Чудны дела ваши, Всевышний и здешние. Пару месяцев назад терпеть не мог Лина, а теперь цитирует через слово. Ишь, вызубрил правила, гордится. Аста посмотрела на браслет, звезды коротко сверкнули, будто подмигивая, и согласилась. Эрик довольно заулыбался.
— Встречаемся завтра в семь у Большого моста, — сказал он ей на прощание. — Да смотри не проспи!
Идти пришлось недолго — сотню километров одолели за полчаса. Погода для ускоренных перемещений стояла неподходящая — так жарко, что и просто двигаться лень. Но дело не могло ждать. Остановившись на краю каменного уступа, вытянутого над пропастью, словно ладонь гиганта, госпожа Лёвенберг оглянулась. Рихтера не было видно, но еще в потоке она заметила, что он где-то рядом — наверно, одолевает последние километры. Она терпеливо относилась к его опозданиям — все-таки возраст. В свое время он очень много сделал для Нода, именно благодаря ему она знала Арнэльм и расстановку защитников как собственную гостиную. Пора бы ему на покой, но как отпустить перед таким важным, можно сказать, решающим шагом? Судьба всего их народа зависит от того, что произойдет через пару месяцев.
Наконец Рихтер ступил, вернее, влетел на каменную площадку. Споткнулся с разгону, но удержался на ногах. Заметил начальницу, выдохнул, отер пот со лба.
— Ох, госпожа. Давно я здесь не был, так что даже дорогу подзабыл. Еле поймал скорость. Не опоздали?
— Как раз вовремя. — Она взглянула на солнце, показавшееся в небе над лесом. — Пойдемте.
В колонии Союзников наступало утро. Час, когда начинался их отдых и служба реттеров — посвященных воинов, что расплачивались долгим, нередко пожизненным рабством за свою силу. Глава колонии тоже вот-вот отправится отдыхать, будучи, хотелось бы верить, в хорошем расположении духа. Самое время поговорить о деле.
Вдвоем они шагнули под свод неглубокой пещеры, что вела во внутренний, скрытый от посторонних глаз мир колонии — маленькое поселение на границе между мирами живых и не смеющих умереть.
— С чем явились? — раздался рядом низкий хриплый голос. Перед ними вырос стриженный «щеткой» парень в робе из черно-серых лохмотьев. Приветствия он решил опустить для краткости. — Вас ждут?
Йоханна и Рихтер хорошо знали этого парня. Еще молодой, с первой проседью в золотистых волосах, он был одним из нодийских реттеров, а в остальное время обрабатывал драгоценные камни, да так, что любой купец их брал, не торгуясь. Были у него жена и две дочки-погодки, и, если бы Йоханна встретилась с ним в городе, он бы приветливо улыбнулся, поклонившись. Но не сейчас. Здесь он нес службу Союзникам, и ничего важнее в этот момент для него не было.
— Мы желаем увидеть его величество Вильгельма Четвертого, — спокойно ответила градоначальница, ничуть не смутившись. — У нас есть новые сведения по делу, это не займет много времени.
Парень несколько секунд морщил высокий лоб, соображая и оценивая ситуацию. Потом кивнул и удалился. Вернулся довольно скоро и объявил со вздохом, как будто нехотя:
— Он вас ждет. Проходите.
Поселение Союзников напоминало военный городок. Оно состояло из четырех смотровых башен, еще одной, особой, в которой помещалась комната Вильгельма, и двух десятков построек, напоминающих землянки, с каменными плитами вместо крыш. В каждой постройке хранился какой-нибудь предмет, связанный с прошлым живущего в ней духа. Выбирали обычно то, что не портится со временем, — глиняную или стеклянную посуду, изделия из камней, крепкого дерева, намного реже — металлические предметы, так как их век короче, особенно в сырой атмосфере землянок. Многие добавляли к предмету также части своего прижизненного тела — кости, зубы, пучок волос. Все это служило чем-то вроде якоря, давая духу-скитальцу пристанище. С другой стороны ущелья был выход в залитую солнце долину. Здесь выращивали целебные и ядовитые травы, содержали животных (для ритуалов требовалась кровь, а служители нуждались в пище — они все же были людьми). В особой постройке внутри самой горы хранили уцелевшие книги и пергаменты с заклинаниями. Вход сюда разрешался только тем, кто прошел посвящение, заключив договор со своим Союзником.
Глава колонии, опытный семисотлетний палач, воплощение себе выбрал довольно странное — молодого нодийского мужчину с длинными огненно-рыжими волосами, зелеными глазами и носом с горбинкой. В Средние века его бы самого казнили, приняв за колдуна, но то время, к счастью, миновало. Как Вильгельм выглядел при жизни, он сам уже не мог или не хотел вспомнить. Зато прекрасно помнил лица и предсмертные крики каждой из своих жертв, и в этом состояло его наказание. Четвертым его звали вовсе не из-за королевской крови, а из-за того, что, будучи палачом, он более всего любил четвертовать жертв.
Приход градоначальницы и старого разведчика его явно не порадовал. Он даже спустился из своей комнаты во двор, чтобы принять их, не пригласив к себе. Впрочем, это всех устраивало. Союзники не отличаются страстью к уюту и чистоте, а увидеть еще раз банки с заспиртованными уродцами, ядовитые растворы и инструменты, невесть для чего предназначенные, гостям не хотелось.
— С чем пожаловали? — спросил Вильгельм, смерив гостей подозрительным взглядом.
Йоханна заговорила:
— Мы сегодня же пошлем наших людей за водой для напитка забвения. Три пары, чтобы уж наверняка. Уже к вечеру вода будет у вас.
— Замечательно. — Вильгельм скрестил руки на груди. — Вы могли бы передать это известие с кем-нибудь из своих, а не беспокоить меня понапрасну.
Но госпожа Лёвенберг осталась спокойна.
— Это еще не все, — продолжала она тем же ровным тоном. — Я обдумала ваше предложение посвятить часть новобранцев до Самхейна и даю свое согласие. С тем, чтобы их потом отпустили первыми.
Глаза Вильгельма недобро блеснули, будто отразилось в них лезвие ножа.
— И вы согласны на главное условие? На то, что среди них будут и ваши сыновья?
Госпожа Лёвенберг выдержала паузу и ответила:
— Да. Они будут одними из последних, кто заступит на службу, и первыми, кто уйдет после того, как дело будет закончено.
Известие его не порадовало и даже, кажется, никак не впечатлило — он принял его как должное и кивнул:
— Хорошо. Тогда я вас больше не задерживаю.
Он повернулся, чтобы уйти обратно в свою башню, но остановился и, обернувшись, бросил:
— И чтобы без фокусов. Иначе ни вас, ни воинов ваших не помилую. А близнецов особенно.
— Как договаривались, Вильгельм, — отозвалась Йоханна недрогнувшим голосом. — Все, как договаривались.
Глава 25
Летом на рассвете воздух нежно-сиреневый — в нем сливаются синева короткой ночи и яркий кармин начинающего пылать неба. В открытые окна тянет речной свежестью, а из старого сада так пахнет травами и сладкими ягодами, что кажется, воздух этот можно пить как нектар, который первые лучи солнца превращают в сияющий золотистый мед.
Аста привыкла вставать рано. Это особое удовольствие — видеть, как мир просыпается, с каждой минутой набирая скорость. Часто она завтракала одна или в компании Ирис, если та была дома после ночной охоты, — самое время подумать и спланировать день. Но в то утро она торопилась. Не хотелось, чтобы Тео проснулся и спросил ее, куда она идет, — почему-то ей казалось, что историку это не понравится. И даже Ирис то и дело бросала в ее сторону укоряющий взгляд темных глаз-бусинок — мол, ну куда ты, глупая, собралась? За приключениями?
— Ирис, а пойдем со мной? — предложила ей Аста. — Если ты за меня волнуешься, то как раз и охранять будешь. Что скажешь?
В ответ на это лиса фыркнула и скрылась в прихожей. Аста решила, что это значит «нет», и ей даже стало стыдно — в самом деле, она ведь не хозяйка Ирис, так какое она имеет право ее куда-то звать? Но Ирис не принадлежала никому и была, кроме прочего, очень своенравным существом, так что, уже зашнуровав кроссовки, Аста увидела ее сидящей у порога. Крылья сложены за спиной, пушистый хвост обвил передние лапы, кончик нетерпеливо подрагивает. Конечно, Ирис тоже любила приключения, иначе как бы она оказалась в Арнэльме?
Эрик уже ждал у Большого моста, прилично не дойдя до вышки постового.
— Это ты правильно Ирис взяла с собой, — сказал он, увидев компанию. — Ребята подумают, что мы просто прогуляться. Сегодня вообще удачно — какая-то новая смена, они меня даже не знают.
Ирис снова фыркнула, давая понять, что ее никто не брал, она сама пошла. К Эрику она по-прежнему относилась настороженно. Аста засомневалась было в своем решении — если уж надо делать какой-то вид и Лин точно не одобрил бы, то не отказаться ли, пока не поздно? Но она не отказалась. И много времени спустя, вспоминая этот день, думала, что все равно пошла бы. Даже если бы знала все наперед. Впрочем, нет, в таком случае — особенно.
Мост, на который они вскоре ступили, незамысловато назывался Большим, потому что действительно был самым длинным и широким мостом в округе. Он вел от Арнэльма на противоположный берег Арны, к крепости и лесу. Строили новый мост (старый сгорел вместе с Эльмбургом) простым и крепким — парящие платформы и металлические конструкции можно быстро убрать, оставив реку без переправы. Вброд ее здесь не перейдешь — глубоко, на лодке тоже не переплывешь незамеченным. Конечно, от изобретательных соседей это не защищало, но хотя бы усложняло им работу.
А самой надежной охраной здесь были два вишневых дерева, растущих у входа на мост со стороны города. По виду они ничем не отличались от обычных, но, как только рядом появлялся кто-то чужой, начинали шуметь и раскачиваться — в любую погоду, даже при полном отсутствии ветра. Защитники говорили, что будто бы при появлении нодийцев в шорохе ветвей слышится отчетливое «Враг! Враг!». Аста знала обо всем этом от Тео и, когда они подошли к мосту, заволновалась:
— Вдруг они на меня сейчас зашумят?
— С чего это? — удивился Эрик. — Ты же вроде давно своя.
— Да, но я здесь еще не была.