Та ужасная катастрофа окончательно решила судьбу моей сельскохозяйственной практики. Этот период моей жизни подходил к концу. Меня огорчало, что в нем было мало возможностей для хирургической работы как с крупными, так и с мелкими животными: либо случаи были несложными и легко поддавались лечению, либо животных просто усыпляли. Но я продолжал обучение и не оставлял надежды стать настоящим ортопедом. Мои первые шаги в этом направлении были не слишком впечатляющими, как и мой хирургический набор. Несколько первых спинальных операций я выполнил с помощью дрели по дереву со стерильным сверлом, которую я обернул стерильным материалом, а роль ортопедической костной дрели выполняла дрель «Макита» из хозяйственного магазина – также со стерильным сверлом. Однажды я левой рукой держал бедренную кость, а правой высверливал в ней отверстие с одной стороны. Я не почувствовал, что кость треснула, и продолжал давить на дрель с той же силой. Но другой стенки у кости уже не было, поэтому сверло вошло прямо в мою левую руку.
– Вот черт!
Глядя на сверло, торчащее с тыльной стороны моей ладони, и видел, как кровь заливает мою перчатку. Я сразу же переключил дрель на обратные обороты и вытащил сверло – шок притупил боль в первое мгновение, но потом она вернулась. К счастью, сверло прошло между двумя пястными костями. Мне очень повезло. Я туго перетянул руку специальной повязкой и закончил операцию, потому что ассистента у меня не было. Все произошло в стерильной операционной, и рана моя затянулась довольно быстро.
Хотя я неплохо управлялся и со своим набором самых простых инструментов, я не переставал думать о том, как усовершенствовать методику, особенно под впечатлением от зарубежных поездок и знакомства с окружающим миром. Так, например, я разработал систему внешней скелетной фиксации тазовых костей для кошек, основанную на принципе абордажного крюка: штифты захватывали обломки костей сверху и удерживали их в правильном положении, благодаря чему переломы заживали без пластин и шурупов. Первого кота, на котором я испытал этот прием, звали Чеддером. Я до сих пор помню, что у него было шестнадцать отломков. Пластины и шурупы в этом случае не помогли бы, потому что отломки были очень мелкими. К тому же был поврежден и тазобедренный сустав. Я сделал несколько разрезов и, орудуя тонкими спицами, как палочками для еды, придал отломкам правильное положение и закрепил. В конце операции кот стал напоминать моего любимого ежа, но все прошло успешно.
Однажды я оперировал добермана с болезнью Вобблера – синдромом каудальной шейной спондиломиелопатии. Это тяжелое заболевание встречается в разных вариантах, и оно всегда меня живо интересовало. Два межпозвоночных диска в нижнем отделе шеи бедного пса в результате дегенеративного процесса разбухли и стали давить на нервы передних лап и на спинной мозг, одновременно вызывая сильный тремор задних конечностей. Из-за того, что нервные сигналы не доходили правильным образом, задние лапы просто подкашивались. Все четыре лапы собаки были парализованы, и ее приходилось носить на руках. В то время у нас было недостаточно аппаратуры для подобных хирургических вмешательств, а клиенты не располагали достаточными средствами, чтобы обратиться в другое место. Я провел операцию с помощью единственной доступной в то время дисковой прокладки – металлической шайбы, которую я вставил между позвонками вместо поврежденных дисков. К сожалению, на лапы доберман так и не поднялся, и, как это ни было грустно, мне пришлось его усыпить.
Возвращаясь домой после этой операции, я не мог сдержать слез. Мне даже пришлось съехать на обочину, чтобы собраться с духом. Был декабрь, начинался снегопад – скорее, дождь со снегом. За белой дымкой я видел ферму вдали. Фермер грузил новогодние елки в фургон для лошадей. Повозка имела четыре жестких борта, поэтому больше, чем в нее влезало, положить было нельзя. У фермера осталась последняя елка. Он с недоумением посмотрел на нее и принялся запихивать ее верхушку между другими стволами в фургоне. Он толкал и толкал дерево, пока оно не втиснулось достаточно глубоко, еще сильнее примяв ветки других деревьев.
Эврика! Так появилась межпозвоночная прокладка в форме рождественской елки.
Больше десяти лет я совершенствовал спинальную спондилодезную систему, которая сегодня широко применяется. Она получила название FUSS – универсальная спинальная система Фитца. В ней используются титановые межпозвоночные распорные устройства разных размеров в форме елки, которые устанавливаются между позвонками, раздвигая их, когда диски повреждены или позвонки деформированы. Значительно позже я решил соединить такие распорки с помощью перевернутых седловидных пластин, которые привинчивались к каждой распорке, а затем совместить эти пластины гантельными конструкциями (на которые меня вдохновило посещение спортзала), чтобы одновременно разгрузить несколько участков в шее больной собаки.
В ветклинике «Хантерс лодж» я придумал очень многое, но не имел технической возможности реализовать свои идеи на практике. Это удалось мне лишь много лет спустя. Думаю, что страсть к новаторству я унаследовал от отца, который был настоящим королем импровизации. Когда однажды он посетил эту маленькую ветлечебницу в Юхерсте и впервые увидел меня за работой, я был безмерно счастлив. Я с гордостью показал ему операцию на запястном суставе собаки, с помощью дрели по дереву убрав хрящ с суставов, а с помощью строительной дрели просверлив отверстия под шурупы пластины, и рассказал, как просверлил себе руку. А он вспомнил, как мы с ним убирали урожай турнепса, когда мои руки были покрыты шипами и занозами. Я рассказал и о критике моих лекций. Отец улыбнулся и напомнил, что, когда в тебя вонзается множество шипов, ты перестаешь чувствовать боль от новых уколов. Наверное, он был еще и королем ежей – колючим снаружи, но мягким внутри.
В этот период жизни я начал подбирать собственную семью единомышленников. Услугами моего массажиста Стюарта я еженедельно пользуюсь уже более двадцати пяти лет. Они важны для меня как физически, так и психологически. За свою жизнь я перенес множество травм, но самые большие нагрузки мое тело претерпевает во время проведения операций. По иронии судьбы ортопеды и нейрохирурги калечат собственные тела, портя осанку. Им приходится часами горбиться над операционным столом, совершая специфичные движения, в результате чего возникают те же проблемы, от которых они стараются избавить пациента. Стюарт всегда мне помогает, а порой дает мудрые советы или просто говорит: «Возьми себя в руки!» 13 февраля 1996 года я как раз был со Стюартом, когда по радио сообщили, что группа Take That – Гэри, Марк, Говард и Джейсон – распалась. Я был их большим поклонником. Стюарт же стал для меня голосом разума во мраке!
Со своим близким другом Риком (улучшенной версией Рода Стюарта) я познакомился в 1992 году в спортзале. За годы нашей дружбы мы отлично повеселились, включая день его сорокалетия, когда я, одетый женщиной, в качестве традиционного сюрприза выпрыгнул из картонного торта. Впрочем, я скорее напоминал ежа, потому что изодрал свои чулки, парик и платье накладными ногтями. Куда до меня Эдварду Руки-ножницы! В 2000 году, во время моего последнего нормального отпуска, мы с Риком отправились на поиски ежей в Австралию. Вообще-то мы искали ехидн, которые похожи на ежей, и утконосов, которые вообще ни на кого не похожи. Натянув на головы черные пластиковые мешки с прорезями для глаз, мы под проливным дождем пошли в джунгли близ Кэрнса. Нам пришлось три часа пробираться сквозь заросли, чтобы увидеть этих удивительных существ. Теперь я люблю еще и ехидн с утконосами. Хотя ехидны похожи на ежей, на самом деле они яйцекладущие млекопитающие. Они и утконосы – единственные представители отряда однопроходных, или птицезверей.
Печальная реальность состоит в том, что человек – угроза для всех представителей дикой природы, включая наших скромных ежей. Последние 15 миллионов лет мало что изменили в жизни ежей, но им грозит полное вымирание в ближайшие пятьдесят лет. За время моей жизни 95 процентов ежей Великобритании вымерли из-за применения пестицидов, сокращения живых изгородей и увеличения количества автомобилей на дорогах.
Герой моего детства Ветмен, первым пациентом которого стал еж, хотел, чтобы мы поняли: человек должен заботиться обо всех животных в мире. В моей жизни были успехи и неудачи, я совершал ошибки. Но я хотел идти своим путем, занимаясь лечением крупных и мелких животных, а теперь и как специалист-ортопед. Чем лучше я понимаю, какой путь я прошел и в каком направлении хочу двигаться, тем яснее становится, что можно всю жизнь писать статьи, читать лекции, сдавать экзамены, внедрять инновации, получать критику и признание за помощь домашним питомцам и даже осознавать свою «важность» – что бы это ни значило, – но так и умереть, не сумев донести до людей неоспоримую истину, о которой в нашей суетной жизни мало кто задумывается:
мы несправедливо относимся к животным, которые дают нам так много.
Мы уничтожаем среду их обитания. А ведь это угрожает и нам самим. Еще два-три поколения – и экосистема нашей планеты может полностью разрушиться.
Мне хочется, чтобы наша любовь к животным, которые живут в наших домах, распространилась и на их дома тоже – где бы они ни находились и какими бы ни были. Я хотел этого даже в 90-е годы, когда стремился к тому, чтобы умение слушать животных, являющихся частью наших семей, превратилось в ответственность за всех живых существ планеты. Я преодолел страх перед публичными выступлениями, но для этого мне пришлось решить гораздо более серьезную проблему: научиться обращаться к по-настоящему широкой аудитории – только тогда это обрело масштабы настоящей драматургии.
11. Умирающий лебедь и мой «сын»
Искусство имитации жизни
“Как вы смеете в программе о дикой природе заставлять актера, притворяющегося ветеринаром, убивать лебедя?!» – писал нам разъяренный телезритель.