не очень удачно попытался нарисовать танцующим, не справившись с изображением правой поднятой ноги, получившейся визуально сильно короче левой. Впрочем, подобные неряшливости рисунка соответствовали общей жанровой тональности. Кроме того, можно усмотреть сюжетную связь разбираемого изображения с карикатурой 1813 г. русского художника Ивана Теребенёва «Наполеоновская пляска», изображавшей Бонапарта пляшущим под дудку русского мужика: «Не удалось тебе нас переладить на свою погудку: попляши же басурман под нашу дудку!»[1674] Однако композиция изображения была иной. Обращение к карикатурам эпохи Наполеона было не случайно: в печати война именовалась Второй Отечественной и проведение параллелей с 1812 г. предполагало такой же победоносный исход. Впоследствии сюжет и композиция «наполеоновской пляски» были использованы в карикатуре на Николая II, пляшущего под дудку Распутина. В целом следует отметить, что в техническом плане лубочные картинки периода Первой мировой войны, использовавшие более ранние образы, сильно уступали оригиналам, в ряде случаев художники не справлялись с перерисовыванием источников, что свидетельствует о непрофессиональном происхождении ряда лубочных произведений.
Ил. 70. Н. П. Шаховской. Вильгельм играет Францу и радуется его танцу. Из серии «Картинки — война русских с немцами». Пг.: Хромолитография Шмигельского, 1914–1915
Надо сказать, что сочетание двух взаимоисключающих подходов в изображении Вильгельма — инфернализация и высмеивание (первый предполагает некоторую сакральность образа, второй — профанность) — создавало когнитивный диссонанс у зрителя и мешало построению целостного образа врага. Тем более, как уже отмечалось, что крестьяне, в конце концов поверившие, что наступают Последние времена, начали сомневаться, какой из царей в большей степени достоин звания Антихриста — Вильгельм или Николай. Подобные разговоры фиксировались в деревне уже в октябре 1914 г., т. е. в период наиболее активного распространения лубка[1675].
Инфернализация и демонизация врагов была характерна для лубка большинства издательств. Распространенным был образ Германии, Австро-Венгрии и Турции в виде сказочного трехголового змея. Известен плакат Н. К. Рериха, выполненный в лубочной стилистике, под названием «Враг рода человеческого», на котором Вильгельм представал с хвостом и копытами. На другом плакате Вильгельм являлся хоть в демоническом, но человеческом образе, несущимся на свинье, однако название рисунка не оставляло сомнений в интерпретации изображения — «Германский антихрист» (ил. 71, 72).
Ил. 71. Германский антихрист. «Император Вильгельм, Тиран Европы, последний Гогенцоллерн, презрев все высокие заветы Христовы, в безумном ослеплении своим мнимым величием». Пг.: Издание типографии «Содружество», 1914
Наряду с Вильгельмом, но в меньшей степени, высмеивался австрийский император Франц Иосиф. Так, был известен его портрет в виде «Индюка цесарские земли» со значительно пощипанным хвостом. Рядом валялись выпавшие перья, подписанные названиями потерянных Австрией городов: Галич, Львов. В виде сидящего на ветке попугая изображался турецкий султан. Встречается сатирическое изображение кронпринца Гессенского, с бутылкой в руке и поющего песенку: «Я и пьяница, и вор, бутылку вина упер».
Ил. 72. Н. К. Рерих. Враг рода человеческого. 1915. Плакат
Сатирическая графика закрепляла за народами стереотипные анималистические образы. Причем если российская журнальная карикатура, ориентированная на городские слои общества, чаще всего изображала немцев в виде собаки-таксы или одноглавого орла, то лубок для народа часто использовал образ рыжего таракана-пруссака. В одном случае художник изображал начало войны как нашествие тараканов, которые пытаются пересечь границу, но сторож гонит их метлой, в другом случае действие разворачивается в казачьей хате, в которой тараканы атакуют сидящего на кровати солдата. Жена ему говорит: «Не жалей, Ванюха, ног / Двинь по таракану / Я-ж персидским порошком / Посыпать их стану». На что Ванюха отвечает: «Брось, Матреха, все сумленья / У Российских казаков / Есть такое положенье / Каблуком бить пруссаков» (ил. 73; 74 на вкладке).
Помимо дискредитации образа «чужих», серия «Картинки — война русских с немцами» воспевала «своих». Из героев этой серии изображались преимущественно генералы — А. А. Брусилов, Н. И. Иванов, Н. В. Рузский, М. В. Алексеев, А. Н. Селиванов, Р. Д. Радко-Дмитриев, — что подтверждает тезис о преимущественной ориентации этой дорогой серии на средние и зажиточные городские слои. Все — в образе сказочных героев-богатырей. Характерен лубок с портретом Н. И. Иванова — генерал изображен скачущим на коне, под копытами которого в традиции средневековой миниатюры утрированно обозначены горы, леса и поля. Это изображение было перерисовано из книги Д. Ровинского, а другой конный портрет генерала Н. И. Иванова повторял лубочное изображение Александра Македонского. Следует заметить, что такое копирование старых картинок с минимальными изменениями может рассматриваться как сознательное высказывание художника, включающего своего персонажа в известный визуальный дискурс и наполняющего его новым содержанием. Конечно, сравнение главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта генерала Н. И. Иванова с Александром Македонским было чересчур смелым ходом, но оно подчеркивало важность наступления России именно на этом направлении, где разыгрывались наиболее драматические события русского фронта Первой мировой.