Проводимая властями патриотическая мобилизация общества становилась миной замедленного действия: пропаганда слишком высоко подняла градус риторики общенационального единения среди образованных слоев, вследствие чего первые неудачи на внешнем и внутреннем фронтах привели к сильным разочарованиям. Положительные эмоции радости, восторга, окрашенные в цвета патриотизма, сменялись чувствами разочарования и злости, добавлявших патриотическим основам оттенок досады, оппозиционности, в результате чего новый бурный всплеск патриотических чувств пришелся на февраль — март 1917 г. В эмоциональном отношении революция 1917 г. стала результатом патриотической мобилизации 1914 г., так как, по мнению современников, должна была привести к настоящему сплочению власти и общества, открыть двери новой эпохи.
Одной из главных ошибок царских властей стала цензурная политика в условиях ограничения инициатив общественных организаций и ослабления роли Государственной думы. Это усилило оппозиционность общества и поспособствовало распространению слухов, информационная роль которых неуклонно возрастала. Показательно, что уже в 1915 г. происходит сближение сельского (более иррационального, устного) и городского (более рационального, письменного) пространства слухов. Абсурдные слухи нервировали современников, а на рубеже 1916–1917 гг. под влияние слухов попали и представители власти: агенты охранки составляли свои донесения на их основе. Так, именно слух о якобы имевших место планах (в одном случае П. Н. Милюкова, в другом — А. И. Гучкова) устроить вооруженную демонстрацию рабочих 14 февраля перед Таврическим дворцом послужил поводом для ареста 27 января рабочей группы ЦВПК. Тем самым осуществлялась функция слуха как «самоисполняющегося пророчества»: напуганные слухами власти своими контрмерами приближали предсказанную (предчувствованную) катастрофу.
Слухи сыграли роль катализатора народного недовольства в феврале 1917 г. Агрессивные действия толпы подпитывались массовыми фобиями: перед наступающим голодом, «протопоповскими пулеметами», позже «черными автомобилями», «белыми крестами» и т. д. Большая роль чувственно-эмоционального фактора в поведении обывателей превращала революцию в неуправляемую стихию, в которой ответную реакцию, действие скорее мог вызвать абсурдный слух, чем реальный факт.
Массовая психология с конца 1916 г. отличалась особенной нервозностью и чувствительностью к происходящим в социально-политическом организме процессам. Это способствовало реализации провидческой функции слухов. Уже в ноябре 1916 г. современники были уверены в неизбежности революции, а также рисовали в своем воображении апокалиптические картины Гражданской войны, предсказывали «реки крови» вследствие «красного и белого террора». Новая волна апокалиптических предчувствий пришлась на лето 1917 г., когда вновь возник призрак Гражданской войны. Сбывшиеся после захвата власти большевиками самые страшные опасения подтверждали в глазах современников неотвратимость крушения прежнего мира и наступления «последних времен», вследствие чего массовое сознание принялось избавляться от символов старого мира, примером чего стали стихийно распространившиеся ровно за месяц до настоящей казни Николая Романова слухи о его убийстве.
Ментальные процессы рассмотренной эпохи продемонстрировали тщетность попыток различных политических сил (от революционеров до сотрудников охранки) повлиять на внутриполитическую ситуацию в стране с помощью тех или иных «технологий». В условиях усугублявшегося социально-психологического кризиса технологии, в основе которых лежала определенная логика, оказывались малоэффективными по причине пробуждения в массах архаичных инстинктов, движимых не рассудком, а эмоциями, аффектами. В этом отношении время Первой мировой войны продемонстрировало некоторые заблуждения образованной части общества, рассеяло распространенные мифы: невиданная ранее жестокость на полях сражений, применение новых технологий человекоубийства, оружия массового поражения показало несостоятельность романтизированных представлений о культурном прогрессе человечества, способности знания и культуры противостоять архаичному насилию и ненависти в условиях, когда иррациональное начинает довлеть над рациональным. Абсурдные слухи поднимали из глубин массового сознания архаичные образы, вызывавшие эмоциональные реакции, становившиеся стимулами социально-политических действий, нередко принимавших форму аффекта.
Иллюстрации
Ил. 25. М. В. Добужинский. Пленные австрийцы в Галиции // Великая война в образах и картинах. Вып. VIII. М., 1915
Ил. 29. М. В. Нестеров. На Руси (Душа народа). 1914–1916 © Государственная Третьяковская галерея, Москва
Ил. 37. П. Н. Филонов. Германская война. 1915 © Русский музей, Санкт-Петербург
Ил. 39. П. Н. Филонов. Мать. 1916 © Русский музей, Санкт-Петербург
Ил. 40. А. В. Лентулов. Победная битва. 1914. Собрание П. О. Авена
Ил. 41. В. В. Кандинский. Москва. Красная площадь. 1916 © Государственная Третьяковская галерея, Москва
Ил. 42. Ф. А. Малявин. Вихрь. 1906 © Государственная Третьяковская галерея, Москва
Ил. 74. Не жалей, Ванюха, ног, / Двинь по таракану. М.: Издание литографии Торгового дома А. П. Коркина, А. В. Бейдемана, 1914
Ил. 76. В. В. Маяковский. Эх ты немец, при да при же… М.: Сегодняшний лубок, 1914
Ил. 100. Г. А. Заборовский. Благословение матери всегда с тобою. Пг.: Изд. Скобелевского комитета о раненых, 1916. Иллюстрированная почтовая карточка
Ил. 101. Г. А. Заборовский. Твоя жена везде с тобою. Пг.: Изд. Скобелевского комитета о раненых, 1916. Иллюстрированная почтовая карточка
Ил. 128. Д. Моор. Все для войны. В огне и буре родилась русская промышленность // Будильник. 1915. № 27. Обложка
Ил. 140. Г. А. Заборовский. Юдифь Тройственного согласия // Лукоморье. 1915. № 24. С. 17
Ил. 141. Г. А. Заборовский. Лето // Лукоморье. 1915. № 26. Обложка
Ил. 170. Временное правительство. Великое освобождение России. 1917. Плакат
Ил. 204. Ре-Ми. Российский царствующий дом // Новый Сатирикон. 1917. № 13. Обложка
Ил. 215. Наши министры. А. Ф. Керенский. Текст: Вперед! Для меня нет ни подводных камней, ни мелей, ни мин… // Пугач. 1917. № 10. С. 11
Ил. 218. А. Хвостов. Гуще крась, гражданин, чтобы от прежней черноты ни пятнышка не осталось // Будильник. 1917. № 11–12. С. 16
Ил. 221. Долой дисциплину! Мир без аннексий и контрибуций! // Пугач. 1917. № 6. С. 8
Ил. 222. Ре-Ми. Тоска о твердой власти // Новый Сатирикон. 1917. № 18. Обложка
Ил. 224. Ре-Ми. Анархия // Новый Сатирикон. 1917. № 19. Обложка
Ил. 225. Д. Мельников. Вперед! Только русские штыки принесут свободу… // Будильник. 1917. № 19. С. 9
Ил. 226. А. Лебедев. Нет, чудовище, больше уж никогда // Стрекоза. 1917. № 21. С. 16
Ил. 229. М. Бобышов. Дева Революция. 27 февраля // Бич. 1917. № 28. Обложка
Ил. 230. Б. Антоновский. Дева Революция. 3–4 июля // Бич. 1917. № 28. Задняя сторонка обложки
Ил. 233. В. Дени. «Верная служба — честный счет» // Бич. 1917. № 28. Без пагинации
Ил. 234. Синус. Сретение неподобных великомучеников большевистских Ленина и Зиновьева // Бич. 1917. № 26. Без пагинации
Ил. 237. Ре-Ми. Царь-голод // Новый Сатирикон. 1917. № 37. С. 8
Ил. 247. Д. Моор. Смертная казнь отменена // Будильник. 1917. № 13. 25 марта. Обложка