Он крепко схватил ее, прижав к себе и сдавив шею так, чтобы она не могла пошевелиться. Леран сам не мог поверить, что делает это. Ее рот он закрыл поцелуем, хотя это было сложно так назвать, скорее то было сильное прикосновение губ, чтобы она не смогла закричать, левой рукой он попытался распахнуть то самое невзрачное серое платье, в котором Эни провела в замке столько дней. И сразу почувствовал сильную боль.
Она укусила! Проклятая девчонка укусила и со всей силы оттолкнула его от себя. Леран почувствовал вкус крови во рту и с ненавистью провел по губе тыльной стороной ладони, понимая, что девчонка прокусила насквозь.
— Что с вами? — срываясь на крик и задыхаясь от страха, произнесла Эни. — Вы обезумели! Леран! Прошу! Что я сделала?
— Что сделала?! Ты написала письмо викариям у Шельта! Да тебя убить мало!
— Какое письмо? Какие викарии? Кто такой Шельт?
Леран готов был стереть Эни в порошок и плевать на епископа, викариев и всю Канцелярию вместе взятую. Но тонкий голос рассудка зазвучал немного громче. Граф увидел, что помощница управляющей не врет, она действительно в ужасе, и ничего не знает ни о каком письме. Такой страх не сыграл бы даже искусный актер, что уже говорить о девчонке из приюта. На глаза бросилась еще одна деталь — то самое платье. Он не заметил сразу, но теперь, немного успокоившись, смог увидеть свой подарок, аккуратно разложенный на софе. Платье лежало таким образом, чтобы сидя в кресле у камина и работая с записями Змеры, его можно было видеть.
— Письмо… — еще раз сказал Леран, но теперь уже намного тише и спокойнее. Эни отметила его обескураженное лицо. Граф подошел ближе, хотел прикоснуться к ней, чтобы успокоить, но не решился. — Ты не писала письмо викариям?
— Конечно, нет, — с ужасом ответила Эни, — зачем мне это делать? Герцог и Эль… ваш отец, они обучают меня, передают свои знания. Герцог даже дал мне книги. А я просила вашего отца оставить меня здесь и не отправлять в монастырь! Так зачем мне писать викариям, лорд, и что я им могу написать? Объясните! Если бы я написала в монастырь или викариям, меня бы забрали. И вы можете представить, какая жизнь у меня началась бы? Меня бы закрыли в монастыре, потому что ни один дом больше не взял бы меня к себе. Да, честно признаться, я бы и сама не захотела служить ни в одном другом доме. Единственного дорогого мне человека монахини не вернули в приют, и тот гребень, который вы подарили мне, тот гребень доказал, что моя подруга счастлива и живет со своим мужем. Я больше никогда их не увижу, но я рада этому. Мне нравится здесь, хотя единственное, в чем у меня никогда не получится здесь разобраться — это вы, граф. То вы ненавидите меня, то дарите подарки, то готовы убить, то провожаете, а теперь… Я не знаю, как мне все это понимать и понимать ли вообще. Но знаю точно, что ни один викарий и даже сам епископ не смогут мне объяснить ваших поступков.
Эни выдохнула и обдала графа таким ледяным взглядом, что Лерану впору было бы насмерть замерзнуть. Теперь он окончательно уверился, что ошибся. Девчонка ни просто не при чем, ей это ненужно так же, как и ему. И к своему удивлению, несмотря на то что доносчик все еще не пойман, Леран впервые испытал настоящее облегчение. Было что-то неуловимо приятное, знать, что Эни никогда бы не поступила подобным образом.
«Пока не узнает, что ее отец — епископ», — опомнился граф.
— Что я могу сделать, чтобы загладить свою вину? — спросил он, когда Эни присела на край софы и начала нервно потирать руки. — Могу ли я рассчитывать на прощение?
— Мое? — она удивленно подняла взгляд. — Не думаю, что оно вам необходимо. Вы показали себя лорд, я все прекрасно поняла. Да и не принято графу просить прощения у служанки. Единственное, на что я могу надеяться, так это на ваше благородство и на то, что вы больше не прикоснетесь ко мне.
— Эни, я не могу нормально объяснить произошедшее. И то, что я скажу не оправдание, но письмо, которое доставили мне от викариев… оно было подписано тобой и…
— Надеюсь, теперь вы удостоверились, что я не писала писем?
— Да, — без лишних слов ответил Леран.
— Тогда могу ли я продолжить заниматься работой? Госпожа Змера поручила мне составить учет всех бутылок в погребе, а их достаточно, чтобы занять меня на три дня.
Леран еще раз взглянул на помощницу: сколько всего случилось из-за одного ее появления здесь, а сколько еще должно произойти? Граф думал, что Натан все-таки поступил опрометчиво, поддавшись желанию Гариты, и взяв девушку из монастырского приюта. Нельзя было этого делать. И как оказалось, нельзя было не из-за самой воспитанницы, а из-за людей в герцогском замке. Только сейчас Леран понял, что ни слуги, ни люди в городе, ни он сам не смогли принять ее, откинув прошлое. И насколько прав Марк в своем безумном безразличии к истории своей невесты. Возможно, знай он, кем действительно является его будущая супруга, он никогда не сделал бы ей предложение. Так и здесь. Не знай Леран, кем является помощница управляющей, он не стал бы даже рассматривать возможность подобного предательства. И прав был Эльдевир, те, кто столько времени боролся против позорного клеймения всех подряд, сами поставили это клеймо, а под ним огромную и жирную подпись. Как оказывается просто быть хорошим, когда не задеты твои собственные чувства, как легко быть на правильной стороне, когда твой противник — настоящее воплощение зла. И насколько быстро к этому можно привыкнуть. Какое счастье скрывается в неведении, вот только Леран знал…
Знал, кто такая Эни и насколько она важна, прекрасно знал своего брата и отца, а когда в полном молчании выходил из комнаты Монтифера и бежал в сторону библиотеки, уже знал, кто именно написал письмо викариям.
С доносчиком он разберется немного позже. Сначала он вбежал самую спокойную часть замка, быстро огляделся по сторонам, чтобы ни слуги, ни его родные не могли заметить, чем он занимается, и только удостоверившись, что рядом никого нет, кинулся к документам, которые они забрали из монастыря.
Здесь было несколько важных книг о похождениях епископов, и не только те, о которых каким-то образом прознал его мастер. В тайной секции лежали секретные доносы, личные приказы, указания, которые необходимо было уничтожить после прочтения. Здесь было собрано все, что могло раз и навсегда разгромить власть Канцелярии или хотя бы сменить ее на нужного человека. Сколько судеб было бы разбито, сколько судов назначили бы смертный приговор, и это все десятилетиями хранили от Канцелярии в ее же стенах. Покойный герцог Виару и отец Лерана решили, что стены женского монастыря — это лучшее место для сохранения документов, способных погрузить все королевство в смуту.
Вот только среди всех этих сокровищ Леран искал один единственный документ. В том, что он был здесь, граф не сомневался, но все-таки ужаснулся своей находке, когда нужный лист бумаги попал к нему в руки. Он несколько минут смотрел на него, не отрывая взгляда, стараясь запомнить каждую строчку, достал еще несколько важных приказов и спешно закинул все в сумку. Из библиотеки он вышел так же незаметно, как в ней появился. Охраняя от посторонних глаз свою ношу, он, словно тень, прошел по замку и скрылся в своей комнате. Здесь граф спрятал почтовую сумку в единственный, известный только ему тайник в стене, взял два мешочка монет и так же незаметно направился из замка в конюшню.
Самостоятельно оседлав неприметную лошадь, он поспешил к городу, успев как раз к закрытию салона мадам Ботье.
На громкий и продолжительный стук, двери распахнула Кама. Она была раздражена и неприветлива, и уже хотела высказать многое тому, кто ее потревожил, но, увидев на пороге Лерана, сразу смягчилась.
— О, г`раф Виару, чем могу вам помочь в такой поздний час?
— Кама, город продолжает развлекаться, о каком позднем часе вы говорите?
— Проходите, г`раф, — она распахнула двери и пригласила нежданного гостя в салон. — Я бы тоже готова была веселиться, как и город. Тем более что мадам уже давно… сарфи…
Леран, конечно, понял, что его бы с большей радостью встретили в другое время, но виду не подал. Хотя нужно было отдать Каме должное — держалась она не хуже королевы — ему еще никто не высказывал замечаний о его визитах. Даже Рика никогда не могла ему возразить. К тому же Кама была весьма недурна собой, с прекрасными манерами и превосходным воспитанием…
— Мне нужно платье, — сказал он, переставая рассматривать женщину.
— О! — восхищенно вскрикнула Кама и усадила гостя за стол. — Тогда расскажите зачем. Я вся в нетерпении. Для свидания, помолвки, свадьбы, выхода в свет? Размеры те же? И когда его необходимо подготовить…
— Нет, — остановил поток ее слов Леран, — размеры другие, — он заметил, как Кама перестала улыбаться, а в ее взгляде проскользнуло разочарование, — платье мне необходимо сегодня, сейчас. Лучшее, которое у вас есть.
— А какой титул у вашей спутницы? — поинтересовалась Кама то ли для выбора платья, то ли для удовлетворения собственного любопытства. — И какой характер носит встреча?
— Обойдемся без титулов. А характер приватный.
— Оно должно легко расшнуровываться? — продолжала Кама.
— В прошлый раз вы не задавали подобных вопросов.
— В прошлый раз я прекрасно понимала, каким должно быть платье и видеть, как оно будет выглядеть, и когда в нем будут блистать. А здесь, граф, мне нужно знать ваши желания. Так какими они будут? Я так понимаю, что ваша девушка подчиниться любому вашему желанию. Поэтому смелее. Я знаю тайны очень многих, но никто не услышит от меня ни одной.
— Поэтому я и пришел к вам.
— Желания, г`раф…
— Никаких желаний, Кама. Она должна быть счастлива и чувствовать себя богиней. И да, пусть будет красный.
— Почему красный? — удивилась ассистентка мадам.
— Просто сделайте.
На выбор платья они потратили не меньше часа. Все не нравилось графу, все было слишком обычным и простым, слишком вычурным и пафосным. Впервые видя такую щепетильность в выборе у мужчины, Кама была озадачена и растеряна.