— Тогда тебе лучше надеть белое платье, — машинально отозвалась Темпера.
Когда она говорила, мозг ее был занят другим; мысль вертелась вокруг одной и той же темы, так и не найдя выхода.
— Да, белое будет очень эффектно, — согласилась леди Ротли, зевая и потягиваясь. — Я хочу спать, Темпера, а когда проснусь, не будем больше спорить, что правильно, а что нет.
— Хорошо, — ласково согласилась Темпера. — Я ни слова больше не скажу. Будь только красива и счастлива.
Леди Ротли улеглась в постель, и Темпера задернула шторы.
«Как долго продлится это счастье?» — подумалось ей.
Темпера шла по коридору к себе.
В замке было тихо. Она знала, что все гости отдыхают, и ей захотелось спуститься вниз, чтобы еще раз взглянуть на «Мадонну в храме» и убедиться, не ошиблась ли она.
Но наверняка кто-нибудь мог ей там встретиться, да и в любом случае это было излишне.
Утром, взяв картину в руки, она уже убедилась, что это подделка, и ее уверенность была непоколебима.
«Может быть, лучше сказать герцогу правду, прежде чем он сам об этом узнает?» — подумала она.
И вдруг ей стало совершенно ясно, что она должна сделать!
Не нужно ничего говорить ни герцогу, никому другому!
Просто нужно поменять подделку на оригинал, украденный лордом Юстасом.
Как только ей пришло это в голову, она поняла, что таким образом решились бы все проблемы — ее тревоги, ее опасения быть обнаруженной и — что самое главное, — герцог не лишился бы своей картины.
Она беспокоилась не только о себе и о мачехе — она беспокоилась и о нем.
Темпера могла представить, что сама бы чувствовала в подобных обстоятельствах, как мучительно было бы лишиться чего-то, столь для нее дорогого.
Сердце у нее забилось. Теперь, когда туман неопределенности рассеялся, она отчетливо увидела все, как при свете дня.
Если она немедленно не сделает какие-то шаги, лорд Юстас успеет сбыть картину.
Темпера пыталась сообразить, что бы она стала делать на его месте. Она присела на кровать и закрыла лицо руками, изо всех сил стараясь сосредоточиться.
Итак, он заменил оригинал подделкой. Проделав это, он отнес ван Эйка наверх, в свою спальню. Там он спрятал его в надежное место, где картину никто не обнаружит, пока он гостит в замке.
«Даже завладев оригиналом, он не решится сразу покинуть замок», — догадалась она.
Если пропажу обнаружат, такой поступок мог бы навлечь на него подозрения.
«Нет, — решила Темпера, — он будет вести себя нормально и естественно и не уедет из замка раньше времени».
А потом ему придет телеграмма, срочно вызывающая его в Англию, или, всего вероятнее, он просто уедет в конце недели погостить у друзей по соседству. Вот тогда-то он и захватит с собой картину.
А пока картина еще здесь, в его спальне, Темпере предстоит ее вернуть.
Одно она знала наверняка: лорд Юстас плохо разбирается в живописи.
Подделка была неплохая, и если бы он увидел ее в раме на стене, вряд ли заподозрил бы, что тут что-то не так.
А вот кто-нибудь другой, например, граф, ее отец, и, может быть, герцог, без всяких проверок определили бы, что это не подлинный ван Эйк.
Темпера была уверена, что лорда Юстаса и ему подобных привлекало в картине только одно: сумма, которую можно за нее получить.
Она подозревала, что у него уже был наготове покупатель, быть может, торговец картинами или богатый американец, один из тех, кто всегда готов приобрести старых мастеров для своей частной коллекции, не задавая вопросов, откуда они берутся.
«Надо пробраться к нему в комнату, — сказала себе Темпера, — найти, где он спрятал картину, взять ее и положить на ее место подделку».
Она понимала, что осуществить это будет нелегко. Если ее застукают, когда она станет менять картины, ее обвинят в краже, как бы она ни старалась оправдаться.
Никто не поверит, что она, дочь знаменитого отца, разбирающаяся в живописи, да еще и проникшая в замок под видом камеристки, не преступница.
— Но мне придется пойти на такой риск, — сказала Темпера вслух.
Первым делом следовало выбрать подходящий момент, чтобы обыскать спальню лорда Юстаса.
К счастью для нее, у лорда Юстаса, в отличие от других джентльменов, не было с собой личного камердинера.
Темпера слышала, как мисс Бриггс и мисс Смит обсуждали мужскую прислугу, и если у лорда Холкомба и сэра Уильяма были свои камердинеры, лорда Юстаса обслуживал один из лакеев.
Учитывая это обстоятельство, она могла точно определить момент, когда можно будет обыскать комнату лорда Юстаса.
Когда герцог и его гости ужинали дома, ужин для прислуги подавали до того, как в столовой сервируют стол для господ. Когда же господа ужинали где-нибудь еще, прислуга садилась за стол, как только они уезжали.
Это устраивало повара, который был рад иметь свободный вечер при каждом удобном случае, и Темпера знала, что едва экипажи отъедут от подъезда, как вся мужская прислуга устремится в свою столовую и усядется за сытный ужин.
Вот тут-то она и проскользнет в башню и постарается найти украденного ван Эйка.
Оставалось еще полчаса до того, как пора будет одевать мачеху перед отъездом.
Тем временем Темпера изо всех сил старалась представить себе, где бы лорд Юстас мог спрятать картину.
Он поступил разумно, похитив миниатюру. Холст размером десять на восемь с половиной дюймов легко спрятать. И тут она вспомнила рассказ отца об ужасной краже в одной из галерей в Риме.
Похитители вырезали из рам несколько полотен и вынесли их из галереи. Следующей их задачей было незаметно вывезти картины из города.
Сэр Фрэнсис рассказал ей о разных способах, которыми пользуются воры.
— Полиция знала кое-что о приемах этих мошенников, они обыскивали багаж всех пассажиров поездов в поисках сундуков с двойным дном и пакетов, где могли уместиться свернутые в трубку полотна.
Темпера слушала с интересом.
— У одного была трость, внутри которой можно было скрыть плотно свернутое полотно. Другой сильно хромал, поскольку его нога была обтянута холстом от колена до щиколотки.
Темпера засмеялась.
— Их всех поймали, папа?
— Думаю, почти всех, — отвечал сэр Фрэнсис. — Но труднее всего оказалось обнаружить украденное полотно, которое человек прикрепил прямо к голой спине. И еще одно, которое другой человек спрятал в своем цилиндре. — Он с улыбкой добавил: — Ему бы удался этот трюк, но один из полицейских заметил, что, когда этого типа остановила какая-то дама, чтобы спросить дорогу, он не приподнял цилиндр. — Сэр Фрэнсис засмеялся. — Столь неучтивый поступок обошелся ему в десять тысяч фунтов — столько стоила картина, — и в семь лет тюрьмы!
«Надо заглянуть в цилиндр лорда Юстаса», — подумала Темпера.
Он мог засунуть полотно еще и под ковер или спрятать за другой картиной, висевшей у него в комнате, до тех пор, пока он остается в замке.
— Опытный вор, — говорил сэр Фрэнсис, — редко пользуется шкатулками с замком — это слишком явно, а бриллианты легче всего спрятать в книжном переплете.
Лорд Юстас похитил не бриллианты. Но «Мадонна в храме» была такой маленькой, что ее можно было спрятать в сложенной газете или засунуть в рамку с фотографией.
Темпера мысленно составила список всех мест, которые следовало обыскать, и ее беспокоила только то, хватит ли времени на поиски, пока прислуга сидит за ужином.
— Ты что-то слишком задумчива, дорогая, — сказала леди Ротли, когда Темпера ее причесывала.
— Стараюсь сделать тебя еще красивее, матушка.
— Вечер будет чудесный, — мечтательно произнесла леди Ротли. — Я в этом уверена.
Проспав час, она вышла из депрессии и теперь просто сияла в предвкушении развлечений.
Темпера почти завидовала ей. В своем белом платье она казалась спустившейся с неба на облаке.
— Сегодня ты всех затмишь, матушка! — воскликнула Темпера, подумав при этом не окажется ли нынешний вечер последним, какой мачехе суждено посетить.
Быть может, завтра или послезавтра им придется с позором бежать в Англию, чтобы укрыться в доме на Керзон-стрит.
А что они станут делать дальше?
Но Темпера тут же решительно сказала себе, что такого случиться не должно. Она должна спасти их обеих, и странным образом, у нее было чувство, что отец помогает ей и направляет ее.
Ей казалось, что он стоит рядом. Когда мачеха спустилась вниз и Темпера готовилась услышать шум отъезжающих экипажей, она начала молиться, как не молилась никогда раньше.
— Помоги мне, папа, не дай мне ошибиться. Подскажи, где спрятана картина, — проговорила она вслух.
Темпера так любила «Мадонну в храме», что была почти уверена: ей удастся ощутить исходящие от нее флюиды, так что не придется тратить время на бесплодные поиски.
Однако она ужасно нервничала, пальцы у нее похолодели, ее била дрожь.
Даже в комнате мачехи до нее долетали голоса и смех из гостиной. Они, наверно, решили выпить по бокалу шампанского перед отъездом.
Перед глазами Темперы стояла матушка, изысканная, прекрасная, в белом платье, и ревниво следящая за ней своими зелеными глазами леди Холкомб.
Леди Барнард, наверно, как всегда, мила и приветлива, а граф не спускает с мачехи своих темных выразительных глаз и уже, вероятно, начал говорить ей изысканные комплименты, которые звучат в его устах так искренне.
А что делает в это время герцог?
Этот вопрос огненными буквами вспыхнул в ее сознании. Тоже восхищается мачехой, соперничая с графом ради ее улыбки и взгляда голубых глаз?
Где-то глубоко в груди Темпера ощутила острую боль, как от удара кинжалом.
«Я ревную! — честно призналась она себе. — Нельзя быть настолько глупой, чтобы ревновать к мачехе!»
Она могла видеть себя в зеркале, свое скромное черное платье, бледное лицо в обрамлении темных волос.
Кому придет в голову смотреть на нее, когда рядом с ней мачеха сияет, как солнце… золотое и великолепное, как изображал его Тернер?