Эрик держался. Выполнял свои обязанности, ходил на дежурства, улыбался даже, только привычная беззаботность куда-то исчезла. Аста видела, как ему больно, как боль просачивается сквозь бледную кожу резким, ядовитым свечением, — и ничего не могла сделать.
За всеми этими событиями она упорно старалась не думать о Свене, а когда думала, это лишь добавляло горечи. О нем говорили, будто бы он растерял весь свой пыл, стал очень замкнутым и с головой ушел в работу. Мия закрыла свою мастерскую и куда-то уехала — может, обратно во Францию. Вряд ли у них со Свеном что-то было.
Наверно, не стоило ссориться, но вылитого не поднимешь. Теперь Аста так и не узнает, что было бы, если бы она согласилась выйти за него замуж. Печаль несбывшегося — худшая из печалей, ибо она не способна утешиться настоящим. Да и настоящее теперь такое — где бы от него утешение найти…
Дверь за спиной скрипнула. Аста обернулась — на пороге стоял Свен. В куртке защитника — видимо, после дежурства, — с чашкой в руке, он смотрел неуверенно, будто опасался, что его сейчас прогонят.
— Кафе закрывается, — сказал он. — Но мне вот еще налили чаю. Можно присесть?
Аста подвинулась, давая ему место рядом с собой, и спросила:
— Как ты узнал, что я здесь?
Свен чуть улыбнулся:
— Я не знал. Но надеялся. Ты любишь это место, я помню.
Они долго молчали, потом ей стало неловко, и она спросила:
— Что-нибудь слышно насчет эвакуации?
— Я стараюсь не верить слухам — от них сейчас уши вянут. Что только не плетут… — Свен поежился от порыва ветра, застегнул куртку. — Приказа пока не было.
— А если будет, что станет с твоей мастерской?
— Да ничего. Вряд ли она нужна нодийцам. Походную кузницу я и так соберу, инструменты и самое необходимое можно будет увезти… С остальным на месте разберемся.
— А я, наверно, уйду жить обратно в Риттерсхайм, — вдруг сказала Аста неожиданно для самой себя. — Нечего мне тут больше делать.
Свен посмотрел на нее внимательно и хотел, кажется, что-то возразить, но не стал. Разговор снова прервался, и только слышно было, как в кухне звенят тарелками и приборами, убирая посуду.
— Знаешь, Звездочка, — заговорил вдруг Свен, глядя в небо. — Я раньше думал, что всего можно добиться. Всего, чего хочешь. Мастерство, настойчивость, немного удачи — и все получится. У меня всегда так было, и я думал, это единственно правильный путь. А оказалось, с любовью все по-другому. Она как мотылек, который садится тебе на руку — тихо, неожиданно, с бесконечным доверием. И если ты спугнешь этого мотылька, тронешь неосторожно его хрупкие крылья — то ничего уже не исправить, как ни старайся.
Аста молчала. И радовалась, что уже темно и он не видит ее глаз. Свен поднялся.
— Разреши, я провожу тебя домой. Сейчас очень неспокойно…
Аста согласилась. Они пробрались к выходу сквозь полутемный зал, еще наполненный ароматами корицы и поздних яблок, и всю дорогу шли молча. Свен не коснулся ее даже на прощание, сказал только:
— До встречи… надеюсь.
И ушел в темноту. Аста долго стояла на крыльце, задаваясь одним-единственным вопросом: что, если новой встречи не будет?
Наконец, совсем замерзнув, она зашла в дом, и, будто заметив это, дождь полил уже всерьез.
Утром Аста никак не могла проснуться. Сквозь сон она слушала стук дождя по крыше, вновь и вновь проваливаясь в забытье. Встать с кровати означало, что настанет новый день, который может все изменить — не в лучшую сторону, и хотелось оттянуть этот момент, насколько возможно.
Наконец поднявшись, она долго сидела на кухне в одиночестве, над чашкой давно остывшего кофе. За окном хлестал дождь; ветви деревьев, уже почти голые, скребли по стеклу. Как быстро здесь закончилась осень — вспыхнула и погасла, как спичка. А в Риттерсхайме деревья еще стоят золотые… Наверно, это тоже часть того, что происходит. Ирис не было — видно, после ночной охоты у нее нашлись свои дела, но отсутствие лисы только добавляло тревоги. Вдруг исчезновение волшебства подействует и на нее, и она не сможет летать… Или вообще не выживет?
— Доброе утро! — Тео встал на пороге с самым бодрым видом — умытый, причесанный, в свежей рубашке, но что-то подсказывало Асте: эта бодрость напускная. Историк тяжело переживал события в городе, сильно осунулся и еще больше постарел. Только голос его остался все таким же сильным, а глаза — такими же светлыми.
— Доброе, — нехотя отозвалась Аста, потом спохватилась. — Вам сделать чаю?
— Спасибо. Я сделаю. — И Тео деловито принялся возиться с чайником, засыпая в него смесь каких-то трав и напевая старинный романс. Эта бодрость в конце концов заразила и Асту, и она решила: надо собраться.
— Я сегодня пирог испеку, — сказала она тоже нарочито беззаботно. — С яблоками…
Тео не успел ответить — за окном раздались шаги, потом открылась входная дверь. Вскоре в кухне появился Лин. Чешуйчатая куртка блестела от капель, штаны снизу пропитались влагой. Он не поздоровался, а только обвел присутствующих взглядом — и настроение сразу изменилось. Стало ясно, что неизбежное все-таки наступило.
— Ну, давай, — сварливо откликнулся Тео, снимая чайник с плиты и не глядя на внука. — Скажи уже это слово, которое я так ненавижу.
— Эвакуация, — произнес Лин негромко. — Мы уходим из города. Перемещаем дома и все, что сможем забрать.
— Уже нашли место?
— Да, ближе к югу в долине. Там рядом есть лес, источники воды и хорошая защита от ветра. Но это временное место, скорее всего. Сначала переберемся, потом будем думать, что дальше.
— Разве мы не должны защищать Арну? — спросила Аста, пытаясь осознать, что все это значит.
— Самая главная сейчас задача — защитить людей. Будут люди — будет новый город, еще лучше этого. — Лин вздохнул, вытер мокрое от дождя лицо ладонями. — К черту волшебство. Жизнь — самое большое чудо, попробуем сначала хоть его сохранить, а там посмотрим.
— Но мы не можем ее бросить!
— Мы ее не бросим. Благодаря Эрику и Киму у нас есть план, как вернуть ей память, но я не могу ради этого рисковать всеми вами. Получится — хорошо. Не получится — мы просто уйдем, вот и все. Собирайтесь. Ты побудешь у себя в Риттерсхайме, пока все не утрясется.
— Но…
— Это приказ.
Больше Аста не решилась ничего спрашивать. Она стояла, уцепившись одной рукой за край стола, словно боялась упасть, если отпустит. Вот и все. Совсем скоро волшебный город Арнэльм прекратит свое существование.
А уже на следующее утро от города осталась лишь половина. Жители уходили, забирая свои дома, и уютные улицы становились все больше похожими на челюсти с вырванными зубами. Только деревья в садах шумели, будто тихонько плакали, всеми покинутые.
Аста целый день работала в Хранилище Знаний, помогая упаковывать самые важные книги и коллекции. Все перемещали в небольшой парящий дом, который можно было забрать с собой. Работы оказалось много, но с помощью жителей, вызвавшихся помогать, они почти управились. Аста решила, что вечером поедет домой и соберет свои вещи, а потом, если надо, вернется на работу, чтобы уже оттуда отправиться в Риттерсхайм. А может, еще удастся уговорить Лина, и она останется?..
До дома Аста доехала быстро, никто не встретился ей на пути. Эту часть города уже почти эвакуировали, остались только сады и ограды. Но дом Тео по-прежнему стоял на краю улицы и выглядел совсем заброшенным.
Сам Тео сидел в гостиной, когда она вошла, — в своем кресле, в свете абрикосового торшера, держа на коленях какую-то рукопись. Совсем как раньше. У его ног, обутых в мягкие шлепанцы, свернув крылья, лежала Ирис.
— Тео, вам помочь собраться? — крикнула Аста с порога. — Лин сказал, у меня еще есть время до вечера.
Историк не отозвался и не обернулся, только Ирис заскулила. Ведомая каким-то новым тревожным чувством, Аста прошла в гостиную, не снимая обуви. Тео сидел, откинувшись в кресле, и как будто спал. На коленях у него лежала толстая тетрадь — черновик последней городской хроники. И руки, державшие ее, были холодны, как осеннее небо.
Она плохо помнила потом, как заставила себя сойти с места, как поднялась к себе в комнату и запихивала в рюкзак самые необходимые вещи, вдруг ставшие совершенно ненужными. Мысль позвать кого-нибудь мелькнула и тут же исчезла в полумраке потрясенного сознания. Как бы там ни было, уже поздно. Лин сказал, времени совсем мало. Лин… Как ему сообщить? Или пусть лучше кто-то другой… Надо добраться до площади перед ратушей, там собираются все, кто уходит. Всевышний и здешние… Тео… Нет, не может быть.
Мысли неслись ураганом, заглушая боль, отвлекая на сиюминутные заботы, на то, что еще было возможным. Собрав рюкзак и затянув шнуровку покрепче, Аста спустилась в гостиную. Лиса так и лежала у ног деда, тихонько поскуливая.
— Пойдем, Ирис, — сказала ей Аста и услышала свой голос будто со стороны — слабый, охрипший. Ирис не двинулась. Тогда Аста вынула из рюкзака платок — тот самый, со звездами, подарок Тайсы — и повязала ей на шею и под передними лапами, на манер шлейки.
— Пойдем, нам надо спешить…
Кое-как, уговорами и осторожной силой, ей удалось дотащить лису до двери — Ирис продолжала скулить и упираться крыльями. У порога, почти уже готовая подхватить нелегкого зверя на руки, Аста вдруг отпустила ее и вернулась в гостиную. Присела на корточки перед Тео и долго смотрела в его спокойное, как во сне, лицо. Коснулась плеча в клетчатой рубашке, прошептала:
— Спасибо вам. Спасибо за все.
Потом взяла из его рук том неоконченной хроники, положила его в рюкзак и вместе с Ирис вышла на улицу. Сырой октябрьский ветер нес издалека запах пожара.
Конечно, они не успели. Многие не успели. Край города у набережной полыхнул, как только опустились сумерки. Защитники отразили нападение, но вскоре оказалось, что привычные уже пожары — не самое страшное. В этот раз реттеры явились с новым, никем раньше не виденным оружием.