В 70-е годы сельские семьи в Ирландии не имели возможности обучать своих детей каким-то дополнительным навыкам, кроме жизненно необходимых. Сегодня мои друзья обучают детей игре на гитаре, отправляют их на уроки карате, плавания, танцев и футбола. И мне очень жаль, что я был лишен этого в детстве. У нас было несколько занятий по плаванию, но меня они привели в ужас, и никто не попытался это исправить. Я и сейчас плаваю очень неважно. Мне очень хотелось заниматься в драмкружке, но подобные вещи не входили в список приоритетов моих родителей.
Мне нравились комиксы, где было много картинок и мало слов, они в полной мере соответствовали моим ограниченным навыкам чтения. Я держал их в тайнике под кроватью и в своем розовом деревянном стенном шкафу. Покупал я их на деньги, полученные за помощь фермерам на рынке скота. А иногда мне удавалось приобрести их на периодической школьной распродаже комиксов, где мы продавали свои старые книжки и покупали другие. Честно говоря, я думал, что комиксы — это мой секрет, но только до тех пор, пока не подросла Жозефина и не стала их у меня таскать. Узнав об этом, я был вне себя, но, к счастью, у нас оказались разные интересы. Она предпочитала «Бино» и «Дэнди», а я обожал комиксы «Марвел» — «Люди X — самые необыкновенные супергерои!». Моим любимым героем был Росомаха. Впрочем, комикс «Бэтмен и Робин» мне тоже очень нравился. Я был страстным поклонником всех супергероев, особенно тех, которые умели волшебным образом восстанавливать свои кости или летать! Я знал, что Бэтмен и Росомаха отличались от всех людей. Они чувствовали, что их не понимают. Бэтмен всю жизнь искал любовь, которую утратил с гибелью родителей, а Росомаха вообще был мутантом с металлическим эндоскелетом и обладал способностью самоисцеляться.
Я убегал в мир комиксов, потому что мечтал о мире, в котором супергерои смогут спасти всех.
Когда в своих мечтах я улетал с мистером Робином с нашего каштана, нас часто сопровождали любимые супергерои. Мистера Робина, естественно, сопровождал Бэтмен, но порой появлялись Росомаха и его товарищи. Вместе мы обладали способностью исцелять — мне этот дар казался самым удивительным из всех!
Однако реальная жизнь на ферме в Баллифине была очень далека от жизни в Готэм-Сити. Здесь нужно было присматривать за овцами и коровами, менять соломенные подстилки в сараях, выгребать навоз, пропалывать турнепс, запасать сено и силос, убирать ячмень и тому подобное — бесконечный цикл сезонных работ. Наряду с прополкой турнепса мне не нравилось выгребать навоз, смазывать стойла и собирать камни. Чтобы выгрести навоз, нужно было прикрепить к трактору специальный широкий совок, а потом заехать на пандус и опустошить содержимое совка в специальный контейнер. Много лет спустя, работая ветеринаром на ферме, я стал свидетелем того, как кто-то из работников погиб, делая это: трактор опрокинулся прямо в контейнер с навозом. Ужасная смерть! С тех пор мысль о возможности утонуть в навозной жиже стала моим кошмаром.
Смазывать маслом стойла было безумно скучно, особенно в разгар лета. Зимой в хлевах коровы поедали траву из силосной ямы. над которой трава, накрытая полиэтиленом, горкой возвышалась между двумя подпорками. Иногда коров кормили зерном из лотков. Спали животные в стойлах, разделенных металлическими решетками. И летом нам приходилось отскребать от решеток присохший за зиму навоз, потом чистить их проволочными щетками и смазывать отработанным маслом из двигателя трактора.
Но больше всего я ненавидел сбор камней. Их нужно было убирать с поля после вспашки и рекультивации. Это был очень утомительный процесс бесконечного хождения за медленно ползущим трактором, к которому был прицеплен большой металлический контейнер. Заметив камень, его нужно было подобрать и кинуть в эту емкость. Когда я был слишком мал, чтобы поднимать большие камни, я водил трактор. И это было просто грандиозно, потому что вести трактор по прямой было легко. Но старшие сестры и брат на меня обижались. В конце концов, когда я подрос, мне пришлось собирать камни вместе с ними. А поскольку почвы у нас в основном каменистые, это было совсем не весело.
Со временем я научился разворачивать трактор — и довольно неплохо (если не вспоминать тот случай, когда я чуть было не свалился в ручей вместе со всем урожаем ячменя). И тогда мне поручили прикатывать почву. К трактору прицепляли каток — большой металлический цилиндр на оси, который должен был выравнивать почву и вдавливать оставшиеся мелкие камни перед посевом семян, чтобы потом комбайн не цеплял камни с землей при уборке урожая. Мне нужно было просто вести трактор по прямой до конца поля, а потом разворачиваться и ехать назад. Я очень этим гордился! Однажды наша соседка миссис Коулмен, очень встревоженная, позвонила маме, чтобы сообщить, что по нашему полю сам по себе едет трактор. Я был так мал, что меня за рулем попросту не было видно!
Бывали сельскохозяйственные работы, которые многим казались довольно забавными. Например, уборка сена и силоса или купание овец. В них принимали участие все наши родственники, друзья, а порой и просто прохожие. Овец мыли дважды за лето. Эта процедура избавляла их от паразитов — мясных мух, блох и клещей, а также от парши, то есть от всего, что могло привести к серьезным проблемам со здоровьем. Творилось что-то невообразимое. Всех овец сначала собирали в загоне, а потом сталкивали в огромную канаву, заполненную водой с дезинфицирующим раствором. Все это сопровождалось столпотворением, криками, смехом, громким блеянием. Брызги едкой воды разлетались во все стороны. Людям дезинфекции доставалось не меньше, чем овцам. Перепуганные овцы пытались выбраться из канавы по скользким склонам. Они этот процесс ненавидели и были так напуганы, что от страха из них вылетал кал. Но их снова сталкивали в эту огромную «ванну для купания», и им приходилось плыть к другому ее краю, чтобы выбраться наружу. Но если отец или кто-то из его помощников считал, что овца недостаточно продезинфицировалась, ее загоняли обратно пинком ноги в резиновом сапоге. Люди были мокрыми с головы до ног, но все были в приподнятом настроении после такого веселого «циркового представления». Оно веселило всех, кроме несчастных овец.
Впрочем, радость была недолгой. Как оказалось, многие фермеры отравились дезинфектантом, применявшимся в 70—80-е годы в Ирландии и содержащем фосфорорганический инсектицид. Некоторые из этих веществ относились к той же группе, что и боевые отравляющие вещества. Они загрязняли землю и воду. Их вредное воздействие накапливалось в организме, и люди, работавшие с ними годами, серьезно пострадали. Порой забота о животных оборачивается страшными последствиями — в дальнейшей своей работе мне не раз приходилось с этим сталкиваться.
Но были в моем детстве и по-настоящему радостные события, не обязательно связанные с фермой. Помню, как я ходил на ирландские танцы в своем коричневом костюмчике, сшитом для первого причастия, вместе с Грейс и Жозефиной в их прелестных зеленых платьях с вышивкой. А еще я был алтарником и помогал во время мессы — это мне страшно нравилось. Более того, я был алтарником дольше всех в истории баллифинской церкви, насколько мне известно. Мне нравился сам ритуал, хотя еще больше нравились полученные за эту работу деньги, которые я мог потратить на комиксы, сладости или иные радости во время летних каникул. Я облачался в церковное одеяние и ощущал свою власть и ответственность, когда нес кадильницу с дымящимся ладаном. Кадильница из золотистого металла висела на цепях, и алтарник должен был осторожно ее покачивать, чтобы ладан разгорелся. А потом ее забирал священник и начинал раскачивать более энергично, чтобы что-то освятить или для того, чтобы молитвы прихожан возносились к небесам вместе с дымом ладана. Я хорошо справлялся со своей работой, только один раз аромат фимиама меня усыпил, и я свалился со ступенек прямо под ноги отцу Морану.
В другой раз меня чуть не отлучили от церкви. Во время одной особенно долгой и нудной проповеди я сидел на ступеньках перед кафедрой, с которой обращался к прихожанам отец Моран, прямо у его ног, обутых в сандалии. По какой-то необъяснимой причине мне пришла в голову мысль, что я могу осторожно коснуться большого пальца его ноги. Когда мой палец находился всего в дюйме от носка священника, я получил весьма ощутимый пинок. Внутренне я взвыл, но проповедь продолжалась. Я подумал, что меня линчуют, но вместо этого священник так взглянул на меня, что, если бы взглядом можно было убить, я бы уже оказался на шесть футов под землей. С этого дня я возненавидел сочетание сандалий с носками.
Но самое сложное и почетное для алтарника дело — во время пасхальной процессии нести крест по символичному крестному пути. Денег за это никто никогда не получал, но для такой работы требовались стальные руки, и отец Моран высоко ценил подобное. Если крест во время процессии, которая четырнадцать раз останавливалась для молитвы в память о Страстях Христовых, ни разу не пошатнется, тогда, возможно, на следующей панихиде священник мог позволить служке сидеть у гроба, а это приносило неплохой доход. Мне всегда было очень грустно, когда церемония подходила к моменту распятия Христа, но меня неизменно утешала мысль о грядущих похоронах, где мне будет позволено сидеть у гроба и иметь свой доход от пожертвований скорбящих. Другим неплохим источником дохода были свадьбы. На похоронах и свадьбах я фантастически хорошо умел грустить или радоваться в соответствии с обстоятельствами.
Мои навыки алтарника произвели впечатление на нашего нового приходского священника, отца Мини, и он стал снабжать меня книгами на латыни в надежде, что и пойду его путем. Он не раз беседовал с мамой о моей перспективе стать священником. Моя крестная миссис Данн жила рядом с церковью. Как-то раз, когда я был у нее, она кивнула в сторону церкви и спросила, не хочу ли я когда-нибудь надеть там «большое облачение». Я понял, что она имеет в виду одежду священника. Подняв на нее невинный взгляд, я ответил, что, наверное, никогда не вырасту настолько, чтобы оно было мне впору. Больше она эту тему не поднимала, даже когда я уже вырос и все еще участвовал в мессе, хотя давно перерос свой стихарь и облачение. Отец Мини действительно предложил мне свою сутану, если я продолжу службу при церкви. Но я никогда всерьез не думал о религиозном служении. Хотя я твердо верил в духовную связь всего сущего с Богом, мне было трудно принять на веру историю Адама и Евы — и еще труднее поверить в адское пламя. Однако мне нравилось участвовать в мессе. Ритуал, порядок, предсказуемость и предопределенность — это то, в чем я нуждался в переходном возрасте, который совпал с переходом в среднюю школу, принесшим в мою жизнь неуверенность и нестабильность. Кроме того, в церкви меня уважали и хвалили, что нечасто случалось в реальной жизни.