В коляске меня вывезли к санитарной машине. Кстати, когда ходил, даже забыл, что у меня болит рука. В госпитале, когда привезли в палату, сделали еще один укол (первый — перед надеванием протезов). После той поездки на завод на примерку мы были уже «ученые», поэтому мне выписали брать с собой обезболивающие уколы. Воодушевление у меня было приличное, и я решил пройти путь до нейрохирургического отделения. Посадил на свою коляску бойца, встал и, держась за коляску и толкая ее, повез его по маршруту. Над нами подшучивали: «Битый небитого везет». Но я был доволен до обалдения: ноги уже слушались.
Затем вернулись обратно в палату. Я решил протезы не снимать, попробовать, сколько смогу, в них просидеть. Минут через тридцать такого сидения сильно заныли бедра. Сосуды были еще непривычны к тому, что их пережимают. Еще через полчасика я уже не мог так сидеть, да и рука разболелась, снял протезы…»
Нелегко давались первые шаги. Это все равно, как заново родиться. Мучили боли в руке, тренироваться можно было только после обезболивающего укола. Однако на каждый день он ставил перед собой новую цель, и каждый день приносил ему пусть небольшую, но все-таки победу.
На третий день таких тренировок Бурков передвигался уже самостоятельно, но пока пользовался тростью. Костыли ему не понадобились ни разу. Одну ночь он даже пробовал спать в протезах — экспериментировал, но, проворочавшись часа три без сна, вынужден был снять их. Одним словом, дело ладилось. На радостях, Валерий сфотографировался «на ногах» и послал этот снимок матери.
Тренировался в ходьбе Валерий чаще по вечерам, когда меньше донимали боли. После одной из таких тренировок его пригласили на чаек дежурные медсестры, собравшиеся в ординаторской. Валерий, уставший порядком, пребывал в хорошем настроении, балагурил, спел медсестрам сочиненный им самим шутливый куплет: «Я помню глаз твоих цветенье, когда осенним теплым днем явилась ты, и я в мгновенье в тебя стал чуточку влюблен…» Девушки весело смеялись:
— А почему только «чуточку»?
— На большее пока сил нету, — ответил Валерий. — Вот научусь ходить по-настоящему, тогда посмотрим…
Валерий даже не подозревал, сколько, кроме медсестер, у него болельщиков. Пример, когда человек являет собой такую силу духа, которую мог проявить только по-настоящему стойкий человек, наверное, все-таки очень нужен людям. За Буркова переживали, болели, радовались его успехам все раненые в отделении. А один из них, товарищ Валерия по палате, майор Козлов, внешне бесстрастный человек, молча наблюдавший за «эволюциями» Валерия на уроках хождения, восхищенный упорством молодого офицера, даже письмо написал о нем командованию Челябинского штурманского училища: «Мужественный человек он…», — чтоб знали про своего питомца.
Пример Буркова, наверное, нужен был раненым солдатам, он ведь тоже помогал ребятам, вчерашним пацанам, держаться, выстоять каждому в своей беде.
Когда Валерий находился на излечении в клинике Военно-медицинской академии, был у них в палате один солдат, тезка Буркова, призванный из Киева. Пулей, прошедшей рикошетом, ему попортило лицо и повредило глаз. Парень казался угрюмым, держался замкнуто — в общем, ушел в себя. Валерий все пытался понять: что же так гложет раненого бойца? Потом узнал от ребят: парень решал для себя вопрос очень деликатный и, конечно, насущный: как примет его на «гражданке» девушка, с которой он подружился до призыва. Этот вопрос «больной» для всех ребят, покалеченных в Афганистане; здесь, в госпитале, хоть ты без руки, хоть без ноги — все на одинаковом положении, но вот когда они выпишутся, придется им по-настоящему трудно. Непростой это вопрос для таких ребят — найти свое место в обычной, нормальной жизни.
Бурков попытался как можно осторожнее вызвать тезку на разговор, на откровенность. Начал с того, что изложил ему свою точку зрения:
— Пойми, Валера, я это уже проверил на себе… Я понял, главное — чтоб ты был для них… как тебе сказать… с душой, что ли… и просто хорошим парнем…
Товарищи, присутствовавшие при этом разговоре, поняли замысел Буркова, поддержали его «партполитработу».
— Правильно он говорит. Перво-наперво — чтобы человеком был, понял, и тогда никто не обратит внимания на твои болячки. Обязательно найдется, и именно хорошая девушка, которая пойдет за тебя замуж…
Постепенно «партполитработа» сделала свое дело: парень повеселел, заметно было, что появился у него интерес к жизни. А как-то раз, в хорошем настроении, он признался Буркову:
— Вы знаете, товарищ капитан, я при вас стал даже улыбаться…
…С каждым днем он увеличивал продолжительность пеших прогулок. А когда подошло время переезда в подмосковный госпиталь (сюда Буркова перевели по его просьбе: он хотел оказаться ближе к Министерству обороны, чтобы все-таки решить свой вопрос), он не сомневался уже в том, что сдюжит и на большей дистанции. Путешествие от Ленинграда до Подольска заняло более двенадцати часов. Все это время Валерий пробыл в протезах. Приехав в Подольский госпиталь, еле-еле доковылял до палаты, которую ему указали. Однако, когда стал раздеваться, его новые знакомые сказали, что думали, у него только одна нога на протезе. Это обрадовало его, значит, не так уж плох, коль заслужил такой комплимент.
В подмосковном госпитале Валерий старательно тренировался каждый день, «отрабатывал» походку. Насчет походки… Этот вопрос не на шутку волновал его. Был случай, проходил мимо песочницы, в которой возились малыши, один из них пропищал: «Смотри, мама, дяденька, как дедушка старенький, идет, с палочкой». И он поставил перед собой цель — ходить так, чтобы окружающим и в голову не пришло, что он не на своих ногах. Вот добьется этой цели и тогда оденет военную форму.
Протезы по-прежнему причиняли большое неудобство, находиться в них подолгу было еще трудно, но все же Валерий принял решение ехать в отпуск самостоятельно. Ему предлагали, как это и положено, провожатого, но он отказался: «Обойдусь: жизнь заставит и научит…»
Вот что писал он о своих планах на отпуск и на то время вообще:
«Цель — ходить так, чтобы меня оставили в армии. Ходить без палочки.
Второе — снять диагноз по легкому, по туберкулезу, чтобы не было лишней заминки при решении моего вопроса.
Третье — заручиться поддержкой (то есть в том, что меня берут в такую-то часть для прохождения службы) перед тем, как начать решать свой вопрос в Москве.
Что надо сделать для достижения этих целей:
Первое — уяснить, надо ли удлинять левую ногу для того, чтобы хорошо ходить, и, если надо, где оперироваться: в Ленинграде, Кургане или в ЦИТО?[6]
Второе — договориться с Ленинградским институтом ЛНИИП[7]о том, чтобы они положили меня к себе на протезирование.
Третье — попасть в Киевский туберкулезный санаторий (путевка у меня в Полтавский).
Итак, маршрут отпуска:
Ленинград — проконсультироваться насчет ноги и договориться о протезировании.
Киев — в медотделе округа переоформить путевку, пытаться заручиться в штабе ВВС округа вакансией в зональном центре, подлечить легкое, проконсультироваться насчет левой ноги и протезирования.
Москва — заехать в десятых числах февраля на примерку протезов.
Курган — попасть на консультацию к Илизарову.
Челябинск — проведать маму и заручиться насчет моей прежней должности — как один из вариантов, это тоже «на предмет» будущей службы.
Москва — Подольск, возвращение».
Маршрут себе он наметил такой, что не каждому здоровому под силу. Но он понимал, что должен пройти через это, через любые мытарства, чтобы добиться своей цели.
И вот Буркова привезли на Ленинградский вокзал и оставили его там одного, как он и просил. Ждать, пока подадут поезд, оставалось минут сорок. Присесть было негде, и в ожидании посадки он почувствовал сильную усталость. Даже, был момент, пожалел о своем решении, показалось опрометчивым остаться без провожатых. Много хлопот причиняла дорожная сумка; она не была тяжелой, но левой рукой он ее поднять не мог — сна была занята тростью, а правая еще не восстановилась толком после операции, пальцы слушались плохо. Добро, мимо проходил прапорщик, Валерий попросил его донести сумку.
В купе спал, не раздеваясь: постеснялся пассажиров, не стал при них снимать протезы. Зато утром, как доехали до Ленинграда, выйдя на перрон, почувствовал себя неважно: ноги-то не отдыхали — с большим трудом дотащился до стоянки такси. Очередь, как на всех вокзалах, длиной не меньше, чем на час терпения. Бурков пристроился было в хвост очереди, но тут водитель подъехавшей машины — женщина, заметив, что с парнем что-то неладно, окликнула его и, открыв дверцу, пригласила в кабину. Понятно было, отчего ему оказывают предпочтение, стало стыдно за свою дрянную походку — значит, всем бросается в глаза, что он на протезах. Но делать нечего, извинившись перед пассажирами, он пошел на посадку без очереди.
Время не ждало, с ходу принялся за осуществление намеченного: консультировался у врачей, договаривался в институте насчет новых, более приличных протезов. Хлопот было много; в общем, пришлось походить. В первые дни ноги так уставали, что впору остановиться и лечь посреди улицы. Но через неделю расходился и уже удивлялся самому себе: «Надо же! Еще и хожу…»
Здесь, в Ленинграде, Валерий встретил Новый год — 1985-й. Праздник отмечал с друзьями. А накануне почта принесла радостную весть: звонили из Кабула, сообщили о присвоении Буркову внеочередного воинского звания — «майор» и награждении орденом боевого Красного Знамени.
Представлен он был к ордену за боевую работу «по совокупности», а главным образом, за бои под Кандагаром.
В этом районе оперативная обстановка считалась особо сложной. «Зеленка» располагалась вдоль трансазиатской магистрали, проходящей через Кандагар. На некоторых участках моджахеды здорово допекали, не пускали вглубь, туда, где были упрятаны их базы, склады оружия.