Мотоцикл мой постоянно ломался. Однажды я поехал в Килдэр, не заметив, что с болта в центре рамы слетела гайка. В дороге болт расшатался и выпал, и мотоцикл развалился на части. Таким был конец моей «Хонды». Сам я не пострадал лишь чудом. К тому времени я переехал в самую убогую однокомнатную квартирку, какую только можно было вообразить. Дом располагался возле канализационного коллектора в районе Болсбридж. Кровать представляла собой широкую полку, которая прикреплялась кронштейнами к стене и опиралась на две ножки. В углу стояла маленькая кухонная плитка и два шкафчика, где я хранил свое печенье, – крысы с удовольствием угощались им по ночам. Каждое утро, когда я, ругаясь, обрезал погрызенные края печенья, чтобы хоть чем-то позавтракать, я представлял себе рецепторы удовольствия в крысином мозгу.
На вешалке бесполезно висела мотоциклетная одежда, на которую я потратился. Как-то среди ночи я проснулся и увидел, что на моей куртке сидит наглая крыса и беззастенчиво грызет мое же печенье. Я вскочил и принялся гоняться за ней по крохотной комнатке, распахнув дверь, чтобы она выскочила, но все без толку. Тогда я натянул мотоциклетные перчатки и поймал ее за хвост. Крыса вырвалась, оставив хвост у меня в руках, и заметалась по комнате, обрызгав кровью все вокруг. В конце концов я ее поймал и выбросил. Чувствовал я себя отвратительно, но что было делать? Крыса ела мои продукты и испачкала кровью всю комнату. Слава богу, что перчатки спасли меня от укусов. Жаль, что их на мне не было, когда я впервые пытался подпилить лошади зуб: протестующее животное чуть не откусило мне руку.
Я хотел больше узнать о лошадях, чтобы всему научиться. Ирландец я или нет, черт возьми! Подразумевается, что я должен был все об этом знать, ведь всем известно, что в Ирландии лучшие в мире конезаводы. И вот, наконец, у нас началась практика. Однажды я наблюдал за осмотром лошади и спросил, где можно поставить низкую четырехточечную блокаду нерва на передней ноге лошади. Ответ должен был прозвучать примерно так: между глубоким сгибателем пальцев и межкостным сухожилием на половине длины берцовой кости и ниже латеральной и медиальной поверхностей малоберцовой кости. Лектор, давно отошедший от ветеринарной практики и, как мне кажется, уверенно шагающий к завершению своей карьеры, лишь указал носком ботинка на нижнюю часть ноги лошади и сообщил, что нужно «ввести анестетик» вон туда, и тогда все получится отлично. Сам он предусмотрительно отошел в сторону, оставив меня и парня, который держал лошадь, наедине с этой непростой задачей.
Шел третий год моего обучения, а практики все еще было немного. Я так и не имел дела ни с кошками, ни с собаками – это предусматривалось лишь на четвертом курсе. И тогда я начал при любой возможности бывать в клинике для животных на Чарлмонт-стрит. Тамошний ветеринар Джон Харди познакомил меня с практической ветеринарией мелких домашних животных. Тогда я еще не знал точно, какая сфера ветеринарии привлекает меня больше всего, но был уверен в одном: я пока еще слишком мало знаю и мне предстоит долгий путь. Это стало очевидно, когда я воспользовался артериальным зажимом, чтобы вытащить из уха собаки попавшее туда семечко, и Джон обрушил на меня поток вполне заслуженных оскорблений. Он недвусмысленно дал понять, что я должен проявлять больше уважения к хирургическим инструментам и использовать их по назначению.
Может показаться, что это поучительная история и мудрый совет, поскольку инструменты – это дело важное. Но я и сегодня использую все имеющиеся инструменты для самых разных задач, из-за чего интерны и другие врачи постоянно напоминают мне, что это не по правилам. Работать по правилам мне сложно, потому что я вечно думаю о том, о чем еще не написано ни в одном учебнике. Чем больше я узнаю, тем сильнее стремлюсь вырваться за границы общепринятого, стараясь быть более дальновидным.
Я дождаться не мог окончания третьего курса, потому что твердо решил на лето снова вернуться в Америку. Мне хотелось заработать там денег, чтобы снять в Дублине жилье получше и завершить учебу в нормальных условиях. Подав заявление на студенческую рабочую визу, я вернулся в Филадельфию и впервые решил найти настоящую оплачиваемую работу.
Временно я остановился у Дона и подумывал поехать в Кейп-Мей в Нью-Джерси, чтобы поискать работу там. Помню, как нещадно палило солнце, припекая мою белую ирландскую голову, когда я, все еще преисполненный благоговейного трепета и почтения, в белой рубашке с галстуком бродил от ресторана к закусочной, интересуясь вакансиями. Я встречал геев, гетеросексуалов, белых, красных, желтых, коричневых и черных людей, с ирокезами, с пирсингом, с татуировками по всему телу – представителей рода людского со всех концов света. Я был ошеломлен этим разнообразием. Но все кухни, на которых я побывал, были одинаково грязными. Естественно, я понимал, что начинать придется с мытья посуды и уборки со столов, как всем. Это меня устраивало, но деньги нужно было зарабатывать быстро, а в курортном городке я тратил больше, чем зарабатывал.
Дон предложил поискать работу в отеле рядом с его домом, в Вэлли-Фордж. По дороге туда я прошел мимо симпатичного парня, который только что вышел из красного «Корвета». Его костюм показался мне костюмом официанта, и я спросил, не работает ли он здесь и не может ли показать мне офис менеджера банкетного зала. «Парень, это мое заведение!» – ответил он, делая широкий жест рукой. Оказалось, что это действительно так. Он был главным в коктейльном баре. Что он не мог сделать, он выдумывал; что не мог заработать, получал в виде чаевых; развлечения, которые были ему недоступны, и не стоили того; с какой девушкой он не мог познакомиться – ну, таких еще не встречалось. Мэтт был настоящим американским героем и отлично это знал.
Я прошел в офис и пообщался с банкетным менеджером Нанетт Хазз. Мы разговаривали около трех минут, но я никогда не забуду ни ее имени, ни ее красоты. Я получил работу – аллилуйя! – и карточку на вход и выход. Я понял, что могу работать хоть день и ночь, но реальные деньги делаются на чаевых, потому что зарплата составляла всего несколько долларов в час. Все дело было в качественном обслуживании, за которое полагались чаевые. Мое ирландское происхождение не было помехой. Я быстро учился, да и британское произношение оказалось очень кстати. За три месяца я заработал больше, чем мог мечтать. Вообще-то, это было не так уж и много, но в то время эта сумма казалась мне целым состоянием. Я откладывал каждый пенс, чтобы окончить ветеринарную школу.
Единственным, кто знал, что я работал на нескольких разных работах, был шеф-повар. Но это казалось ему занятным, и мы отлично ладили. Поблизости находилась концертная площадка. Как-то утром приехал целый автобус довольно голодных и требовательных музыкантов. Было около полудня, и завтрак давно остыл. Музыканты же страстно желали завтракать и мечтали о сосисках. Отказа они не принимали, поэтому шеф-повар, который навсегда останется безымянным, вытащил из ведра все сосиски, оставшиеся от завтрака, помыл их, разогрел и с улыбкой вручил мне блюдо. Музыканты получили сосиски, а я, естественно, свои чаевые. Судя по всему, тот шеф-повар относился к соблюдению правил с еще большим пренебрежением, чем я.
Я зарабатывал пять долларов здесь, десять долларов там, и это было потрясающе. В итоге я стал работать в четырех сервисных службах отеля, у каждой из которых был свой фартук. Все мои четыре фартука висели в небольшой нише, где собирали заказы для обслуживания в номерах. Однажды мои смены совпали. Во-первых, я должен был обслуживать два столика на банкете – подавать блюда и убирать со стола; во-вторых, работать в ресторане, где за мной было закреплено четыре столика; в-третьих, подавать напитки и легкие закуски – например, морковные палочки – в салат-баре в атриуме, после чего собирать бокалы. И, наконец, в-четвертых (но не в последнюю очередь по значимости!), я был в ту же смену на обслуживании номеров. Фартуки я менял быстрее, чем подгузники на младенце с диареей, а мой приятель шеф-повар смотрел на меня и покатывался со смеху.
Я лихорадочно складывал салфетки для банкета в мой красивый коричневый фартук – да-да, я научился очень красиво складывать салфетки, – когда в зал заглянула Нанетт, посмотрела на мою работу и кивнула в знак одобрения. Я кивнул ей в ответ и кинулся бежать по коридору, на ходу повязывая голубой фартук, зашел в ресторан и мило пообщался с посетителями, только что занявшими два моих столика. Оттуда я кинулся на кухню, наколол заказы на спицу, решил, что приготовление займет минут десять, и побежал к нише, чтобы надеть черный фартук и выйти в салат-бар, где судорожно собрал использованные бокалы, по пути прихватил поднос с бокалами шампанского и кружил с ним по залу, пока благодарные гости их не разобрали. Проходя мимо лифта с оставшимся на подносе бокалом, я вручил его выходившему оттуда джентльмену, за что получил от него десять долларов. Результат! К нише я подбежал как раз в тот момент, когда поступил первый заказ на обслуживание в номерах. Промчавшись вихрем через кухню, к вящему веселью шеф-повара, я разместил еще два заказа и вернулся в ресторан, чтобы подать напитки из бара, принять заказы на еду для первых двух столиков и на напитки – для двух других, немного поболтал с гостями за третьим и четвертым столиками. Потом – назад на кухню, в бар, дальше по коридору, завязывая на ходу коричневый банкетный фартук. Тут я увидел, что из-за угла навстречу мне вышла Нанетт. Я замер в дверях, и она прошла мимо, не заметив меня. Я кинулся в зал, принес напитки для двух столиков, и гости выбрали еду. «Отлично, у меня есть еще десять минут», – подумал я и кинулся к нише.
Заказ для обслуживания в номерах был готов. Черт, он на четвертом этаже и страшно далеко от лифта! Я понес его в жутком зеленом фартуке – такие до сих пор есть дома у мамы и сестры. Я даже видел, как сестра надевала его в прошлое Рождество! Оттуда побежал в салат-бар в черном фартуке – подать напитки и забрать бокалы. К этому моменту мои вьющиеся длинные волосы в стиле 80-х окончательно взмокли, и я стал похож на Патрика Суэйзи. И тут произошло нечто ужасное: капля пота упала с одной из прядей. Словно в замедленном кадре, я видел, как она падает прямо в бокал дамы, которую я обслуживал. Господи боже, мне показалось, что весь мир замер!