Ил. 147. Его императорское величество, государь император Николай Александрович, самодержец всероссийский // Летопись войны. 1914. № 1
Вскоре, правда, в «Летописи войны» появляются и более пышные образы самодержца: в № 5 печатается парадный портрет Николая, выдержанный в стилистике портретов Липгарта, а в № 6 — парадный портрет наследника престола царевича Алексея, однако ставка редакции на документирование реальности непостановочными репортажными кадрами постепенно вытесняет традиционную стратегию репрезентации. В «Летописи войны» публикуются фотографии поездок Николая II в Ставку, на которых он изображен в походной форме, в мундире полковника, создающем контраст с генеральскими знаками отличия царского окружения. Кроме того, подчеркивается аскетичность и непритязательность императора в военном быту. На одной из фотографий представлен интерьер общей спальни императора и цесаревича в Ставке: в центре стоят две походные кровати-раскладушки, между ними на столике расставлены иконы, а на кресле у камина в углу лежит балалайка, на которой учился играть наследник престола. В октябрьском номере «Летописи войны» 1914 г. появилась репродукция картины 1911 г., изображавшей Николая II в походном снаряжении с шинелью в скатке через плечо.
Ил. 148. Николай II и Н. В. Рузский // Летопись войны. 1914. № 8
Ил. 149. Николай II в действующей армии. 1914–1916. Иллюстрированная почтовая карточка
На многих фотографиях, посвященных поездкам Николая II в Ставку, композиция выстраивалась уже без акцентирования величия императора; на фотографии встречи царя и генерала Н. В. Рузского центральным персонажем композиции оказался генерал Н. Н. Янушкевич, государя же можно опознать лишь по более свободной позе (ил. 148). Однако если на упомянутой фотографии царь хотя бы находился на первом плане, то на почтовых карточках иногда печатались и вовсе неумело снятые фотокадры, переэкспонированные, нерезкие, на которых царь терялся в группе прочих людей или отворачивался в сторону от зрителя (ил. 149). На одной из карточек император был заснят в просвете между окружившими его офицерами, причем ракурс съемки был выбран такой, что царь визуально оказывался намного ниже ростом других членов своего окружения, едва доходя офицерам до плеч. Вероятно, фотограф хотел донести до зрителя идею, что царь находится в постоянных делах и заботах о состоянии российской армии, в соответствии с природой документальной фотографии передать отдельное мгновение, остановить и поймать время, однако неискушенный визуальной продукцией зритель смотрел и видел на подобных карточках совсем другое — маленького, суетливого человека, внешние данные которого уступают царскому окружению (ил. 150).
Ил. 150. Николай II в действующей армии. 1914–1916. Иллюстрированная почтовая карточка
Акцент на народности и демократичности царя приводил к невыгодному для него сравнению с генералами из ближайшего круга. В первую очередь Николай II проигрывал своему дяде, верховному главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу, имевшему более яркие внешние данные (ил. 151).
Аристократический профиль, уверенный взгляд великого князя контрастировали с некоторой простоватостью черт лица императора. Особенно контраст был заметен на фотографиях, где Николай II и Николай Николаевич оказывались рядом (ил. 152).
На фотографии, опубликованной в Летописи хроники посещения царем Ставки, маленького роста император, оглядываясь, снизу вверх смотрел на осанистую фигуру главнокомандующего. В данном случае фотограф (вероятно, А. К. Ягельский, сопровождавший императора во время его поездок на фронт) и издатели допустили репрезентационную ошибку: первый выбрал невыгодный для статуса портретируемого ракурс съемки (хотя этот ракурс полностью соответствовал идеологии документального репортажа), вторые отобрали для публикации фотографию, явно принижавшую образ самодержца, при том что существовал другой кадр, на котором высокий главнокомандующий неуклюже сгибался перед невысоким, но полным достоинства царем.
Б. И. Колоницкий обнаружил и более вопиющий и весьма символичный случай фотомонтажа: на одной из фотографий, изображавших Николая II и Николая Николаевича, император был просто замазан, и в виде открытки тиражировался портрет одного великого князя.
Ил. 151. Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич // Летопись войны. 1915. № 30
Ил. 152. Николай II и Николай Николаевич // Летопись войны. 1915. № 38
На выходившей в годы войны серии фотооткрыток, изображавших Красносельские маневры накануне войны, проходившие в высочайшем присутствии, также были допущены репрезентационные ошибки. На одной из фотографий Николай II скакал на черной лошади впереди группы офицеров, однако кадр был скомпонован так, что в центре него оказывался великий князь Николай Николаевич, к тому же единственный на белом коне, что еще больше выделяло его на фоне спутников (ил. 153).
Ил. 153. Красносельские маневры в высочайшем присутствии. Киев: Рассвет, 1914. Иллюстрированная почтовая карточка
Ошибки в изображении императора, а также недовольство народа внутренним положением России не замедлили сказаться на авторитете царя, который резко упал. Величественный образ Николая Николаевича, его более высокое офицерское звание порождало в среде крестьян слухи о том, что он полномочен принимать карательные санкции в отношении самого государя. Так, в июле 1915 г. в Вятской губернии появился слух о том, что «государь император продал неприятелю Перемышль за 13 миллионов рублей, и за это верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич разжаловал государя в рядовые солдаты»[1915]. В это же время крестьяне Тобольской губернии говорили: «Надо молиться за воинов и за великого князя Николая Николаевича. За государя же что молиться, он снарядов не запас, видно прогулял»[1916]. В феврале 1916 г. крестьянин Уфимской деревни, рассуждая о военном и внутриэкономическом положении России, пришел к выводу, что царем вместо нынешнего государя следовало быть Николаю Николаевичу[1917]. А когда царь сместил великого князя с поста верховного главнокомандующего и сам занял его, многие крестьяне начали предрекать поражение России в войне[1918].
Ил. 154. Николай II беседует с крестьянами на станции Дрисса. Январь 1916 г. // Летопись войны. 1916. № 83
В царской семье догадывались, что в глазах народа образ Николая Николаевича имел более высокий статус. Императрица Александра Федоровна сообщала своему мужу в Ставку 25 июня 1915 г., что в обществе Николая Николаевича называют вторым императором, «который во все вмешивается»[1919]. Позже она оправдывала смещение Николая Николаевича с поста верховного главнокомандующего тем, что он «действовал неправильно» по отношению к царю и своей стране, подозревая его в предательстве и связях с думской оппозицией[1920]. Несмотря на перевод Николая Николаевича на Кавказ, он сохранял популярность в обществе и его портреты публиковались в «Летописи войны» вплоть до 18 февраля 1917 г., в то время как портреты Николая II после 26 ноября 1916 г. в журнале не появлялись. По количеству напечатанных в «Летописи войны» портретов (27) великий князь уступал только Николаю II (115) и царевичу Алексею (41, включая и те, где тот был запечатлен с отцом).
Демократическая стратегия репрезентации предусматривала запечатление встреч царя с простым народом. Фотохроника фиксировала не только посещение членами императорской семьи военных лазаретов, но и общение государя с крестьянами (ил. 154, 155). Однако в условиях начавшегося падения авторитета самодержавной власти это приводило к неожиданным интерпретациям[1921]. Глядя на портреты императора, крестьяне нередко сравнивали внешность царя с внешностью односельчан и в условиях общего критического отношения к власти проводили сопоставления не в пользу Николая II: «Наш-то государь император дурак, у него и рожа-то, если посмотреть, так похожа на Ельку Абрамовского (местный дурачок-пропойца. — В. А.)», «Он ничего не понимает, не может править этим делом на войне, государь наш — Акимиха (местная умственно отсталая крестьянка. — В. А.)»[1922]. Доставалось не только изображениям царя, но и членам его семьи. 20 апреля 1915 г. в Киеве 25‐летний крестьянин Орловской губернии Иван Захаров, рассматривая показанный ему знакомой девицей портрет великой княжны Татьяны Николаевны, произнес: «Какая она дочь государя! Она такая же … (брань) как и ты!»[1923]
Ил. 155. Николай II беседует с лесником при встрече на прогулке в окрестностях Царской ставки. Август 1915 г. // Летопись войны. 1916. № 99
Кроме сравнений внешности царя с внешностью Николая Николаевича и односельчан, крестьяне сопоставляли Николая II с его главным внешнеполитическим соперником Вильгельмом II и в этом случае сравнение опять оказывалось не в пользу русского императора. 20-летняя крестьянка Евгения Урсини в феврале 1916 г. гадала по портрету государя об исходе войны: «Вряд ли Россия победит Германию, потому что у России нет снарядов, а также по наружности наш русский государь выглядит против Вильгельма мужик — мужиком»[1924]. Последнее обвинение приводит к мысли о парадоксе: мужики и бабы ругают императора за мужиковатость. В сказочном фольклоре простота Ивана-дурака нередко помогала ему справиться и с чертом, и с хитрым царем и самому занять место на троне, однако царям по рождению предписывалась сакральная мудрость.